В 1923 году сыграли и вторую свадьбу - Нюты с Колей. Свадьба моей сестры была богатой, красивой. Конечно, все расходы взяли на себя Башиловы. Невеста была прелесть: в белом платье, фата. Я, Лина и наша кузина Вера были провожатками, в голубых платьях с незабудками на груди, в белых чулках и голубых туфельках. Венчанье было в церкви и венчал их наш уважаемый священник - отец Константин. Большая умница, к нему замечательно относились все, кто его знал. После венчанья мы поехали в экипажах по Иркутску: мы с Верой сидели с женихом и невестой. На Нюте была бархатная черная ротонда, подарок нашей тетушки Дуни. Праздновали свадьбу у Башиловых. Мы, дети, снова были в отдельной комнате, а занимался нами Колин дядя, питерский рабочий. Он запевал песню, а мы - припев: «С нами, с нами, по Сенной, по Сенной!»
Нюта с Колей стали жить в Иркутске, сняв частную квартиру в Знаменском предместье у женского монастыря. В то время они были студентами Иркутского медицинского университета. Так началась их супружеская жизнь, которую они прожили рука об руку 41 год.
В Иркутске было много китайских лавочек, мы всегда туда бегали, покупали конфеты, маковки (в патоке варили мак, и получалось очень вкусно). У китайцев были русские жены, и почему-то их звали всех Марусями. Когда Маруся становилась женой Вани (так звали почти всех китайцев), она немедленно ставила золотые коронки на зубы, покупала оренбургскую шаль на голову и обязательно с детьми (а все дети были похожи на китайцев) ездила на извозчике в баню. Бабы были все добротные - полные, румяные. Я в детстве тоже мечтала стать женой китайца, был соблазн иметь свою лавочку с разными конфетами, пряниками, орехами.
Очень интересно было в период нэпа. После голода, черного хлеба, которого всегда не хватало, появилось все, что твоя душа желала. Быстро, очень быстро ожил частный капиталист, вылез как червь после дождя. Мы жили в то время в Иркутске, городе купеческом и, скорее всего, этим можно объяснить скорое возрождение частной торговли. Наш дом находился на улице Средне-Амурской и принадлежал домовладельцу Погосову. Этот Погосов имел пять домов, у него было еще два брата, торговали они мукой. Я дружила с его дочерью - Аней, очень славной девочкой, скромной, воспитанной, она была единственной дочерью в семье, но не избалованной при полном достатке и больше - богатстве. Родители ее были староверами: у них в доме была молельная комната, и часто сходились туда верующие, в то время как в Иркутске все церкви тогда были открыты.
Я в то время тоже ходила с мамочкой в церковь. Особенно я любила бывать в пасхальную заутреню. Церквей тогда в Иркутске было очень много: один купец перед другим купцом строил свою - красивее, богаче. В городе было очень нарядно, в голубом небе сверкали на солнце золотые купола и кресты. Церковь была в то время открытой для всех верующих, и в том числе тех, кто не был серьезно просвещен в религиозных вопросах. Убранство церквей тоже было богатое, торжественное, пел хор - наша мамочка очень любила песнопения и в детстве сама была певчей. Но голос у нее до старости сохранился приятным - сопрано. До фанатизма религиозной была наша тетка Дуня. Я гостила у них девочкой, и тетка поднималась для молитвы в пять часов утра. В церковь мы с Верой не любили с ней ходить, так как нужно было стоять всю долгую службу рядом с теткой. К тому же мы уже обращали внимание на пономарей, мальчиков, прислуживающих священникам. Они были одеты в красивые парчовые, бархатные ризы и выглядели очень симпатичными. Они нас с Верой уже узнавали и когда мы проходили мимо, то заигрывали с нами. Нам это очень нравилось. Но это можно было допустить только при моей мамочке, а при тетке - Боже упаси!
