Любимой темой Карло был, так сказать, анализ того, как во время боев сгорают истребители, как в них погибают пилоты и какие разновидности смерти они принимают в бою.
– Вот, предположим, у тебя сгорели движки и ты болтаешься в космосе с запасом кислорода суток эдак на пятнадцать, да? – говорил он. Его привычка чуть не каждую фразу заканчивать этим вопросительным «да» тоже могла бы раздражать, если бы Том не примирился с этим с самого начала. – Тебя уносит, расхождение с курсом матки градусов сорок, и нет никаких шансов вернуться на требуемое схождение и уравнять скорости. И ты сидишь один на один с космосом в своей кабинке, смотришь на звезды и подсчитываешь, сколько тебе еще осталось вдохов, да?
– Могут подобрать, – отвечал Том-Пол, – если электроника еще действует и можешь подать сигнал на матку.
– Да кто тебя будет спасать, парень? Мы же бросовый материал, мы же одноразовые бойцы, мы же… Да?
– Не думаю, что там настолько жестоко. К тому же истребитель тоже имеет ценность, даже подбитый. В конце концов его отремонтировать можно.
– Ты не понимаешь, да? У них на этом самом «Кромусе» на складах, в разобранном виде, наверное, тысячи три истребителей! Станут они об одном волноваться? Ты же не наклоняешься за лишней спичкой, если она у тебя из коробка выпала?
– Я давно спичками не пользовался, – честно признался Том, вздохнув. – Может, и стал бы, если бы запас этих спичек был ограниченный, конечный.
– А если она в лужу упала и уже не способна загореться?
– Если бы я оказался поблизости, я бы тебя спас.
– Вот то-то и оно, что если бы… К тому же ты сначала окажись там, ладно?
Такие разговоры порой изрядно мешали жить, но следовало быть контактным, потому что в этой среде, между будущими пилотами истребителей и экипажами корветов, постепенно, медленно, не очень уверенно, но вполне заметно, даже на взгляд отстраненного Павла Вревски, устанавливалось что-то вроде сплочения, будущего боевого братства, вполне солдатского содружества.
Вот что Тома интересовало более всего и о чем он тоже иногда думал в этот период: с кем же там, в глубоком космосе, мекафы могут воевать? Он знал, вернее, ему загрузили в одной из программ, что это что-то вроде инсектоидов, вполне разумных или полуразумных насекомых – нечто, называемое «саранчой космоса». Но Том не был в этом до конца уверен. «Губки» могли пойти и на такую штуку, как подлог, искажение реального положения дел в собственных интересах.
Тому даже пришлось постараться и выкинуть из всех программ, которые в него загружали, довольно большие объемы ненависти к «насекомым». Зачем он так поступил, Том и сам не мог бы объяснить. Но он захотел и сделал, справился. Помогла прежняя практика лодирования, умение выделять некие куски из некритически воспринятого под загрузкой материала и позже вырабатывать к нему собственное отношение. Он стал об этом размышлять, и тогда… на него снизошло откровение. Он почти все понял.
Он вдруг понял, почему у него не получается управлять истребителем. В его сознании существовал очень высокий норматив для того, что он должен был делать в кабине в качестве пилота. По сути, Том пытался сразу оказаться очень профессиональным, умелым и точным исполнителем тех функций, которые в него загружали. А так как мозги его еще не справлялись с этим, происходил некий конфликт, который Том пока не мог разрешить. Тогда он повел себя иначе, даже под загрузкой оставаясь, в принципе, очень нетребовательным и разумным, насколько под ней можно было оставаться разумным, и стал учиться первичным, самым элементарным ходам, движениям и действиям. И тогда… Тогда у него не очень внятно сначала, но все более уверенно стало получаться.
По прошествии некоторого времени его вдруг снова перевели в пилоты малых кораблей. И тогда Том даже удивился, как же он не умел сдавать те тесты, которые ему предлагались в «свернутом», программном виде. Кажется, его снова провели по всем этим схемам обучения, второй раз, едва ли не с самого начала, но теперь все показатели у него были весьма солидными, уверенными. Даже врачиха, которая отслеживала загрузку, удивилась, сказав однажды:
– Не знаю, что и думать, Вревски. Мы вообще-то поставили на вас крест, вы откровенно не справлялись. Но теперь, как я посмотрю, вы один из лучших. Как вам удалось?
