В реальности же на месте России уже существует корпорация с условным названием «Газпром»-«Роснефть», а руководители страны почти не скрывают того, что рассматривают себя, в первую очередь, как одновременно менеджеров и владельцев этой корпорации.

Человек торгующий победил, он занял почти все места во власти и силовых структурах. Он же строит ту самую «профессиональную армию» (200-300 баксов за «профессионала», т. е. даже побольше, чем виделось авторам либеральных концепций), о которой мечтали либералы. А реальный патриотизм, т. е. готовность по-настоящему жертвовать во имя страны своими интересами, в том числе и жизнью, стал настоящим синонимом лузерства. Испытывать высокие чувства к чему бы то ни было сейчас предельно неприлично. Соответственно, армии совсем не на чем держаться.

Тут, конечно, возникает сложный вопрос - а надо ли платить за патриотизм? Ведь если человек готов умереть за свою страну, ему, строго говоря, неважно, сколько ему платят при жизни за эту готовность. Однако это уже вопрос к обществу. Высокий уровень благосостояния военнослужащих (в первую очередь, естественно, офицеров) должен быть символом благодарности со стороны общества тем, кто готов поступиться спокойной жизнью, повседневным комфортом, а при необходимости и отдать жизнь. Тут важно не перепутать причину со следствием. Высокие оклады военных должны быть не приманкой, а знаком признательности, это обязаны понимать и военные, и гражданские. Именно такой взгляд на военную профессию должен неуклонно проводиться в жизнь государственным руководством. И только при реализации такого подхода к делу у государства и общества появляется моральное право спрашивать со своих защитников, насколько они реально готовы защитить страну и ее граждан.

Если же общество сознательно ставит своего защитника в положение лузера и/или наемника - что ж, это его, общества, выбор. И выбор судьбы, которая будет печальной.

Даже в своем нынешнем виде, в значительной степени став всенародным пугалом, армия все же остается в сознании россиян очень важным «народным» институтом, уровень доверия к которому высок, несмотря на все «дела Сычева». Однако по мере становления «профессиональной армии» и закрепления в обществе описанных выше тенденций ситуация кардинально изменится. Служба в армии полностью и окончательно утратит всякую сакральность и превратится в сознании общества в место заработка для маргинала-неудачника, который «надеется поскорее срубить деньжат и под любым предлогом вернуться на гражданку» и на которого «не действуют не только призывы к патриотическим чувствам, но и материальное наказание» (это цитаты из высказываний двух современных российских офицеров о контрактниках, с коими им приходится работать). И сами военные будут рассматривать себя именно в таком качестве. При этом странно ожидать, что они захотят умирать за «Газпром» - «Роснефть».

Очень не хочется дожить до момента, когда у нас будет такая армия. Тем более не хотелось бы дожить до момента, когда эта армия должна будет защищать нас от вполне реальной внешней агрессии. А ведь доживем.

Клерк в кризисную эпоху

Нет слов более лживых, чем те, что произносятся на тим-билдингах, нет обещаний менее честных, чем те, что даются при приеме на работу, нет улыбок лицемернее, чем те, что свидетельствуют о высокой корпоративной культуре улыбающихся. С первого дня каждому новоявленному клерку твердят, что, поступив на работу в компанию, он вошел в семью, стал ее полноправным членом, и теперь жизнь будет исполнена высокого смысла, нацеленного на результат. Нацеленность на результат - это движение, а движение - это жизнь, исполненная высокого смысла. Ему твердят, что основной капитал фирмы - это люди, ибо человеческий ресурс - самый невосполняемый и потому самый ценный. Без человеческого потенциала невозможно достичь результата. Но вот случается кризис, валятся по всему миру фондовые индексы, тает цена на нефть. И результат не заставляет себя ждать: незаменимых специалистов начинают безжалостно и повсеместно вышвыривать на улицу - «в рамках сокращения издержек». Ах, не верьте этому Невскому проспекту! Подите вон.

