Вот эту проблему вообще-то тоже полагалось бы решить. «Что я буду делать, – подумал Том, – когда настанет такой момент?» Дело в том, что неизвестно же, что с ним будут делать. Если его просто расстреляют, тогда скорее всего он выбрал бы расстрел. А если над ним начнут, как он полагал, экспериментировать, заживо выжигая рассудок, выявляя его возможности, – тогда и смерть от удушья не слишком страшна.
А еще Извеков попробовал думать о Нго. Она ему нравилась сейчас, она была чем-то светлым, без чего он не продержался бы на платформах так долго, и с таким… едва ли не удовольствием. Она ему многое дала.
А он ушел, не попрощавшись… Теперь оставалось только надеяться, что все у нее будет хорошо, что ее не станут «трясти» больше, чем необходимо, что в конце концов она родит и построит свое маленькое счастье. А его забудет, как забывала, вероятно, других неудачников, которых и прежде встречала в жизни.
Потом Том вошел в гряду, мертвую и темную на первый взгляд полосу возвышенностей и провалов. Пока он держался прежней глубины, все было почти нормально, но когда попробовал спуститься, корпус начал трещать. И тогда, под этот треск, Извеков понял, что не будет всплывать. Он останется тут, на дне, под обломками искореженного давлением бота, в этом самом кресле, и его тело, конечно же, скоро обнаружат какие-нибудь местные твари, которые им займутся, избавив от проблем похоронное бюро компании там, наверху, где светит солнце и живут остальные люди.
7
Том уже довольно долго и внимательно присматривался к бую, которым эти новые боты оказались оснащены. Это был довольно сложный прибор, с многочисленными функциями и возможностями, которые у Извекова, когда он стал буй оценивать, сложились вдруг в весьма примечательную схему.
Вообще-то схема эта не была для буя штатной, рассчитанной инженерами при проектировании. Но Том вдруг подумал, что если бы вот эта фигнюшка заработала чуток иначе, а вон та приняла бы сигнал не так, как рассчитано, а по-другому… Том и сам не очень-то понимал эти мысли. Они были, можно даже сказать, неправильными, потому что все, что сделано человеком в технике, всегда и везде работает именно так, как придумано, как нацелено, как она единственным образом может и должна работать. Но тут было что-то еще, что его очень заинтересовало. Он мог бы… «попросить» эти детали и блоки работать иначе и почему-то был почти уверен, что у него получится.
Это было похоже на те проекты, которые Извеков делал еще в Ярославле, вот только касались они не мощных силовых машин и установок, а микросхем, электронных «мозгов» приборов и какого-то другого, иного, не заложенного проектом смысла и назначения. Мысль о том, что уже сложившиеся приборы можно «лепить», как ребенок лепит что-либо из пластилина, была бы ересью… Опять же, если бы он не был так уверен в себе и в том, что думает правильно, что у него все может получиться.
Так было и на этот раз с этим буем и с приборами связи его бота.
Извеков еще разок все обдумал, проверил, хватит ли ресурсов его лодочки, и оказалось, что все возможно – техника справится, если он не переборщит, разумеется. И Том принялся за дело.
Он сделал неожиданную штуку. Переползая через хребет, который теперь казался мрачным, словно вход в преисподнюю, Том выстрелил этот буй и установил с ним связь. То есть где-то там, наверху, под заходящим солнышком, как и полагалось по времени, теперь болтался прибор, который находился в его полном подчинении.
Посредством этого буя Извеков попробовал установить связь с обычной добывающей лодочкой, которую должен был занять, чтобы… выйти на свою смену. И вот выяснилось, что при некотором навыке возможно было дистанционно управлять и ею тоже. Том так и сделал. Дал приказ этой самой лодочке выйти из подводной части платформы и направиться к тому району, который он и должен был обслуживать. А сам тем временем продолжал пилотировать свою крохотную субмарину, выжимая из ее двигателей все, что только возможно.
