Кабуло уверенно направлялся по этому лабиринту. Он был здесь, как у себя дома, и шел, беспечно насвистывая веселую песенку.

Не то было с Лупером и Политом. Эти мрачные своды давили их, могильная тишина, одиночество, неизвестность невольно наводили на мрачные мысли.

Вдруг проводник их остановился, высоко подняв над головой свой факел.

— Что такое? — спросил заинтригованный Лупер.

— Ничего… Как будто шаги… — отвечал тот, прислушиваясь.

— Ты думаешь, что за нами следят?

— Все возможно… Галереи эти так громадны, что нам невозможно знать все входы и выходы… Очень может быть, что и, кроме нас, здесь есть хозяева.

— Черт возьми! — сказал Лупер. — Это было бы досадно.

— Еще бы! Когда я шел за вами, мне тоже послышался какой-то шум…

— Но теперь я, признаться, ничего не слышал!

— И я тоже! — подхватил Полит.

— Может быть, мне почудилось. Во всяком случае — пойдем вперед!

— А далеко нам еще? — спросил со вздохом Полит.

— Через пять минут мы будем на месте.

Действительно, он вскоре остановился и открыл потайную дверь. Друзья вошли в погреб, сверху донизу заставленный бочонками с вином.

— Ай да мебель! — сказал, облизываясь, Полит. — Вот бы!..

Но Кабуло шел вперед, не обратив внимания на его слова. Он открыл еще дверь, поднялся по лестнице и, пройдя небольшой двор, остановился наконец у маленькой двери.

Само собой разумеется, бандиты следовали за ним

Кабуло постучался три раза.

— Войдите! — раздался чей-то голос.

При выходе из подземелья, Кабуло и его товарищи потушили факел и фонари.

Лупер и Полит напрасно напрягали зрение, стараясь, если не рассмотреть, то угадать, где они. Проницательность мошенников бывает поистине изумительна. Им стоит иной раз пройти по незнакомой местности, и они заметят все, что им нужно.

Но на этот раз бандиты должны были сознаться, что вся их смышленость не может ни к чему послужить; они были окружены совершенным мраком, в котором решительно ничего нельзя было рассмотреть.

Кабуло обратился к Политу:

— Ну, сынок, я сейчас тебя поведу к товарищам.

— А я? — спросил Лупер.

— Ты — другое дело… Тебе откроют дверь, ты ответишь на вопросы, а там — увидишь!

Затем, до свидания!

Он удалился вместе с Политом.

Дверь отворилась, показался дюжий лакей.

— Не поздно ли? — спросил он.

— Никогда, если луна взошла, — отвечал бандит.

— Ваше имя?

— Лупер.

— Хорошо, идите за мной.

Лупер повиновался. Дверь захлопнулась за ним, и он очутился в богато убранной передней.

— Вы знаете, что мне приказано завязать вам глаза? — спросил лакей.

— Не знал, но все равно: поступайте, как будто бы я знал.

Лакей накинул ему на голову большой черный мешок, завязывавшийся кругом шеи, с отверстиями для носа и рта.

Лупер ослеп совершенно и наполовину оглох. Он слышал все-таки, как кругом вдруг заговорили несколько лиц на непонятном ему языке. Потом он почувствовал, что сильные руки подняли его и уложили на носилки.

— Не шевелитесь! — сказал ему кто-то по-французски… — Вы можете себя ранить.

Лупер пассивно отдался в распоряжение неизвестных. Все это не пугало его, но удивляло бесконечно, он с нетерпением ждал развязки.

Странное превращение сделалось с этим человеком с той минуты, как он расстался с товарищами!

Голос, выражение лица, манеры стали совершенно другие. Если бы не платье, можно бы об заклад побиться, что это не Лупер.

Сколько его несли, он точно не помнил. Нетерпение делало для него время нестерпимо длинным.

Наконец носилки остановились. Лупера осторожно сняли и посадили в кресло.

Через несколько секунд незнакомый голос сказал ему:

— Извините, дорогой Лупер, за эти предосторожности… Надеюсь, что отныне они будут лишними между нами. Потрудитесь снять мешок.

Лупер не заставил повторить приглашение.

Первым его делом было осмотреться.

Комната, в которой он находился, была не особенно велика и более чем просто меблирована.