Клерк пожимает узкими плечами и идет вон из своей социально безответственной фирмы. Не совсем с пустыми руками - в руках у него компенсационный пакет: две зарплаты, отпускные и сверхурочные, все как полагается по КЗОТу. Он залезает в интернет, на сайт www.rbc.ru, в раздел «наличная валюта», выбирает банк с курсом почеловечней (как правило, это всегда банки с лексически увечными названиями вроде «Синдикаткредитбанк» или даже «Барс-инвест») и отправляется туда - нащупывать твердое холодное дно бивалютной корзины. Резюме на хедхантинговых сайтах он вывешивает тем же вечером, но в стране колоссальный переизбыток клерков, и телефон молчит, и аутлук не гукает. И клерк, тупо сидя перед компьютером, просматривает новости с глобальных и локальных рынков, хорошо понимая, что с проблемой придется переспать не одну ночь. 1998 год он помнит смутно - ему тогда было маловато лет. Но помнит, что финансовая и политическая элиты страны вели себя тогда как челюскинцы, застрявшие на льдине. На помощь им спешил ледокол «Мишель Камдессю». Что ныне покойный президент «Инком-банка» Виноградов сорвался на совещании у свежеиспеченного премьера Евгения Примакова: «Дайте денег!» - возопил он. Даже тогда, в дни массовой истерии, этот одинокий отчаянный крик вызвал недоумение. Клерк старается вспоминать важные события, крупные детали: не уборщица же он, чтобы ностальгически улыбаться подсолнечному маслу, десять лет назад подорожавшему против красной икры. Сегодня он - красная икра, которой неоткуда ждать помощи. С подсолнечным маслом все хорошо, чтобы понять это, клерку достаточно зайти в обычную районную парикмахерскую. Не в салон со стилистами, а в жужжащее фенами и орущее «Русским радио» тесное пространство в первом этаже московской спальной многоэтажки. «Эти цвета у нас заводские идут», - говорит пергидрольная парикмахерша, демонстрируя толстозадой клиентке краску для волос из экономического сегмента. Они выбрали эту краску не из-за кризиса - они ею пользовались всю жизнь - так же, как всю жизнь слушали они это радио. Ну и подорожает краска на пятьдесят рублей - так что ж с того, думает толстозадая клиентка, и справедливо думает: в магазине за углом, где она сидит на кассе, тоже могут измениться ценники, но они ведь и так постоянно меняются. Клерк прикрывает глаза, стараясь поудобнее устроиться в кресле: жужжит машинка, поет из портативного приемника Татьяна Овсиенко, пахнет дешевым парфюмом, противно смотреть на разбросанные повсюду мокрые человеческие волосы. Страх голода погнал его в эту бюджетную парикмахерскую, он решил начать экономить на том, на чем экономить всего безболезненней: стрижка у него несложная, любой парикмахер справится, а разница в цене пятикратная. Пришел, а тут совсем другой мир - прочный, прочнее бивалютной корзины, неколебимо уверенный в завтрашнем дне. Мир, откидывающий со лба жуткие пергидрольные волосы: «Эти цвета у нас заводские идут». В нем нет увольнений, сокращений зарплат, компенсационных пакетов и онлайн-резюме, сфера услуг нужна всегда, в любой кризис люди стригутся, красятся (чтобы выглядеть) и едят. Тут нет клиентов и продавцов: и те, кто пользуются услугой, и те, кто ее оказывают, находятся по одну и ту же сторону баррикад, принадлежат одному социальному классу, одной породе - и не осознают, как счастливы. Даже владелица «салона красоты» с ужасающим названием «Улыбка», полная дама с длинными ногтями и именем Анжела, сама стрижет посетителей, и видно невооруженным глазом, что она настоящая мать, сестра и подруга всем своим мастерам и подмастерьям. Вот где корпоративная культура, вот где лояльность, нацеленность на результат и не столько человеческий, сколько - не побоимся этого слова - человечный ресурс.