– Не знаю, мэм, я просто… постарался.
– Слабое объяснение, – буркнула врачиха. – Но если… Нет, все равно не понимаю. Зато теперь вы не сгорите в первом же бою. – Она даже попыталась улыбнуться. – Вы теперь будете получше, чем ваш дружок Марини. Вы ведь с ним, кажется, дружите? – В подтверждении она не нуждалась: про каждого из курсантов ей было известно очень многое, если не сказать почти все. – Пожалуй, вы уже изрядно нагрузились – часов за тридцать ваша загрузка перевалила.
– Я думал, больше, – признался Том.
– Вы вначале… туповато выглядели. Мы думали, что и половинной скорости лодирования не выдержите. – Врачиха еще подумала. – Вот что, пришло время, Вревски, посадить вас на нормальный, а не программный имитатор. Желаю успеха!
Имитаторы истребителей были сделаны как очень дорогостоящие, но вполне адекватные аттракционы, в которых каждый из курсантов попадал как бы в режим настоящего боя. Иногда, на начальном этапе, с ними «играл» компьютер, но наиболее продвинутых заставляли играть друг против друга. То есть имитаторов было два, и это, как ни удивительно, подстегивало очень важную человеческую составляющую – стремление к первенству. С компьютером это у многих не получалось, они внутренне сдавались еще до «поединка», а с людьми вполне выходило.
К тому же имитаторы были очень точными. Даже перегрузки в них создавались гравитационными приставками. В партнеры Тому выделили все того же Карло, который на таких вот имитаторах тренировался уже пару-тройку месяцев. Поэтому он полагал, что справится с Полом легко, но… Они провели первый бой, потом второй. Том-Пол, конечно, взмок, и у него даже брюхо заныло от перегрузок, и круги перед глазами отчетливо поплыли, но он выиграл. И, как ему показалось, без труда. По крайней мере, ему ничего остроумного и придумывать не пришлось. Не дошло у них дело до того, чтобы он искал выход из ситуации через какой-то очень уж необычный ход-шаг-прием.
Том все проделывал по стандартной схеме боя, какой его и учили под нагрузкой. Только получалось у него лучше, чем у Карло, – быстрее, резче, точнее и, следовательно, эффективнее. Он победил едва ли не за явным преимуществом, как это называется в боксе. Уже в душе Карло ему сказал:
– Ты бы, Паоло, предупредил, что так дерешься, я бы не рассусоливал…
– А ты и не рассусоливал, ты сразу попробовал меня сжечь.
– Ну да, – вынужден был согласиться Карло. – Но я хочу сказать, что я бы… уважал тебя больше. А так-то я думал, ты – новичок, едва из-под лодирования выполз, чего с тобой чикаться?.. И проиграл.
Это здорово подняло статус Тома-Пола в среде таких же курсантов. Кто-то даже предложил ему посоревноваться, «посражаться», как все тут называли эти тренировки на имитаторах, но на это уже не хватило времени. Внезапно все тренировки закончились, и их стали постепенно, небольшими партиями отправлять служебными челноками на корабль, где они должны были принимать настоящие истребители – боевые машины.
И тут тоже не обошлось без приключений. Том уже сидел в компании других курсантов в обычной черно-синей форменке в зале космопорта с небольшой сумкой личных вещей, как вдруг туда чеканно, как всегда, вошла небольшая команда секуритов. В своих красных мешковатых мундирах, с тяжелыми станнерами наперевес. Руководил ими какой-то очень мрачный тип, с выраженными негритяно-арабскими чертами лица, жесткий, словно жесть.
Они заняли положение у выхода, пассажиры слегка заволновались. Том тоже напрягся. Не мог он спокойно смотреть на эту форму, на этих вооруженных людей. А старший секурит стал медленно всех обходить, вглядываться в лица. Тут-то их, курсантов, и пригласили на посадку.