ПРЕЛЕСТЬ, возлюбленный, является по природе своей удалением от прямого пути и от истины, отрицающим, так сказать, истину и всею силою человеческой души приветствующим ложь, помышляющим о мире сем и представляющим его собой, производящим свои последствия посредством воли, хотения, ума, помышления, похоти, мечтания, души и тела. И ты видишь все это создание, то есть человека, захваченным под действием прелести лукавою властью, которая движет и распоряжается им, словно принадлежащей ей машиной, как ей угодно, так что несчастный человек уже не в силах ослушаться ее хотя бы на волосок.
Свойства же прелести, любезный, неисчислимы; мы же назовем те, о которых надлежит знать безмолвствующим. Начинается их движение под действием верховной и господствующей власти прельстителя — началозлобного врага нашего и последующего за ней склонения воли погибшего. Ибо есть и у бесов, так сказать, своя субординация, мрачная и принадлежащая погибельной бездне, так что едва они заметят уклонение желательной силы ума, как тотчас же их главарь шлет соответствующего духа, который, находясь рядом, непрестанно подготовляет почву для прелести. Занимается он этим с величайшим терпением и, не жалея многих лет, до предела жизни человеческой, различными способами воспитывает в уме сию склонность, покуда не увидит плодов своей науки и, добившись подчинения, не взнуздает его, чтобы увлечь туда, куда пожелает ведущий его диавол.
Тогда пленник — ум человеческий — понуждает и иные душевные силы к такому же повиновению, а вместе с ним сбивается с пути и бесчувственное тело, как мешок, в который заключена душа. Но пока отклонение еще только начинается и появился только росток этой, так сказать, холеры, может человек, если захочет и если послушается чужого наставления, и избежать смерти души своей, и прогнать ее. Когда же уже наступило отравление мысленной крови, становится сие, по большей части, трудным, даже и (заметь это, читатель!) невозможным, если только не подействуют молитвы великих святых и не совершит Бог посредством случая и великого несчастья перемену в уме его, чтобы обратить в ничто постоянное воздействие диавола. Надлежит знать, что и в прелести есть свои меры и степени.
Так, например, если о бесстрастии, совершенстве и божественных дарованиях можно сказать, что чем менее человек приобщается к ним, тем скорее испытывает охлаждение, встречая противные изменения, то так же обстоит дело и с силою прелести. Чем слабее укоренилось в человеке его предубеждение, тем легче он избавляется от нее. Теперь же начнем предлежащее нам слово и возьмемся за одну из ветвей этой холеры.
В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред. И вот, не рассчитывая ни полезных, ни вредных последствий, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, воспитывая в себе гнев и похоть, начинают служить супостату.
Лукавейшие же бесы, пользуясь случаем, водворяются в них и искусно используют первоначальную цель монашествующего. Какова же тогда польза от его трудов? Ибо одни начинают считать годы, проведенные в безмолвии, другие же губят себя, лишившись добродетелей. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним. Такие, полагая, что все состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни масла, ни приготовленного на огне, порабощенные собственной волей. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.
Итак, этот вот их односторонний пост мы осуждаем как неправильный и называем крайне безрассудным. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же присасывается, как раковина, и совершенно подчиняет себе его ум, заставляя считать, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина. И так продолжается, покуда привычка не станет второй натурой, так что можно будет совершенно прельстить человека и в один прекрасный день овладеть им.
Итак, полезно такому человеку, как и другим, о которых говорилось выше, если они хотят спастись, оставить такое однообразное подвижничество и последовать наставлениям духовного отца, с советом и разумом выравнивая и возводя здание о четырех углах.
Также и еще некто, очарованный одним лишь бдением своим, все приписал ему и считает годы, проведенные в бдении, а других осуждает, будто бы блуждающих во тьме. Пусть и такой человек последует пути других, о котором было сказано. Иной же доверился однообразной молитве своей и, словно бы это было его изобретением, обучает других тем способам, с помощью которых удерживает свой неудержимый ум. Но и он пусть присоединится к другим и прислушается к полезным речам.
Еще один опять‑таки заботится о слезах и принимает их за спасительную для человека находку, уча других, как должно плакать, и возвещая горе тем, кто не плачет. И он, воображая, что в этом состоит все совершенство, превозносится в своем надмении, мысленно осуждает всех и зачастую от избытка сердечного выражает это устами. И, обращаясь к такому с любовью, мы говорим: пусть знает, что слезы надлежит соединять с блаженным смирением, и не воображает, что легко научиться плакать, не имея благодати. Но и любая другая добродетель, если она совершается сама по себе и принимается за главную силу монашеского жительства, заслуживает порицания и всяческого осуждения опытных людей. Или же скорее мы назовем ее приманкой врага, из‑за которой человек постепенно «попадается на крючок» и сбивается с пути.
Если же кто разумно и рассудительно упражняется в одинаковой степени во всех добродетелях, то такого я и хвалю, и пылаю от великой к нему любви, ибо не собираюсь противиться цели того, кто успешно подвизается, и не сомневаюсь в том, что добродетели, правильно возделываемые, являются единственным необходимым средством, без которого невозможно взойти к совершенству. Итак, непременно следует, даже до крови, заботиться о всех добродетелях одновременно, с равной силой и вниманием, чтобы духовное здание росло, уподобляясь цепи, где звенья связаны друг с другом. А теперь, любезный, послушай меня и запомни вот что.
Много существует дочерей покаяния, но самые из них почтенные, дерзновенно приближающиеся к Богу и необходимые для ВСЯКОГО безмолвника, — это, во–первых, БЕЗМОЛВИЕ, связанное и соединенное со СМИРЕНИЕМ и сожительствующее с ТЕРПЕНИЕМ. Тотчас же за ними идет равный им по достоинству ПОСТ, их родной брат, а также прекрасная сестра их, БДЕНИЕ, за которою следует другая сестра — МОЛИТВА. Соединившись вместе, они СЛЕЗЫ порождают, Бога к состраданию привлекают и согласно единое прошение воссылают, да пошлет Он им БЛАГОДАТЬ Свою.
Итак, если лишишься ты одной из них, другие останутся бесполезными, будучи недостаточными для возрастания души твоей. Ибо БЕЗМОЛВИЕ — это благоприятная почва, на которой возводится все здание из мысленных столпов и духовных камней. Однако никто не в силах выдержать тяжесть безмолвия, с разумом и рассуждением встречая скорби, если не пошлет Сладчайший Иисус в качестве дара и милости БЛАГОДАТЬ безмолвия, вскармливающего нас, как мать, умной пищей и подражающего ангелам. Кто примет ее, тот должен узнать БЛАГАГО ПОДАТЕЛЯ и Его Единого непрерывно благодарить, обращая к Нему непрестанную молитву свою, чтобы Он содействовал благому его произволению и продолжил возведение божественного Своего здания, даруя нам вместо камней основание — СМИРЕНИЕ и помогающее во всем прекраснейшее ТЕРПЕНИЕ!
Также и о посте скажем, что если он совершается с рассуждением, то, несомненно, является подходящим материалом, который цементирует все сооружение, унимая бесчинные стремления и совершенно укрощая пылающие страсти. Однако невозможно выдержать его, с разумом вкусив его плодов, если СПАСИТЕЛЬ не пошлет нам свыше БЛАГОДАТЬ поста.
