Это был «мой домашний» телефон. Я даже удивился. В трубке голос Германа. Мне в первый раз звонили по московскому телефону, а не на вахту в общаге. Он сказал, что придет. Они с Соней жили почти рядом, на «Тимирязевской». Я объяснял дорогу, а потом решил встретить, чтобы он не заблудился. Подождал немного и вышел. Прошел мимо этой брошенной, заснеженной «Волги», возле нашего подъезда. Начиналась метель. Над фонарями шипел, шуршал и клубился огромный снежный шар. Легковые машины, грузовики, трамваи, освещенные светом своих фар, светом фонарей, под густым снегом казались маленькими, игрушечными. Снег не был виден в темноте, но от снежинок у меня чесалось лицо. Зашел в магазин, вздохнул в свободном от снега пространстве, купил пельмени. Ждал Германа напротив кинотеатра «Байкал», но он появился с другой стороны, из-за угла магазина, шел, как всегда чуть склонившись набок. Карман старой куртки, в которой он еще в институт ходил, оттягивала большая бутылка «Мартини». Я смотрел, как он идет, как бутылка тянет карман, и мне так стало жалко нас, всех приезжих в Москве.

— А я без машины, мужик. Меня лишили прав. У тебя нет прав?

— Какие права, Герман, смеёшься, что ли?

— А, ну да.

Он сел в кресло, смущенно осматривался. Я поставил пельмени.

— Так, мужик, я должен тебя предупредить, — он приподнялся, и подлокотник кресла остался в его руке. — Это клей ПВА нужен. Берешь ПВА и клеишь, — он установил подлокотник на место, и стукнул кулаком. — Значит так, я скоро напьюсь и скажу тебе: давай блядей позовем? А ты мне скажи: так, мужик, успокойся, не надо блядей.

— А как я пойму, что ты напился, Герман?

— На самом деле я и так уже пьян. Значит так, я скажу: давай блядей позовем, и еще начну по поводу и без повода говорить «цимес». Как услышишь «цимес», все, значит, я готов. Соня уже знает и смеется надо мной, особенно когда я хочу скрыть, что бухал.

— Ясно.

— Нет, я не буду, ты ешь сам, я дома поел.

— Ну, смотри, Герман.

— С Соней поругался. Пашку жалко, маленький еще, не понимает.

Было удивительно слышать это от Германа, он всегда скрывал все своё.

— Пашка меня поймет, конечно, но это сколько времени ждать придется?

Потом, как всегда, вспоминали общагу, и он говорил, что всех там имел, кого хотел.

Мне было радостно, что он пришел в такой тяжелый вечер, и я могу быть гостеприимным, приятно, что он смущенно осматривался, и даже приятно было, что он поссорился с Соней, и я от счастья льстил ему.

— Все-таки трудно мне понять женскую психологию, Герман.

— Я даже Корзунскую имел!

— Да ты что?!

— Ей-богу! Она у меня в рот брала.

— Дану?

— Точно тебе говорю, причем сама, точно тебе говорю!

— Корзунская?!

— Вот ей-богу! Я даже жениться на ней хотел.

— Слушай… да-а. Удивительно! Даже представить себе не могу.

— Причем весь цимес в том, что она сама от этого кончила, такое я видел первый раз в жизни.

— Кончила, когда в рот брала? Испытала оргазм, от того что…

— По идее, любое место, где есть слизистая, при трении может вызывать оргазм.

— Даже ноздри?!

— И ноздри, но это если только мизинцем трахать, что ли? А потом Соня появилась, и было полное ощущение судьбы… Пашку жалко.

— Представляешь, Герман, точно такой же ковер с оленями висел у нас дома, в деревне.

— Да-а, точно. И у нас, ну там, дома, у бабушки в спальне, — он покачал головой и засмеялся. — Давай выпьем, брат.

Мы выпили. Было приятно молчать и чувствовать общность.

— А давай блядей позовём? Сюда можно?

— Герман, ты же сам говорил.

— Так, мужик, не пизди, ничего я не говорил!

Скулы приятно отяжелели, казалось, что губы набухли и вывернулись. В ногах появилась легкость, и руки летали рядом с телом, будто сами по себе. Я осмотрелся, не узнавая комнаты. Герман тоже осмотрел комнату.