Огонь в камине и небольшая лампа освещали скромную обстановку, которая могла одинаково принадлежать кабинету доктора, адвоката или стряпчего.

У большого черного бюро в кожаном кресле сидел высокого роста человек. Лицо его, без того некрасивое, казалось отталкивающим из-за множества шрамов и широких рубцов.

Синие очки защищали его глаза, густая борода покрывала щеки и подбородок.

Левый рукав халата висел пустой: человек этот был калека.

Увидав его, Лупер вздрогнул.

К счастью, тот не успел заметить его невольное движение и продолжал медоточивым голосом:

— Так вы не сердитесь, дорогой друг? Очень рад… а я беспокоился! Видите, нам нужно переговорить о весьма важных делах, так я, знаете, на всякий случай, если бы мы с вами не сошлись… Не хотите ли сигару? У меня превосходные!

— Благодарю вас, пока не хочу! — сухо ответил Лупер. — Но вы говорили о важных делах: не угодно ли вам объясниться?

— Да, да… Знаете ли, дружок, вы мне ужасно нравитесь!

— Очень вам благодарен…

— Правда, правда!.. Послушайте, хотите играть со мной в открытую?

— Это мое обыкновение…

— Знаю, знаю, и искренно радуюсь за вас и за себя…

— Не пора ли нам покончить с предисловиями?

— Гм… — усмехнулся тот. — Странно как-то слышать такое слово из уст начальника подвижной армии!..

— Что это, ирония? — сурово заметил Лупер. — Как вам будет угодно, господин Ромье, но если вы таким образом желаете вести со мной дела…

— Бог с вами! — тревожно воскликнул Ромье. — Зачем сердиться за невинную шутку? Поверьте, что я сумею уважать ваше инкогнито.

— В таком случае, обещаю не менее уважать и ваше инкогнито! — ответил Лупер с такой усмешкой, что Ромье даже привскочил. — Ничего, не тревожьтесь, господин Ромье! — добавил он, ударяя на этом имени.

— Вы меня знаете?

— Гораздо ближе, чем вы полагаете, и во всяком случае лучше, чем вы меня… Но довольно об этом: эти стычки только напрасно раздражают нас. Вы нуждаетесь во мне; может быть, и вы будете мне небесполезны. Давайте толковать о наших делах ясно и честно, как два купца. Потом поговорим о взаимных условиях.

— Я только этого и хотел! — с неподдельной радостью воскликнул Ромье. — Я начинаю…

Лупер встал, подошел к столу и выбрал одну из лежащих в ящике сигар. Отрезав кончик и закурив ее, он небрежно развалился на диване, процедив сквозь зубы:

— Говорите… я слушаю!

Нахальство его, видимо, раздражало Ромье, но он сдержался и продолжал:

— Вы главный начальник подвижной армии?

Лупер ответил утвердительно кивком головы.

— Можете вы определить численность вашей армии.

— Сорок пять тысяч человек.

— Неужели?

— Их гораздо больше, но я тут считаю только тех, которых различные обстоятельства заставляют вести открытую войну с обществом.

— Гм! А на скольких из них вы можете положиться?

— Смотря для какого дела. Скажите откровенно, зачем вам нужны эти люди, и я скажу вам, сколько могу доставить их.

Господин Ромье раздумывал. А что, если, открыв свой замысел, он в то же время откроет и свою личность?

— Так как же? — продолжал Лупер. — Помочь вам, что ли? Вам, что нужно-то: украсть, убить, увести…

— Видите ли, — тихим голосом проговорил Ромье. — Придется все это проделать и даже немного более! — Кончил он совсем шепотом.

— В таком случае, необходимо человек пятьсот, может быть, и более.

— Да, но людей готовых на все.

— Решительно!.. Но я должен объявить вам, что дело обойдется недешево.

— Я только посредник! — уклончиво заметил Ромье.

— Мне все равно. Итак, вы платите?

— Да. Вы будете вообще иметь дело только со мной.

— Прекрасно. Но любишь кататься, люби и саночки возить… Какую сумму назначили вы на это дело?

— Как сумму?

— Да деньги же, Боже мой! Не воображаете ли вы, что я работаю из любви к искусству? — спросил, смеясь, Лупер.