— Были?

— Да. В местечке, которое называется Чаян. — Мэт поднес руку ко лбу. Ему было жарко, в голове все путалось. Ли Лутан стоял за спиной Мэйхуа в ту ночь! Нет, такого не может быть, это невозможно!

— Почему они не стреляют?

— Мы не знаем. Уже три дня тихо.

Ли Лутан напоил его наркотиком. Или это сделала Мэйхуа по приказу Ли. Тем не менее тогда, в камере, она ничего ему не сказала. И никак не дала понять, что встречалась с Ли прежде.

— Скажите, какова жизнь на материке? — спросил Цзиян.

В квартире Мэйхуа был Ли Лутан, это был он! И вдруг Мэт сообразил, почему он сидит на залитом солнцем пляже с этим дружески расположенным к нему военным полицейским.

— Нет, — тихо произнес он. — Не думаю, что я скажу вам вообще что-либо, капитан Цзай.

Мэту стало плохо. Случайно, не отдавая себе отчета, он сообщил капитану то, о чем тот, возможно, и не догадывается: что была по крайней мере одна запасная копия «Апогея», и она хранилась в банке.

Сначала металлическое ведро на голову, а сейчас пикник. Садизм, который они чередуют с заботой. Эти люди — профессионалы, они знают все приемы.

И Мэйхуа — одна из них.

Мэт поднял голову и заметил на себе мрачный взгляд капитана.

— Я хочу сказать вам только одно. Вы знаете, кто такие хиппи?

Цзиян нахмурился.

— Я знаю, что на западе так называют отщепенцев. Но здесь это может означать и другое.

— Да. На Тайване это слово может означать человека вне закона. Верно?

Цзиян кивнул.

— Значит, Ли Лутан — хиппи.

Выражение лица офицера не изменилось, но Мэт увидел, как дрогнули уголки его глаз, и мгновенно почувствовал надежду.

— На самом деле, — быстро продолжал он, — он работает на «Нашу Формозу», тайваньское движение за независимость. Понимаете? Офицер, под началом которого вы находитесь, — предатель. Он сам рассказал мне об этом, он гордится этим.

Цзиян испытующе смотрел в лицо англичанину.

— Вы сумасшедший, вам известно это? Вы безумец. Поостерегитесь откровенничать, особенно здесь.

— Он сказал мне об этом сам, — настаивал Мэт. — Когда начнется вторжение, он планирует убить вашего президента, это будет первый шаг к захвату власти. И не только я слышал это. Там была Мо Мэйхуа.

Цзиян встал.

— Нам нужно возвращаться.

Мэт медленно поднялся.

— Спасибо за обед.

— Послушайте, прежде чем я доставлю вас обратно, мне нужно кое-что сказать. Мне не следовало бы делать это, но… вы знаете Линьчунь, поэтому я рискну. Будьте осторожны. Если вы оскорбите начальника… — Цзиян, сделав гримасу, провел указательным пальцем по горлу и пошел к дюнам.

— Разве для человека в моем положении это что-то меняет?

Цзиян уставился на Мэта.

— Не понимаю.

— Я был приговорен к смертной казни. За убийство. Разве вы не знали об этом?

— Знал. Но я совсем не понимаю вас.

— Почему?

— Потому что вы слишком спокойны. Так близки к смерти и тем не менее… так хладнокровны, так невероятно спокойны. Это неестественно.

— Ну что ж. — Мэт пожал плечами. — Я не паникер.

Цзиян пожевал нижнюю губу, словно взвешивая, что делать дальше. Потом тихо сказал:

— Они толкуют вам о смертном приговоре, но это неправда. Ли хочет заставить вас поверить в это. — Он поморщился. — Я слишком разговорился. Забудьте о том, что я сказал.

— Нет, не забуду. Я благодарен вам и надеюсь, что вы не лжете. А вы не должны забывать о том, что я сказал вам: ваш начальник Ли — предатель. Вы должны передать это в центр, пока он не убил президента. Может быть, вы даже получите медаль.

Цзиян долго вглядывался в лицо Мэта, и в глазах его металась тревога.

— И все-таки вы — безумец, — произнес он наконец. — Расскажите начальнику то, что он хочет знать. Тогда, может быть, он отпустит вас, прежде чем здесь начнутся убийства.

