Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Кам ту Марракеш… Кам ту Марракеш…»

Моча пахла этой бомжихой. Вода в ванной и зубная паста тоже пахли ею. Вспомнил, что звонил Серафимыч, и скривил лицо. Плакать слезами не могу после армии.

В автобусе так сильно пахло бомжихой, что я все оглядывался, искал, может быть, где-то рядом сидит бомж, а я не вижу.

За окном в черном салоне легковушки заразительно и неслышно для меня захохотал водитель.

Дождь. Сижу в ЗАО «Горнопроходческих работ I». Старое здание на Малой Дмитровке. Они роют тоннели. Димка придумал для них слоган: …И БУДЕТ СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ.

Потом на запись в «КРАФТ ВЕЙ» недалеко от станции метро «Алексеевская». Устал уже от подобострастных, проплаченно-радостных отчетов про 850-летие Москвы.

Потом надо было ехать к Юлии Алексеевне.

На улице Чехова проезжающая мимо легковая машина с зеркальными стеклами резко схватила мое отражение и уволокла с собой. Я растерялся и замер перед дорогой, как перед пропастью.

шестнадцать

Я вдруг заметил, что на мне улыбающееся лицо.

Как хорошо, что он позвонил! Хорошо, что мы снова встретились. Ехал и все собирал улыбку на лице, прогонял ее, а она снова проступала изнутри. Смешно, что все-таки боялся, что Суходолов «голубой», задолбали, бля, советчики всякие и завистники. И как всегда не было денег угостить его Массандрой, что за жизнь, бля…

Был в ЗАО «Вторчермет» — тоже отчитались по 850-летию. Усталый возвращался в душном автобусе. Выпукло золотился пруд. Много купающихся. Так захотелось искупаться.

Сейчас приду домой, переоденусь, куплю баночку джин-тоника и тоже пойду купаться, как молодой француз. Выгреб рекламки из ящика, кроме них, там ничего и не было. Зашел в свою комнату в пещере, посмотрел на матрас и понял, что спать хочу больше чем купаться. Разделся и лег. Лежал и успокаивал бьющееся сердце. Считал до десяти и наоборот. Дрочил просто так, чтобы успокоиться и не думать ни о чем. Зазвонил телефон. Блин, надо было выключить!

— Анвар, ты чего сейчас делаешь?

— Дро… так, ничего, Ксения.

— Анвар, мне вырвали зуб, я сейчас отхожу от заморозки, может быть, встретимся?

— Ксения, как хорошо, что ты позвонила! Я так хотел искупаться, а пришел и спать лег.

— А, ну ладно, прости, что я… просто Гарник уехал на какие-то свои переговоры.

— Да нет, нет, обязательно встретимся, искупаемся. Я все лето хотел искупаться. Ты где сейчас?

— Я? Я не знаю, я спрошу.

Я засмеялся.

— Ну да, я же на «Водном» стою.

— Садись на семьдесят второй и доедешь прямо до «Байкала», я буду ждать тебя на остановке.

— А как ты думаешь, мне можно пить после анестезии?

— Давай встретимся и там решим.

Так было радостно на душе. Я немного полежал, слушая, как бьется сердце. Потом оделся. Подвернул снизу джинсы и босиком вышел на улицу, радуясь от этого, как городской мальчик в деревне. С радостным чувством в душе прошел мимо этой грустной заброшенной «Волги», купил в киоске две зеленые банки джин-тоника. Сидел на корточках возле остановки, ждал автобус и с радостью слышал за спиной лай собаки, звук плюхающихся тел, крики детей, тихое радио из открытых дверей машины, большое гудение города. Солнце жарко давило на веки, холодные банки джин-тоника стояли на земле передо мной. Подъезжали автобусы, выходили люди, смотрели на меня и, наверное, думали, что я жду свою девушку. С радостью покурил, но пить не стал. Появился длинный семьдесят второй. Она вышла из дальней двери и поразила меня своей красотой. Короткие черные волосы, черные, блестящие глаза и белое трикотажное платье до пят. Оно так облегало ее фигуру, и оказалось, что она худенькая и очень стройная.

— Ты сидишь тут такой пафосный, как хулиган.

— Так здорово, что ты позвонила, я б так никогда и не собрался купаться, наверное. А уже лето. Лето, а вот только казалось, блин, как время летит.

— Я, наверно, не буду пить, Анвар, мне же анестезию делали, еще как-то не так повлияет.

