Тебя целуют и молятся о тебе все.

Целую тебя отечески и я.

Твой всесмиренный старец Иосиф

Чадо мое возлюбленное, Фотина, утроба моя божественная и священная, мир тебе! Дитятко мое, маленькая бабочка, получил твое письмо и видел, что в нем. Обрадовался, что все вы здоровы. А я нездоров. Много расходов и лекарств, а здоровья никакого. Потихоньку иду в тамошнее отечество. Не имамы зде пребывающаго града. [134]

Братия старается всеми средствами возвратить меня обратно, но я, к сожалению, быстро иду ко гробу. Пойду туда ждать вас.

Дорогая моя Фотина, свет, [135] моя дорогая Фотина! Мы были бутонами, стали цветами. Опали лепестки, их разметал ветер, и нас забыли. Яко сено изсхох, [136] и цвет его опал. Итак, что остается с нами? То, что мы сделали и послали для другой жизни, только это и остается целым. Никто этого не отнимет. Никто не сможет этого забрать.

Итак, дорогая моя Фотина, то, что можем, будем откладывать там. Если нас в этот час застанет смерть, тому, что мы оставим после себя, порадуются другие. О тебе забудут, как будто ты никогда не существовала.

Суетный мир! Лживый свет! Нет в тебе ничего доброго! Совершенная ложь! Совершенный обман! Ты нас обманываешь, над нами смеешься, над нами издеваешься. Показываешь нам годы, и удовольствия, и долгое здоровье, но внезапно нас настигает смерть. И все это лопается, как пузыри, рвется, как паутина.

Такова, возлюбленное мое дитя, такова мирская радость!

Итак, приими наказание. Плачь и рыдай. Ты поистине познала Бога. Молись и взывай: «Боже мой, Боже мой! Призри некогда на Твою Фотину, Истинный Свет, и отверзи снова Твои небеса, и одожди каплю божественной Твоей благодати. Просвети очи ее души и сотвори с нею милость. О Боже мой! Боже мой, видящий тайны нашей души! Услади наше сердце, которое огорчил лукавый и которое забыло Твою любовь».

Это говори и взывай.

Сейчас, когда я тебе пишу, опухоль у меня поднялась до пупа, и мой батюшка пошел в Дафни, и без моего ведома договорился по телефону с врачом и привез его, сказав мне, что к нам по дороге зашел врач. И тот, осмотрев меня, сказал, что у меня порок сердца, происходящий от гнойных миндалин. И дал таблетки от опухоли и укрепляющие уколы от миндалин, какие присылал Иоанн.

Итак, одно посещение — тысяча триста драхм! К счастью, у меня есть духовные чада в Америке, и все пишут: «Смотри за своим здоровьем! Не оставь нас сиротами». И присылают деньги. Другое посещение — тысяча шестьсот с лекарствами.

Вот так. Хочу я или не хочу, не дают мне умереть. Итак, имей терпение.

Чадо мое возлюбленное!.. Божественная моя утроба и священная, мир тебе!

То, что я хочу тебе написать, сохрани. Пусть это будет для тебя напоминанием. Читай это. И я надеюсь, что получишь пользу.

Бог, дитя мое, создал человека из земли. То есть — после того, как создал все творение, как сад, сотворил светильники и украсил твердь. Луну, чтобы она начальствовала над всеми звездами ночи, как некое паникадило со многими огнями, малыми и великими, украшая небо. И землю со множеством деревьев, малых и великих. Зверей и гадов. Птичек разной величины, летающих под небом. Домашних животных и птиц для пользы человека. Море со всеми видами рыб. Все для того, чтобы ел и удивлялся человек. И над всем этим сотворил великое светило, чтобы оно начальствовало над днем, все согревало своим теплом и обо всем заботилось и все украшало своим светом.

А человек создан в конце, как царь над всем, как зритель, приглашенный в театр. О величие! О честь для человека! Все песнословит Бога — все одушевленное и неодушевленное. Одно — своим голосом, другое — движением своих листьев. Все имеет свой голос, и маленькая травинка, если сожмешь ее в руке, кричит: благоухание, которое она испускает, — это ее голос.

Итак, все, о чем говорит Святое Писание, — все появилось ради человека. Поэтому Он создал человека последним из всех, чтобы человек увидел все это зело доброе и, веселясь, наслаждался созерцанием этого.

А как совершилось создание человека? Взял Он землю — самое смиренное вещество, чтобы человек был всегда смиренным: нет ничего смиренней земли. Устроил глиняный домик и, дунув в него, создал человеческую душу… Итак, как в четыре стены из брения, вложил Бог божественное дуновение, вложил Свое дыхание.

О величие небесное! О слава и честь человека! Он смиренное брение, но и божественное дыхание! Наступит мгновение, когда он изменится. «Земля еси и в землю отыдеши». [137] Исполнится слово нашего Создателя. А божественное дуновение, божественное дыхание — что станет с ним? Как земля возвратится в землю, так и душа, будучи Божиим дуновением, возвратится к Богу. Да, но как? Когда душа произошла от Бога, она была благоуханным божественным дыханием, но такова ли она теперь? Нет, не такова. Итак, что с ней будет? Необходимо очищение. Слезы, плач, боль, ибо ты опечалил столь доброго и благодетельного Отца, Бога, Который тебя, брение, так прославил, даровал тебе Свое божественное дыхание, — эти дела покаяния очистят тебя по Его благодати. Итак, плачь и рыдай, чтобы Он снова возвратил тебя в прежнее состояние.

И когда ты плачешь со жгучей болью в душе из‑за того, что согрешил, из‑за того, что опечалил Бога, после плача тебя осеняют утешение и отрада. И тогда открывается дверь молитвы.

Видел я плачущего человека, который хотел удержать слезы, потому что кому‑то случилось войти, и не смог их удержать. Ибо они текут с такой силой, как будто человека кто‑то смертельно ранил.

Молитва с болью рождает плач. Плач приносит слезы. Слезы, в свою очередь, рождают более чистую молитву. Ибо слезы, как благоуханное миро, отмывают грязь, и очищается дыхание Божие, которое, как некий голубь, затворено в четырех стенах, как в четырех стихиях… И тогда, лишь только разрушатся и упадут стены, голубь сразу летит к Отцу, от Которого произошел.

Итак, мы сказали, что мы дыхание Божие. Поскольку же у нас есть сродство с Богом, а Бог — везде сый, [138], мы всегда рядом с Богом. Мы Его чада. И, видя то достоинство, которое Он нам даровал, — быть Его дыханием, — мы должны быть внимательными, чтобы Его не огорчить.

«Предзрех Господа моего одесную мене, да не подвижуся». [139]

А поскольку мы осквернили наш ум, и наше сердце, и наше тело словом, делом и помышлением, то теперь у нас нет дерзновения. У нас нет брачной одежды. Поэтому мы должны очиститься: исповедью, слезами, болью души и тем, что превыше всего, — молитвой, которая очищает и делает совершенным человека.

Одежда, о которой мы поем на Страстной седмице: «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду во нь», [140] — это благодать Божия, которая достигается соединенной с болью чистой молитвой.

Сперва человек молится с простотой, которая у него есть вначале, с излиянием многих слез, и все это — благодать Божия, называемая благодатью очистительной, которая, как удочка, уловляет человека и наставляет его к покаянию.

Поскольку добрый во всех и над всеми наш Бог, Он нас находит. Он нас видит. Он нас призывает. Он первый знакомится с нами. Затем узнаем Его мы, когда Он помажет нас миром Своей божественной милости.