Мамочка в то время любила посещать театр в Иркутске. Однажды мы решили сводить туда тетю Дуню. Шел спектакль «Собор Парижской Богоматери». Мамочка с Дуней сидели в ложе, до открытия занавеса раздался церковный звон. Тетка Дуня встала и начала молиться, считая, что это нужно делать в театре, как в церкви. Мамочка ее одернула: «Дуня, Дуня, мы же в театре!» Да, единственную радость тетка видела в единственной своей дочери Верочке и в церкви. Что интересно, тетка ведь была безграмотной, но отлично справлялась с торговлей, не прибегая ни к чьей помощи. Была очень чистоплотная. Вид тогда у нее был, как у купчихи: беличья шуба, муфта или бархатная ротонда. Нам она казалась очень большой, как по высоте, так и по ширине. Но мы очень любили приезд тетушки с Верой к нам - привозилось много гостинцев. Мы, дети, неуемно бегали, танцевали, а тетка очень любила смотреть на наше веселье.
Да, Иркутск тех лет остался в памяти. Мы уже по воскресеньям, получая от мамочки по пятаку, шли в кино. Сколько удовольствия доставляло нам немое кино! Как мы любили картины с участие звезд Голливуда - Мэри Пикфорд, Дугласа Фербенкса. Помню, мы смотрели картину с участием Мэри Пикфорд «Два претендента». И, конечно, после просмотра проигрывали дома сами сюжет этого фильма: делали из пакли парики, в общем, во всем подражали Мэри.
Был в Иркутске, да он и сейчас существует, парк Парижской Коммуны на берегу Ангары. Там проходили гулянья, играл духовой оркестр. И, как я помню, было приятно именно гулять, т. е. прохаживаться, по Центральной аллее. Шел поток народа. Медленно и неторопливо. Также гуляли и по Центральной улице, ее называли Большая - через весь Иркутск, от Ангары до реки Ушаковки. Вечером горели огни, рекламы, мальчишки с газетами в руках выкрикивали последние новости, другие торговали ирисом, надев ящички на шею, кричали: «Вот ирис, кому ирис, на копейку-две!» Город жил своей обычной жизнью.
В школу я пошла в семь лет, в 1921 году. Первые два года училась в железнодорожной школе на станции Иннокентьевская. Первый мой учитель был Владимир Николаевич Вишневский. Третий и четвертый классы я закончила в Омске, куда мы с мамочкой переехали к брату Володе. А в 1925 году мы вновь вернулись в Иркутск, и я продолжала учебу там. Училась в 1-й Совшколе, которая находилась в здании бывшей духовной семинарии. Школа была окружена красивым садом, в котором мы, ученики, гуляли на переменах. Место было очень красивое.
Я плохо помню своих соучениц, но в памяти остались две сестры-близняшки - Лена и Вера Потаповы. Они совершенно не были похожи друг на друга, но были большими модницами. Одевались не богато, но с большим вкусом. Я всегда удивлялась, откуда все это к ним пришло. Семья была обычная, малограмотные отец и мать. Но они так любили своих детей, что делали для них все что могли. Мне очень нравился их семейный уют. Простота в обстановке, но всегда чисто и все на своих местах. Сестры очень дружно жили, доверяли друг другу сокровенные тайны. А тайн в наши 13-14 лет было уже много. Сестры в то время уже сами прилично умели шить, шили себе, даже мне переделывали платья, сшитые мамочкой, но для меня длинноватые. Вот Лена, готовясь к школьному балу, мне его укорачивала.
У меня в то время был уже «обожэ», как мы называли мальчиков, которые нам нравились. Моего мальчика звали Рашид Карпчев. Он мне казался сказочным героем! Мальчик гордый, красивый, всегда элегантно одетый. По национальности он был крымским татарином. Родители его и бабка с дедом имели фруктовый магазин на Большой улице. Конечно, и это меня соблазняло! Он часто приносил мне фрукты, орехи, рожки, которые я очень любила. Дружба у нас была хорошая, детская. В ту пору было модно на школьных вечерах играть в почту. Один из мальчиков был почтальоном с сумкой, а всем остальным были присвоены номера. И вот почтальон приносил письма. Забавные были эти письма - остроумные, иронизирующие над тобой или, наоборот, восхваляющие. Были танцы, игры, мне очень нравились наши школьные вечера.
Проучилась я до 1928 года, потом мы уехали в Петровск-Забайкальск, где находится Петровский завод, так как моя сестра Нюта закончила Медицинский университет, и ее назначили школьным врачом. Коля, ее муж, остался в Иркутске, также заканчивать университет. С ним осталась сестра моя Лина, учиться в прежней школе. А я провела восьмой и девятый классы в школе Петровского завода. Это был старинный завод, большая история декабристов связана с этим местом.
