Следует отметить, что автор разделяет «юридическое» понимание сущности искупления как удовлетворения правде Божией[504], которое «было необходимым потому, что этого требовал закон вечной и всесовершеннейшей правды Божией»[505], хотя и пытается в отдельных случаях несколько смягчить это понимание и даже допускает ряд высказываний против односторонности «юридической» теории[506].
Помимо этого, отмеченное архиепископом Иларионом механическое соединение разнообразных «источников» явилось причиной ряда противоречий в изложении всего учения об искуплении[507]. Особенно много противоречий допускает автор в тех разделах, где он полемизирует с «крайними воззрениями»[508].
От догматики митрополита Макария (Булгакова) труд Малиновского отличается только тем, что автор избегает употребления понятий «оскорбления» и «уплаты долга в искуплении» и больше говорит о значении для искупления самого воплощения Сына Божия.
Много заимствований допускает автор из трудов протоиерея П. Светлова. Так же, как и последний, он говорит об искуплении как о «восстановлении союза» Бога и человека и о необходимости примирения Бога с человеком и человека с Богом[509], и потому о необходимости удовлетворения[510] и др. Так же свободно автор проникает в отношения Бога к человеку: «Бог не мог прямо и непосредственно примириться с ними (людьми). Проявление любви задерживалось в глубине Божественного Существа»[511]. Оставаясь «юридическим» по существу и противоречивым в частностях, изложение учения об искуплении в курсе протоиерея Малиновского не внесло ничего нового в учебные руководства по догматическому богословию[512].
Большое влияние оказала критика «юридического» понимания на изложение учения об искуплении в «Учебном курсе по догматическому богословию» И. Николина. Автор использует работы патриарха Сергия, профессора Несмелова, протоиерея Светлова, профессора Мышцына[513] и других и пытается полностью освободиться от «юридического» понимания искупления. Автор отрицает понятие «удовлетворение», как имеющее недостаток «в самом смысле его»[514], и «умилостивление», как неправильно передающее смысл греческого слова iA, aaxf|piov[515], отвергает понятие «примирение Бога с человеком», так как «Бог никогда не враждует»[516], не употребляет понятия «искупительные заслуги» и т. д.
Сущность искупления автор полагает в изменении человека по силе жертвы Христовой, в том, что «такое уподобление Христа братьям во всем, даже до смерти как следствия греха, не могло не сопровождаться нравственным преобразованием человека, очищением его от греха, внутренним возрождением»[517]. Эта мысль, по–видимому, заимствована у митрополита Антония (Храповицкого), но она недостаточно ясна. Эта неясность увеличивается заимствованными у протоиерея Светлова неудачными выражениями: «Любовь Божия требовала жертвы со стороны людей»[518]; Христос «слил Свою судьбу с судьбой всего человечества»[519].
Автор подробно выясняет значение воплощения для спасения человека: «Только под условием соединения Божеского естества с человеческим Бог мог сообщить воспринятой Им человеческой природе силы Божественной жизни, а чрез нее обновить и освятить природу всего человечества»[520]. «Что не воспринято, то не уврачевано, но что соединилось с Богом, то спасается», — цитирует он Григория Богослова[521]. Без единства Ипостаси Богочеловека «невозможно было бы признать общения свойств обоих естеств и, таким образом, обновления естества человеческого»[522]. Автор говорит о Христе как Втором Адаме и о единстве в Нем человеческого рода, но это излагается как одно из мнений, и неясно, насколько его разделяет сам автор[523].
Несмотря на указанную неясность и ряд неудачных выражений, изложенное здесь учение выгодно отличается от изложения протоиерея Малиновского, и «Учебный курс» Николина может быть признан ценным вкладом в учебную литературу по догматическому богословию.
3. ЛЕКЦИИ «ОБ ИСКУПЛЕНИИ» ПРОФЕССОРА СВЯЩЕННИКА Н. ПЕТРОВА
К учебной литературе в известной степени примыкают лекции профессора–священника Н. В. Петрова «Об искуплении», прочитанные на законоучительном съезде в Казани в августе 1912 года и в несколько дополненном виде напечатанные в журнале «Православный собеседник» за 1915 год[524].
За исключением двух больших цитат из статей митрополита Антония (Храповицкого), автор нигде не делает ссылок на предшествующие исследования, но зависимость его от них несомненна[525].
Свое понимание сущности искупления Петров называет «нравственной теорией искупления» и противопоставляет ее теории «юридической». «Разногласие между этими теориями лишь в подробном научно–богословском истолковании неизменного церковного догмата. Это, следовательно, не два разных догмата, а две научно–богословских теории о догмате… они равноправны в истории христианского умозрения и должны оцениваться — выше или ниже — с научной точки зрения, то есть по тому, насколько каждая из них основательно доказана и согласна со Священным Писанием и ясным церковным учением»[526].
Следует думать, что автор значительно преувеличивает, когда говорит, что «в творениях святых отцов и учителей Церкви можно найти много подтверждений в пользу нравственной теории искупления и еще больше в пользу теории «юридической», причем тот и другой ряд мыслей у церковных писателей переплетаются и образуют учение об искуплении смешанное»[527].
Эта мысль противоречит прежде всего собственным высказываниям Петрова о термине «сатисфакция»: «…где есть сатисфакция — там «юридическая» теория»[528], этого термина не имеется у отцов, тем более что «сатисфакция есть понятие небиблейское и нехристианское»[529].
Вообще приписывание отцам подтверждений в пользу теории «юридической» можно объяснить влиянием профессора Несмелова, учеником которого по Казанской духовной академии был Петров.
Также сходно с мнением профессора Несмелова автор заключает и о происхождении «юридического» понимания «применительно к понятиям о грехе и спасении общепринятым, ходящим как среди христиан, так и среди язычников»[530].
Показав, в соответствии с истолкованием профессора В. Мышцына и путем анализа ряда ветхозаветных текстов, отсутствие «юридического» содержания в понятиях «умилостивления — очищения», «искупления — избавления» и жертвы, автор переходит к самому сильному, по его мнению, аргументу в пользу нравственной теории искупления. «Есть в церковном Предании, — говорит он, — область, в которую… ходячие представления не находили себе доступа и которая в то же время ближайшим образом соприкасается с делом искупления, — это литургия»[531]. И автор анализирует учение об искуплении, заключающееся в текстах литургий Православной Церкви, употребляемых в настоящее время (Иоанна Златоуста, Василия Великого и Преждеосвященных Даров) и древних[532], и подтверждает свои выводы рассмотрением молитв из «Правила ко святому причащению» и текстами богослужебных песнопений Крестопоклонной Недели, Страстной седмицы и Пасхи[533].
