Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глубина мыслей о единстве естества человека и значении воплощения, прекрасный язык лекций и статей архиепископа Илариона, удачные сравнения и цитаты делают его изложение чрезвычайно убедительным, но и это понимание несвободно от некоторых существенных недостатков.

У автора недостаточное понимание греха: «Грех — не преступление, не оскорбление Бога, это болезнь и несчастье человека». Понятие вины нельзя исключать из понятия греха, но это понятие не «юридическое», и значение имеет — как Бог прощает или оставляет эту вину.

В соответствии с «юридическим» пониманием, Бог не может простить вину, не получив за нее удовлетворения. Такое понимание не соответствует правильному понятию о Боге — «Бог прощает нам туне», не требуя удовлетворения, по единой Своей благости (патриарх Сергий). Но сознание виновности и прощение вины Богом все‑таки есть нечто реальное во внутренней жизни человека. Все покаянное богослужение проникнуто сознанием виновности, в нем грешник исповедует вину во грехе и просит о прощении.

Автора обвиняли (например, митрополит Антоний (Храповицкий)), что, говоря о значении воплощения, он как бы преуменьшает значение Голгофы. Естество человеческое не только соединяется с Божественным, но и исцеляется, освобождается от силы греха, и это происходит на Голгофе.

Об этом говорит и автор, но у него это исцеление заключается в отречении от воли греховной. Но этот «перелом сознания и воли» имел место в Гефсимании, а не на Голгофе. И если быть последовательным, то «центральным моментом искупления» пришлось бы считать гефсиманскую молитву, а не крестную смерть Сына Божия.

В этом сказалось влияние на архиепископа Илариона митрополита Антония (Храповицкого)[593].

Но несомненным достоинством изложения архиепископа Илариона остается ясное понимание единства искупительного подвига Спасителя и онтологических следствий воплощения, соединившего «расстоящаяся естества»[594] и явившегося источником спасения человеческого рода[595].

6. УЧЕНИЕ ОБ ИСКУПЛЕНИИ В ДИССЕРТАЦИИ ДОЦЕНТА А. ТУБЕРОВСКОГО

Изложить учение об искуплении должен был и доцент Московской духовной академии А. Туберовский в своем опыте мистической идеологии пасхального догмата «Воскресение Христово»[596].

Автор признает несостоятельной «юридическую» теорию искупления, несмотря на то что «наши официальные учебники по догматике проповедовали ее как богооткровенную истину»[597]. Упомянув о работах А. Беляева, П. Светлова, М. Тареева, В. Несмелова, митрополита Антония (Храповицкого), патриарха Сергия, иеромонаха Тарасия и священника Н. Петрова, он заключает: «Лучшие представители православной религиозной мысли — цвет русского богословия — высказались против «юридической» теории искупления»[598] и повторяет, что духу Православной Восточной Церкви чужд «юридический» характер, что понятия «сатисфакции», «возмездия», «заместительства» составляют пережиток язычества и иудейства и что «юридическая» теория вносит противоречия в сущность христианства[599].

Но для того, «чтобы не выродиться в рационалистическиморалистическую доктрину (как это имеет место у Толстого и у модернистов на Западе), христианское богословие обязано удержать не только освященные Христом и апостолами названия Его спасительного служения человечеству «искуплением», «примирением», «жертвою», «первосвященством» и т. д., но и не утрачивать их религиозно–мистического содержания »[600].

Свое понимание искупления автор называет «динамической теорией искупления», которая связана с «мистической концепцией христианства», где сотериология имеет лишь «эпизодический характер»: «…сотериологический аспект Лица и дела Христова… входит лишь частью в целое более общей и глубокой концепции — оплототворение Бога во Христе во благо твари»[601].

На тех немногих страницах, которые могут быть уделены воззрениям Туберовского в настоящем исследовании, невозможно дать изложение сложной теоцентрической, динамической и мистической концепции автора. Но для уяснения его воззрений на искупление все же необходимо сделать некоторые замечания об этой концепции.

