— Ну и что ты этим хочешь мне сказать? — удивилась Альбина.

— Эти люди — позор всей нашей планеты. Почему они такими стали — не знаю. Возможно, сами выбрали для себя такой путь ещё в глубокой древности, возможно, они пали жертвою какого-то сознательного эксперимента существ намного более развитых, чем они. Но теперь факт остаётся фактом: они не способны ничего выучить из того, что создало человечество. Они не могут научиться счёту, не могут освоить никакого ремесла… При всём при этом они считают, что только они одни — нормальные люди, а все остальные — сумасшедшие. Именно такими, как люди из племени Ри-паха, и делает из всего человечества телевизор. И, если я не уверен, что они являются продуктом сознательного эксперимента, то в этом случае я убеждён: над всеми нами ставится сознательный эксперимент по уничтожению всего разумного на нашей планете.

Альбина замахала руками:

— Ой, папа, ну, что ты такое говоришь! Ну, кому это нужно — ставить над нами какой-то там эксперимент. Просто есть телевизор, а есть телезрители. Вот и всё. И ничего больше!

Вальтер молча встал со своего места и отправился в свою башню. Поскольку жилой дом был к ней пристроен непосредственно, ему не пришлось выходить под дождь и ветер. Дубовая дверь, ведущая в башню, была, как обычно, заперта на ключ. Вальтер отпер дверь и включил свет. Каменная труба, озарилась изнутри тусклым светом. По узкой винтовой лестнице Вальтер поднялся наверх. Легко сказать: поднялся! Это был очень тяжёлый подъём, и даже молодые жаловались на то, что подниматься здесь очень тяжело. Но Вальтер в свои пятьдесят семь лет шёл по гулким железным ступенькам легко и бодро. Наверху он дышал всё так же ровно, как и внизу, словно бы он и не поднимался вовсе никуда… Это был всё ещё сильный человек!

Наверху можно было включить свет, но он не стал делать это. Из темноты, с высоты двадцати метров над уровнем своего двора, и ста двадцати над уровнем моря он пристально вглядывался вдаль.

Ливень свирепствовал вовсю. Остроконечные рифы лишь угадывались во тьме через залитые водою стёкла. И только молнии, которые то и дело вспыхивали на горизонте, озаряли чёрные силуэты далёких скал.

— Да, не хотел бы я там сейчас оказаться, — пробормотал Вальтер.

Городок, вытянувшийся вдоль берега моря, мерцал своими весёлыми огоньками по правую сторону от башни. Дворец Мецената мрачно громоздился на высоком холме у самого моря.

— Скоро от туристов совсем не будет отбоя! — пробормотал Вальтер. — Оно и понятно: люди живут в огромных городах, не видят там ничего, кроме небоскрёбов и потоков транспорта, а сюда приезжают как в кратковременную сказку. Приедут, посмотрят на наши чудеса и — опять домой. К своим небоскрёбам!

Помещение, в котором он находился, представляло собою круглую каменную будку со сводчатым потолком. Двенадцать высоких окон, расположенных по периметру, были явным излишеством. Вальтер осмотрелся по сторонам. «И что только было на уме у этого архитектора? Думал только о красоте здания, а не о его практических свойствах. Ох, уж эти мне художники! Им бы только рисовать на бумаге свои мечты, а как потом жить людям, когда эти мечты осуществятся, — это не их забота — так они рассуждают в своём самоослеплении!»

И в самом деле: маяк должен был светить только в одну сторону — в сторону открытого моря. Его назначением было указывать на проход в Остроконечных рифах. Все остальные окна были просто архитектурным излишеством. Если бы Вальтер не сделал здесь в своё время основательного ремонта, то сейчас здесь нельзя было бы спокойно находиться. Из разбитых стёкол и прохудившихся рам дуло бы нещадно, и холодные брызги дождя хлестали бы сейчас по лицу того, кто осмелился бы сюда взобраться. Но сейчас здесь было сухо, чисто и надёжно.

Вальтер посмотрел в сторону гор, покрытых дремучим лесом, и подумал: «Наверно, замысел был всё-таки разумным: маяк должен был светить не только в море, но и в сторону гор. А вдруг кто-то заблудится в горах, вот так же — в непогоду, а свет маяка ему бы и указал на правильный путь!».

