Софья Михайловна всѣмъ отвѣчала «здравствуйте» и «Давай Богъ вамъ добрый часъ». — Благодаримъ, — отвѣчали ей.
— Прикажите и мнѣ осѣдлать лошадь, Владиміръ Ивановичъ! — громко сказала Софья Михайловна, увидѣвъ осѣдланную лошадь, на которую хотѣлъ уже садиться управляющій.
И черезъ нѣсколько минутъ она, въ дамскомъ сѣдлѣ, на небольшой сытенькой лошадкѣ, въ платьѣ безъ шлейфа, уѣхала съ управляющимъ осматривать всходы, приготовленіе полей къ яровымъ посѣвамъ, состояніе луговъ, лѣсовъ, дорогъ, гатей и т. п., что составляетъ предметъ заботъ въ полѣ и внѣ двора усадьбы.
Въ восемь часовъ она, добрая, немного усталая, проголодавшаяся, сидѣла за самоваромъ въ кругу семьи управляющаго. Она съ большимъ аппетитомъ пила чай со сливками, ѣла черный хлѣбъ съ масломъ и весело болтала съ женой управляющаго, очень симпатичной и благородной наружности женщиной, и съ двумя его дочерьми, очень хорошенькими дѣвочками. Самъ управляющій помѣщался на самомъ концѣ стола и держалъ себя очень сдержанно, какъ бы считая себя совершенно стороннимъ человѣкомъ, котораго знатная барыня снисходительно пригласила выпить стаканъ чаю за ея семейнымъ столомъ.
Послѣ чаю всѣ занялись своею работой, а Софья Михайловна провѣряла кладовыя, амбары, просматривала счеты, инвентарь и составляла замѣтки для распросовъ и. распоряженій, которыя должны были послѣдовать по имѣнію. Въ двѣнадцатомъ часу она ходила на кухню рабочихъ, пробовала стряпню и присутствовала при отправленіи обѣда въ поле. Въ первомъ часу, опять усталая и съ хорошимъ аппетитомъ, она сидѣла за простымъ обѣдомъ управляющаго, за однимъ столомъ съ нимъ и съ его семействомъ. Послѣ обѣда, всѣ, кромѣ дѣвочекъ, спали полтора часа, потомъ управляющій поѣхалъ въ поле, а Софья Михайловна просматривала еще разъ замѣтки и обдумывала, что и какъ нужно передать управляющему о травосѣяніи. Въ пять часовъ пили чай, во время котораго и до самаго ужина шла оживленная, толковая и очень практичная бесѣда Софьи Михайловны съ управляющимъ о травосѣяніи и о всемъ прочемъ, что тѣсно было связано съ успѣшнымъ ходомъ хозяйства. Въ самый разгаръ бесѣды ей подали письмо отъ мужа. Она прочла, улыбнулась и потомъ съ тѣмъ же увлеченіемъ продолжала разговоръ съ управляющимъ.
Въ девять часовъ, послѣ простаго ужина, она сѣла у раскрытаго окна небольшой чистенькой комнатки, въ которой ей приготовлена была постель. На дворѣ было свѣжо, луны не было, звѣзды густо и ярко усѣяли небо и мертвая тишина царила въ пространствѣ: соловьи еще не прилетѣли, кузнечики еще не начинали своихъ ночныхъ трелей, — и только изрѣдка жужжалъ комаръ, стремясь чрезъ отворенное окно на свѣтъ въ комнатѣ, да на скотномъ дворѣ слышались порой коровьи вздохи. Софья Михайловна просидѣла минуты двѣ, потомъ зѣвнула, встала, вдохнула полною грудью свѣжаго воздуха, затворила окно и, сѣвъ у стола, написала слѣдующій отвѣтъ на письмо мужа:
«Напрасно ты волнуешь себя снами и предположеніями. Я не вѣрю, что ты не скучаешь безъ меня, такъ какъ сны и предположенія обо мнѣ могли явиться только отъ скуки. Не скучай!.. Я скоро пріѣду и мы, какъ всегда, отлично проведемъ лѣто въ нашемъ пригородномъ. Жаль только, что Кати не будетъ съ нами. Она отлично устроилась въ Шустовѣ и, довольная и счастливая, при мнѣ принялась за обученіе двухъ дѣвочекъ скотницы. Славная у насъ дочурка!
„Еще разъ — не волнуйся! Пустое волненіе крови, которое бываетъ у меня иногда, не сдѣлаетъ меня глупой, и я буду твоей женой, а не дочерью, пока Богъ терпитъ нашимъ грѣхамъ. Онъ милостивъ и мы дождемся внуковъ. Какъ мы будемъ любить ихъ!
„Любящая тебя Софья“.
P. S. „Дѣла въ имѣніяхъ идутъ отлично, о чемъ передамъ, когда пріѣду“.
Потомъ она раздѣлась, зѣвая легла въ постель, подкараулила комара и потомъ придавила его, когда онъ сѣлъ ей на високъ, прислушалась, не жужжитъ ли еще гдѣ комаръ и, убѣдясь въ его отсутствіи, загасила свѣчу и заснула крѣпкимъ и здоровымъ сномъ.