Само творение Богом мира имеет жертвенный характер некоторого самоограничения Бога в пользу твари. Эта жертвенность, это самоограничение Бога продолжаются и после творения в действиях промышления, так как все они «должны уже сообразоваться с теми законами, которые благоволил Бог усвоить миру при его создании»[602].

Как в воплощении Сына Божия оплототворение Бога достигает своего предела, так и Его крестная смерть является завершением «предварительного динамического ряда жертвенных актов Божественной любви»[603].

Эти идеи лежат в основе понимания автором искупления.

После грехопадения мир лежал во зле, и Сын Божий явился разрушить, то есть динамически преодолеть злую силу, увлекающую мир к гибели.

«Акт богооплототворения был жертвой во благо обожения твари, платой за право называться и быть чадами Божиими»[604]. «Тот же акт был также жертвой и за спасение мира, выкупил нас от всякого зла… Бог во Христе не только должен был терпеть тварную ограниченность человека, в природе которого Он оплототворил Себя, но и зло, существовавшее в человеке или в мире, где Он вочеловечился. В силу оплототворения в погибающем мире зло пало на Него не de jure, a de facto, заставляя Его страдать физически, нравственно и духовно, страдать совершенно невинно, страдать за других; не вместо других, а с другими, не по Своей вине, а из‑за нашей. Отсюда не только смерть, но и вся жизнь Спасителя — сплошной искупительный подвиг»[605].

«Универсально–спасительный характер жертвы Христовой выяснится, если мы обратим внимание на то, что она была актуальным выражением Божественной любви, покрывающей не множество только, но и всю бездну человеческого греха, динамически преодолевающей целокупность мирового зла»[606].

Воскресение же Христово сотериологически может быть понято как реальное спасение от смерти[607] и в то же время является «принципиально новым откровением Божественной славы»[608].

Полагая причину как творения, так и искупления человека в любви Божией, автор считает необходимым показать и проявление правды Божией в искуплении. «Правда Божия — это Божественная любовь, взятая со стороны своей внутренней логики, или последовательность, постоянство, «нераскаянность» своего дара… В отношении мира вообще она проявляется как его неуничтожимость и неизменность определяющих его существование законов. В разумной твари правда Божия проявляется как неотъемлемость свободы даже в состоянии греха и «неизбывность» последствий, выступающих из того или иного применения свободы». «Встречу правды и милосердия в Боге с преодолением последней мы и видим в искупительной жертве Христа. Согрешивший и погибающий мир не только не уничтожен, не только не лишен свободы, что является делом правды Божией, но и спасен — милостью Божией»[609]. Поэтому смерть Христову в известной степени можно называть жертвой правде Божией.

вернуться

593

Автору (прот. П. Гнедичу. — Ред.) пришлось встретить такое суждение, по которому воззрения архиепископа Илариона признавались лишь «заимствованием», по–видимому, от митр. Антония. С таким суждением нельзя согласиться. Влияние митр. Антония несомненно, но его не следует преувеличивать, так как оба автора значительно разошлись в понимании целого ряда отдельных вопросов. Кроме того, следует иметь в виду, что в православном богословии, одним из существенных признаков которого является традиционность, едва ли можно точно определить автора той или другой идеи.

вернуться

594

Канон воскресный 4–го гласа. Ирмос 9–й песни.

вернуться

595

Значение трех основных событий «воплощенного домостроительства»: воплощения, крестной смерти и воскресения Сына Божия — раскрывается в творениях Николая Кавасилы. Но не следует забывать, что все события — от «спасения нашего главизны» до спасительного вознесения — есть единый искупительный подвиг воплотившегося Сына Божия (см. об этом в заключении).