Вальтер подошёл к каменной колонне, стоявшей посередине. Она служила основанием для шпиля на вершине башни, который был одновременно и громоотводом. У самого основания колонны, там, где в пол упиралась подставка для прожектора, ныне не существующего, он нащупал едва заметную железную дверцу. Отпер её ключом и достал оттуда своё сокровище. Это и было то самое, ради чего он поднимался на башню. Золотая статуэтка, тускло блеснула в темноте. Вальтер не показывал свою находку никому из своих домашних и даже не сказал им о самом её существовании. Ему почему-то показалось важным сохранить это в тайне. Вещичка стоила на самом деле огромных денег, и двенадцать тяжёлых монет за неё — это была, в сущности, смешная цена. Впрочем, и все остальные одиннадцать золотых статуэток стоили примерно столько же. Фактически Меценат занимался обыкновенным грабежом, когда платил Вальтеру эти ничтожные деньги.

Вальтер включил карманный фонарик. Золотая статуэтка была высотою сантиметров в двадцать и изображала прекрасную молодую женщину в длинных одеждах и с крыльями за спиною. Единственная из всех двенадцати морских богинь нимфа Оа была наделена крыльями. Имелось в виду, что она может не только нырять в глубины Океана, но и летать над ним, озирая с высоты небес его бескрайние просторы.

Вальтер прошептал:

— Какая красота! И я должен продать её за деньги какому-то старому безумцу, который переплавит её в сковородку или в сахарницу. Если бы я знал, что он так обойдётся с теми одиннадцатью статуэтками, да разве бы я так поступил? Но хотя бы эту красоту я-то должен буду сберечь!

Он нежно поцеловал статуэтку, прижав её к груди, снова подошёл к стеклу, за которым свирепствовал дождь. Молнии всё так же вспыхивали на горизонте, озаряя зубья Остроконечных рифов. Вальтер прошептал:

— Тот, который сейчас там остался на островке, — пусть выживет.

В одной руке Вальтер держал золотую статуэтку, но другая рука у него потянулась ко лбу. Он потёр его, словно бы пытаясь прийти в чувство.

— Или я неправ и он должен непременно погибнуть?.. Кстати, я совершенно забыл, как его зовут!

Вальтер потёр свободною рукою лоб и вдруг вспомнил:

— Эльфин! Эльфин его зовут! Так вот пусть этот Эльфин останется в живых!

Он поставил золотую статуэтку на подоконник. Вспышки молний озаряли её, а вода, хлеставшая по стеклу, так и не могла коснуться её. Задумчиво спросил сам себя:

— Чего бы я ещё хотел? Дочка пусть наконец-таки замуж выйдет, да за хорошего человека, а не за плохого! И пусть он будет старше, чем она! Ощутимо старше! Она ведь глупенькая, а ей нужен умный человек. Сын пусть не забывает меня. А то я на одном острове, а он — на другом… И, вообще: мне уже столько лет, а у меня до сих пор нет внуков — куда это годится!.. Ну а для себя о чём бы попросить? Даже и не знаю. Подольше бы прожить, побольше бы успеть сделать — вот разве что об этом? Тереза с Эйриком положились на меня, значит, я и за них теперь в ответе, ведь так же?

Словно бы в ответ на эти слова порыв сильного ветра плеснул в окно таким огромным потоком воды, как будто это была морская волна.

Вальтер рассмеялся:

— Вот-вот! Вода всегда меня понимала с полуслова.

Немного подумав, он добавил:

— А я её.

Вспышка молнии рассмешила его.

— Огонь — тоже. Но так уж получилось, что вода для меня важнее, ты уж прости меня, огонь.

Вальтер отошёл от окна и вернулся к своему тайнику. Поставил статуэтку на прежнее место, прошептав: «Здесь тебя никто не тронет». И запер свой тайный сейф.

Пора было спать. Вальтер осмотрелся по сторонам: внутри всё было тихо и почти уютно; буря бушевала лишь за пределами башни, здесь же было ощущение какой-то непонятной безопасности. Всё сухо и чисто, но высота уж больно большая. А вдруг безудержные потоки воды хлынут сюда с такою силой, что башня не выдержит, покачнётся и упадёт? Впрочем, сама башня ничего не знала об этих тайных мыслях своего владельца и стояла себе и стояла — твёрдо и незыблемо.