— Газет нет? «МК» или «Из рук в руки» хотя бы? Там объявления насчет досуга.

Я искал. Даже заходил в пещеру, блуждал по коридорам, составленным из старых шкафов и шифоньеров.

— Это смешно, Герман! Нет ни клочка. Вот, правда, какая-то строительная газета.

— Не то, тут только про евроремонт объявления… Мне тоже надо ремонт делать. Придется на Тверскую ехать.

— Да ладно, не надо, Герман. Потом как-нибудь.

— Я же органайзер с собой специально взял, — сказал Герман. — А денег нет, придется домой ехать за деньгами.

Мне было так неловко, что у меня мало денег, что я вдобавок ко всему ему еще и должен. Я достал припрятанную бутылку шампанского.

— Новый год же наступил, Герман!

— Да, на горло.

Мы сидели и пили шампанское. Так хорошо было в комнате. Я думал, что он расхотел уже. Иногда в окно задувало, и на секунду был виден вал снежинок у черного стекла. Неужели расхотел?

— А она в очках у тебя в рот брала или нет?

— Кто?

— Ну ты говорил, что Корзунская у тебя брала?

— Не помню, сняла, наверное? Даже я не ожидал от нее, конечно… Ну, что, пойдем?

— Пойдем! — сказал я.

Странная неподвижность столбов, бетонных заборов. Прошли мимо брошенной «Волги». Дул какой-то мягкий, словно бы южный ветер.

— Тепло как! — крикнул я, отворачивая от ветра лицо и отплевывая снежинки.

— Тепло, ёптыть! — Герман почти пополам согнулся. Очки залепило снегом, он их снял, протер и нацепил, снова залепило, снял и несколько раз промахивался мимо кармана.

У меня был кураж. И я все оглядывался, чтобы найти какое-то приключение, чтобы развеселить еще кого-нибудь, но вокруг было тугое полотно снега, как на хлопчатобумажном комбинате.

Остановилась маленькая машинка, вся залепленная снегом. Герман договаривался с мужиком и предлагал какие-то бешеные деньги.

— Это дорого, Герман, — дергал я его за рукав.

— Так, молчи, мужик! — сказал он. — Ну что, поедем, командир?!

Мы сели. Было уютно. Хрустели, скрипели и пищали дворники стеклоочистителя.

— Герман, ты что так дверью хлопаешь? У тебя дома холодильника нет? — смеялся я. — Так всегда говорят, да, товарищ? — спросил я у водителя.

— Просто двери тяжелые, — буднично сказал он.

Мы приехали. Герман вышел из машины и канул в снег. Сидели в тишине, под фонарем. Вокруг снежинки и тени от снежинок. Шорох вдоль бортов и на крыше.

— На Тверскую собрались! — сказал я.

— Понял уже.

— Это какой-то капитализм, бля!

Водитель закурил.

— Можно, я тоже? — и я закурил с невероятным наслаждением.

Появился Герман почему-то со своей собакой спаниелем. Он смотрел прямо на нас и не видел. Собака жалась у ног. Водитель моргнул фарами.

— Генка, в машину!

Генка был мокрый, с коротким и теплым язычком.

— Сказал, пойду с Генкой гулять. Всё, поехали, — сказал Герман, сурово блестя очками в темноте.

Проехали мимо старинного круглого здания, слева парк, справа Тимирязевская академия, это место всегда казалось мне мрачным и страшным, каким-то обособленным в Москве. Дорога была пустая. Впереди клубились снежинки, вспыхивали и бросались из стороны в сторону вслед за световыми раструбами.

— А я же из Алматы приехал, совсем недавно! Там вообще света нет, горячей воды, газ подают только на несколько часов в день, прикиньте? — я говорил так, будто Герман с водителем были незнакомые мне люди.

«Неужели мы купим проститутку?!»

— Она была актрисою и даже за кулисами играла роль а… — приятно светила в темноте панель автомагнитолы, и звучал голос певца.

— …а мы его по морде чайником, а мы его по морде чайником, а мы его… Раздумываете, кому что подарить? Начните с Нескафе Классик… улыбайся с нашим радио… официальный курс доллара не изменился и на завтра составляет пять тысяч семьсот тридцать девять по курсу ММВБ… Че-е-ерный дракон не нарушай счастья за-акон, че-е-орный дракон…