вернуться

596

А. М. Туберовский — доцент по кафедре догматического богословия (1915–1918). Указанная работа первоначально печаталась отдельными статьями в журналах «Богословский вестник» и «Христианин», в 1916 году представлена как диссертация для получения степени магистра богословия и была возвращена автору для переработки. В октябре 1917 года состоялся диспут, продолжавшийся два дня, после которого автору была присуждена искомая степень. Отзывы о работе и отчет о диспуте не были опубликованы.

вернуться

597

Туберовский А. Воскресение Христово: Опыт мистической идеологии пасхального догмата. Сергиев Посад, 1916. С. 246.

вернуться

598

Туберовский Л. Воскресение Христово. С. 248.

вернуться

599

См.: Там же. С. 248–250 и др.

вернуться

600

Там же. С. 250–251.

вернуться

601

Там же. С. 210. Понимая под «бого–оплототворением» сущность христианства (см.: Там же. С. 205–212 и др.), Туберовский, по существу, вводит в богословие новый термин, заимствуя его у святого Макария Великого, но произвольно изменяя его содержание. Святой Макарий говорит (см. Беседа 4 и выписки на с. 113, 114 работы автора): Бог «оплототворил Себя и, так сказать, умалился в неприступной славе, чтобы можно Ему было войти в единение с видимыми Своими тварями… и возмогли они быть причастниками жизни Божества». По мысли святого отца, Бог «плототворит», «умаляет» или «прелагает», «преобразует» Себя, чтобы дать возможность войти в общение с Ним уже ранее сотворенным Им разумным тварям, — то есть такое действие Бога в мире, или снисхождение Божие, под которым можно понимать всякое Богоявление как во внешнем мире, так и в разумной твари. В понимании же автора «оплототворение» Себя Богом происходит в самом акте творения: «Рассматриваемый с этой точки зрения космологический акт (творение) представляет собой грандиозный процесс последовательного оплототворения Себя Богом в целом ряде психических и физических реальностей» {Туберовский А. Воскресение Христово. С. 178). Следует заметить, что термина «оплототворение» нет ни у одного из отцов, кроме св. Макария.

вернуться

602

Туберовский А. Воскресение Христово. С. 177. Вся концепция автора в попытках познания непостижимого Бога приобретает какой‑то гностический характер и приводит к противоречивым суждениям. Даже и с оговорками, едва ли допустимы такие выражения: «Бог отрекся от самодовлеющей любви в Самом Себе и приобрел новое блаженство любви к твари», или: «Отречение от самодовольства любви в Троице — такова цена миробытия вообще» (Там же). Делая оговорку: «Самоограничение, самоотречение, самопожертвование Бога не означают умаления, потери и тому подобных статически–количественных перемен», автор создает явно противоречивое понятие: «В Боге совершалась, при Его неизменяемости по существу, перемена динамического характера» (Там же).

Если эта «перемена динамического характера» не создает «статически–количественных перемен» в Боге, то для обозначения того, что хотел выразить автор, в святоотеческой литературе существует более точное и свободное от противоречий понятие — энергии, или действия, Божия. Но и действие Божие нельзя считать ограниченным мировыми законами — ибо «идеже хощет Бог, побеждается естества чин».

вернуться

603

Туберовский Л. Воскресение Христово. С. 176.

вернуться

604

Автор полагает, что воплощение Сына Божия имело бы место даже если бы не было грехопадения.

вернуться

605

Там же. С. 255.

вернуться

606

Там же. С. 259. «Искупительный характер Христовой жертвы состоит не в юридически–заместительном служении Христа, как понимало старое традиционно–схоластическое богословие, но, опять, в реально–живом и радикальном столкновении в жизни и (главным образом) смерти Иисуса на Голгофе и Кресте двух противоположных сил: Божественно–благой — любви и сатанинско–злой — ненависти» (Туберовский А. Обновление человечества // Богословский вестник. 1917. № 10/12. С. 350).

вернуться

607

См.: Туберовский А. Воскресение Христово. С. 264.

вернуться

608

Там же. С. 267.

вернуться

609

Там же. С. 261.

34
{"b":"314962","o":1}