Спустя какое-то время Извеков даже почувствовал, что, несмотря на огромную нагрузку – пилотирование двух лодок одновременно, одной реально, а второй дистанционно, – он получает от всего происходящего удовольствие. Правда, это было нелегко. Мозги почти кипели под черепной коробкой, но худо-бедно Том пока справлялся. «Ничего, – думал он, – если все получится, это даст мне несколько дополнительных часов. Пока они додумаются, что в добывающем боте меня нет, пока сообразят, я пройду еще сотню миль, а если получится, даже больше…» Вот только следовало очень точно помнить, какую именно панель он сейчас перед собой видит – дистанционного добытчика или той лодки, которую гнал и гнал вперед, словно скакуна.
А потом, во время одного из контактов с добытчиком, к нему пришел запрос с платформы. Голос, удаленный на слишком большое для таких передатчиков расстояние, был глухим, невыразительным, но особого впечатления Тому производить сейчас и не требовалось. Оператор запрашивал:
– Добытчик Монк, отзовитесь!
Том снова, как будто ему не было жарко настолько, что спина взмокла, быстренько обозрел болтающуюся перед ним камеру. Жалко, он не умел ею по-настоящему пользоваться, не привык… Но все же понял, как может транслировать сигнал на буй, находящийся где-то сзади, и сделал себя в очень крупном масштабе съемки, чтобы никто на контрольном посту не разобрался, что он не в комбинезоне, а в повседневной форменке.
Сигнал, как Тому показалось, никак не хотел устанавливаться, потом все же что-то стало получаться. Наверное, и на посту видели его не очень, но техника была новая, и, может быть, оператор подумает, что в этом все дело?..
– Я – Монк, вышел с платформы для работы.
– Монк, ты не получил задание. Меняю тебе рабочую зону. – И оператор на том конце оглянулся в невидимый для камеры угол. – Сегодня придется поработать…
Он назвал квадрат морского дна, который находился от платформы совсем неподалеку. Том повернулся к своей карте, проверился, еще раз проверился… Эта зона контролировалась всеми спасателями, всеми средствами платформы со всех углов, сторон, зон и румбов. Ребята явно хитрили. «Ну что же, – решил Том, – попробуем схитрить и мы».
– Вас понял, иду в новую зону.
– А вообще, Монк, на технический инструктаж надо являться. Я доложу начальству, что ты ведешь себя… нахально.
– Понял. Что ж, ребята, у вас такая работа. Конец связи.
И тут же, словно сам сидел в кабине добытчика, изменил курс бота. Снова пришлось вести две лодки сразу. Причем теперь он еще больше обращал внимания на то, чтобы движения его дистанционного добытчика были естественными, чтобы никто не усомнился в его присутствии… «Только бы они не проверили наличие спасательного бота, – думал Том. – Если обнаружат, что его нет, то непременно сообразят и начнут записывать, ловить, локализовать сигнал, по которому я управляю добытчиком». А это значит, что все, что он сейчас делал, напрасно. Этим сигналом он обнаружит себя вернее, чем если бы собственной рукой проставил свой курс на их картах. С указанием скоростей, течений и засечек времени.
Но главная трудность была впереди. Тому следовало еще начать работу. А вот как это у него получится, он совсем не представлял. Как вести эту машинку и через буй, связь с которым скоро начнет помаленьку срываться, дистанционно управлять пятью патрубками? Как контролировать добытчик в пространстве, набивать корзины рудой и при этом, возможно, разговаривать обнадеживающим тоном с контрольным диспетчером, чтобы он ничего не заметил?
И чтобы это получилось, Извеков быстренько проверил, на что способен. Оказалось, что его внимания и сосредоточения не хватает. Все же не привык он еще к той лодочке, с которой должен был работать на новой платформе. Да и не было в спасателе тех манипуляторов, к которым он привык. А это значило, что некоторые управляющие сигналы он должен был вводить с клавиатуры спасателя… Клавиатура и была главной трудностью. Работая на ней, невозможно ощутить нагрузку на руки, которые должны ощущать сопротивление породы, должны чувствовать положение других рабочих манипуляторов. «Нет, – решил Том, – по-настоящему у меня не получится». Но он все же прогнал раз, другой, третий пробные действия, чтобы знать, как будет работать.