— Я не…

— Вы не понимаете? Тогда я объясню, чтобы вы поняли! Во всех докладах нашей разведки говорится одно и то же. Осталось очень мало времени, может быть, несколько дней, и начнется вторжение. А потом, — Цзиян положил руку на плечо Мэта, — ни один человек не покинет это место, никогда. Поверьте, я знаю: ни один человек не уйдет с Цюэмоя живым.

Ли Лутан увидел, как Мэйхуа вышла из здания аэропорта, и распахнул перед ней дверцу машины..

— Траханый Цюэмой! — взорвалась она, бросив сумку На заднее сиденье. — Удовольствия от него примерно столько же, сколько от пениса чао-чао.

— Ты выглядишь ужасно. Что случилось?

— Ничего. Достал порошок? — Вопрос вырвался с таким горячим нетерпением, что она готова была откусить себе язык.

— Не волнуйся. Достал я твой — как это? — волшебный порошок.

— Райская пыль.

Ли быстро вырулил на главную дорогу и поехал на север, к Наньшани.

— Что с тобой?

— А… поругалась с матерью. Старая шлюха, сифилитичка… Представляешь? Она продала мою лучшую картину. Подлинник Чэн Цайтуна. «Чаепитие». Она бесценна, а мать получила за нее всего несколько тысяч тайваньских долларов.

— Не кричи! Я приказал тебе быть на виду, чтобы люди знали, что ты остаешься на месте. Что же ты делала у матери в Пэйтоу, когда я хотел, чтобы ты была в Тайбэе?

— Приходится иногда навещать эту суку.

— Больше не делай этого. Я хочу, чтобы, занимаясь этой работой, ты была спокойна и уравновешенна. Насколько позволяет «райская пыль».

Мэйхуа выглянула в окно.

— Господи, как я ненавижу это место. Все эти деревья…

— Они защищают рокадную дорогу от воздушной разведки.

— Какие же они скучные. Не выношу их. — Они проехали сеть окопов, а потом свернули за угол под стволами артиллерийских орудий. — И пушки, — добавила Мэйхуа. — Я читала где-то, что это одно из самых хорошо защищенных мест на земле. Это правда?

— Да.

— Почему?

— Что почему?

— Для чего защищать эту кучу дерьма?

Ли Лутан правил машиной молча, пока не почувствовал, что Мэйхуа успокоилась.

— Юнг упорно сопротивляется, — нарочито рассеянно сообщил он.

— Не удивительно.

— Ты ожидала этого?

— Конечно. Он упрямый. И здоровый… очень здоровый. — Мэйхуа сделала усилие, чтобы собраться с мыслями. Ей на память пришел последний разговор с Мэтом, и Мэйхуа хихикнула. — А ты еще не пробовал выдирать ему ногти?

— Нет. А ты думаешь, это могло бы…

— Нет, забудь об этом! Слушай, Лутан… — Она пустила в ход самые льстивые интонации. — Ты знаешь, как я тебе благодарна. Ты дал мне цель в жизни, дело, идеал. Но давай посмотрим правде в лицо; на самом деле эта работа не для меня.

Ли уже хотел ответить, но тут у них над головой низко пролетели два истребителя. Он ударил по тормозам, и их обоих сильно тряхнуло.

— Что ты сказала? — переспросил Ли, когда они двинулись дальше.

— Неважно.

— Что-то насчет идеалов и дела, насколько я помню. Забавно слышать такие слова из уст дочери шлюхи и сбежавшего матроса-янки.

Мэйхуа опустила голову.

— И роли неплохие тебе перепадали, правда? А еще — «Золотая лошадь» и «райская пыль». Не будем о ней забывать.

— Я же сказала, что благодарна.

— Тогда докажи это!

— Как?!

— Завладей мыслями Юнга.

— Я должна это сделать?

— Конечно! — Ли сделал паузу. — Ты влюблена в него, не так ли? Верно я говорю?

— Да, если хочешь знать.

— И даже больше, чем влюблена?

— Иногда.

— Это, конечно, твое личное дело, но я буду наблюдать за тобой. Понятно?

— Понятно. — Мэйхуа вздохнула. — Сколько у меня времени?

— Немного. Сейчас уже почти конец февраля; скажем, три недели самое большое.

— Господи! Не уверена, что выдержу еще три недели на Цюэмое.

— Выдержишь. Тебе покажется, что дни бегут даже слишком быстро. — Ли с яростью переключил сцепление. — Этот молодой человек — крепкий орешек. Завтра я собираюсь показать ему ворота.

Мэйхуа положила руку ему на шею и принялась нежно массировать ее кончиками пальцев.

— Это так необходимо? Ворота ужасны.