На другой день она встала до солнца, умылась, одѣлась и, сидя у открытаго окна, смотрѣла на дворъ, на которомъ происходила та же ранняя, бодрая дѣятельность, что и вчера, въ утро ея пріѣзда. Ей подали письмо отъ Кожухова. Она прочитала — и продолжала сидѣть и смотрѣть на дворъ, какъ и до полученія письма.
— Готово? — громко, какъ командиръ, крикнулъ управляющій.
— Готово! Ѣдемъ! Готово! — отвѣчали ему въ разныхъ мѣстахъ.
— Съ Богомъ, въ добрый часъ! — скомандовалъ управляющій.
«И промѣнять такую жизнь на жалкое, почти нищенское, существованіе?… Нѣтъ, нѣтъ!» — отрицательно качая головой, подумала Софья Михайловна, потомъ зѣвнула, затворила окно, сѣла къ столу и написала слѣдующій отвѣтъ Кожухову:
«Напрасно вы безпокоили Дмитрія Ивановича и себя! Но сдѣланнаго не воротишь, и на ваше письмо могу отвѣтить пока одно: буду обдумывать до вашего возвращенія изъ Питера, и что надумаю, сообщу тогда вамъ.
„Извините, что коротко отвѣчаю. Я сильно занята и письмо ваше застало меня предъ самымъ отъѣздомъ. Откладывать отъѣздъ нельзя, а потому и отвѣтъ коротенькій. Не сердитесь и вѣрьте, что все по-прежнему.
„Софья Рымнина“.
Она запечатала оба письма, надписала адресы и одно отдала нарочному полицеймейстера, а другое велѣла отправить по почтѣ.
II.
Могутовъ, вмѣстѣ съ новыми строителями желѣзной дороги, уѣхалъ изъ города на участокъ Кречетова. Какъ вслѣдствіе новизны дѣла, такъ и вслѣдствіе экстренности постройки, для новыхъ строителей дороги было страшно много работы, суеты, хлопотъ, волненій, страховъ и опасеній. Толковѣе всѣхъ шло дѣло строительства дороги у Кречетова, и къ нему часто пріѣзжали остальные помѣщики-подрядчики, чтобы перенять порядки, заведенные въ его участкѣ. На самыхъ первыхъ порахъ Кречетовъ подѣлилъ всю работу съ Могутовымъ. Онъ взялъ на себя исключительно хозяйственную сторону дѣла: производилъ закупки, заключалъ условія съ рабочими и съ купцами на поставку продуктовъ и матеріаловъ, организовалъ контору и т. п. и проводилъ большую часть времени въ разъѣздахъ или въ небольшомъ уѣздномъ городкѣ, который былъ въ центрѣ его участка. Вся же техническая сторона дѣла поручена была исключительно Могутову. Онъ составлялъ смѣты необходимыхъ матеріаловъ, подъ его наблюденіемъ строились бараки, кухни, тачки и т. д.; онъ вычислялъ кубическое содержаніе профиля дороги, руководилъ ходомъ работъ, указывалъ, гдѣ выгоднѣе вывозить землю людьми и гдѣ лошадьми и т. д.; и у него почти не было свободнаго времени, — онъ весь окунулся въ живое, бойкое и шумное дѣло постройки землянаго полотна дороги почти на протяженіи ста верстъ и почти тремя тысячами рабочихъ; и только ночью, предъ сномъ, пробѣгалъ газету или журналъ, да въ мѣсяцъ разъ-другой писалъ въ акушеркѣ въ отвѣтъ на ея письма. Мы познакомимъ читателя съ характеромъ ихъ корреспонденціи.
Письмо акушерки къ Могутову:
«Вы не пишите о себѣ ничего, только вашъ адресъ, и ваше длинное письмо полно воспоминаніями о недавнемъ прошломъ. Дѣлаю заключеніе изъ этого, что вы еще не акклиматизировались въ С-нскѣ, что у васъ нѣтъ работы, что вы скучаете. Жизнь города — далека еще отъ васъ, вы — чужой ей, она не волнуетъ вашей крови — и вы скучаете, впадаете въ состояніе старика и рвете могильные цвѣты, чтобъ ускорить біеніе сердца, т. е. разогнать скуку.
Живи, покуда кровь играетъ въ жилахъ,
А станешь стариться, нарви
Цвѣтовъ, растущихъ на могилахъ,
И ими сердце обнови….
„Не утѣшительно, но это скоро пройдетъ, я увѣрена въ этомъ и это вы знаете безъ меня. Гдѣ люди, тамъ — жизнь. Губернія — не пустыня, и, осмотрѣвшись, вы найдете работу, полную смысла и не чуждую общественнаго значенія. Тогда скука уйдетъ прочь, могильные цвѣты сперва завянутъ, а потомъ будутъ выброшены, накъ негодные, вонъ, — и ваши письма будутъ полны жизнію, увлеченіемъ, любовью, злобою и гнѣвомъ, а не воспоминаніями о недавнемъ прошломъ. Давай Богъ, чтобъ это было поскорѣе!