— Ладно, Ксень, надо подождать.

— Ой, смотри, Анвар, какой котя, прямо как наш Женька, — она проводила взглядом маленького мальчика с мамой. — А покажи, как ты показываешь, как наш Женька улыбается незнакомым.

Я замер, доверчиво и беззащитно посмотрел на нее и вдруг широко улыбнулся, будто защищаясь. Она счастливо засмеялась.

— А ты знаешь, мы однажды с Гарником ругались, не однажды, мы теперь всегда ругаемся, а он лежал в кроватке, и мы что-то замолчали, знаешь, как передышка. И вдруг он говорит: «Папу жалко». Мы даже испугались: кто это сказал?

Я засмеялся.

— Почему папу, а не маму? Может быть потому, что он мальчик, как ты думаешь, Анвар?

— Не зна-аю.

Мы обошли пруд, сели в траве. Я открыл банку.

— Интересно все-таки, можно мне пить или нет, как ты думаешь?

— Думаю, что уже можно.

— Почему?

— Анестезия, это же не антибиотик, понижающий давление, правильно?

— Думаю, да.

— Тогда можно. Спиртное опасно только вместе с понижающим давление препаратом, точно.

— Думаешь?

— Точно, я прямо почувствовал сейчас, что можно и ничего не будет.

— Тогда выпью. Ты будешь виноват, если я умру, и наш Женька останется сиротой.

— Не дай бог.

— Не дай.

Мы стукнулись с ней тонкой жестью банок и выпили. Тонкие пальцы ее казались морщинистыми, как у многих брюнеток.

Холодный, радостный и приятный запах новогодней елки. Я крутил банку в руке.

— Так надоело, Анвар, эти любовные романы переводить! Мне кажется, что у меня из-за них зуб разболелся.

— Да?

— Ладно, если б были французские, а то ведь американские.

— А сколько они тебя платят?

— Шестьсот долларов. А где Гарник может быть, как ты думаешь?

— Он же что-то про итальянцев каких-то говорил, что он будет насчет дизайна их торговой марки говорить.

— Вкусный этот тоник, я именно Greenalls люблю, Анвар.

— А я только его и беру, Ксения.

— Ой, смотри, Анвар, какая маленькая котя!

— Кто?

— Девочка, маленькая, как наш Женька.

— Где ты их видишь всех?

— Да вон же.

— А, там. А где Женька?

— С бабушкой, на даче. Я тоже хотела уехать. Анвар, а ты Асельку любил?

— Я… я тут зимой так напился, что понял, что я все-таки очень сильно ее любил, Ксения.

— А она тебя любила?

— Иногда, кажется, что любила, а иногда, кажется, что нет.

— Прости.

— Нет ничего, уже проходит. Да, проходит. Время — лучший доктор, говорят.

— Хорошо, что у вас детей не было.

— Славу богу, Ксения. Если можно так говорить.

— Тебе тогда совсем плохо было бы, да, Анвар? Ты бы скучал по сыну?

— Точно, Ксения, э-эх…

— И не говори, Анвар.

Вода блестела ртутью, и гладь пруда казалась дырявой, эти дыры переливались с волны на волну, растягивались во все стороны.

— Я не буду купаться здесь, Анвар, тут какая-нибудь зараза плавает. А они еще и детей здесь купают.

— В «МК» смотрел, Ксения, этого пруда не было в числе запрещенных для купания.

— Да? Анвар, а ты кого в детстве больше любил, маму или папу?

— Смешно, Ксения, у меня в детстве всегда спрашивали: а ты кого больше любишь, папу или маму?

— Да? А у меня нет. У меня же папы не было.

Я закурил.

— Ты, наверное, любишь эти сигареты, я заметила, что ты их всегда куришь.

— А-а, они для меня все на один вкус, я вообще хочу бросить это дело.

— А можно я у тебя закурю сигаретку?

— Ты чего, Ксения?

— Захотелось.

Я щелкнул зажигалкой.

— Противно. А я ведь раньше курила. Можно, я загашу?

— Га-аси, Ксения.

— А я ведь раньше толстая была.

— Я помню, когда вы с Гарником познакомились.

— Что, очень толстая?

— Ну не так, чтобы очень, сейчас ты другая.

— А меня парень бросил, он оказался «голубой», я была в депрессии. А потом Гарника встретила в вашей общаге. А ведь ты первый пригласил меня на танец.

27
{"b":"315742","o":1}