И за это желание я совершенно справедливо заработал серебряную пулю в лобешник.

Ибо сказано: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».

И еще. Самое главное: «Не убий».

Уже светало. Я вышел из палатки, стараясь не смотреть на собственный труп.

Подобные контакты, решил я, вгоняют в излишнюю тоску, приводят к нервным срывам и чересчур продолжительным запоям.

Мне вся эта интеллигентская канитель ни к чему. Я Фехтовальщик Бонифаций Македонский. Работы выше крыши.

Вот сделаю дело – нажрусь от всей души в Великом Новгороде. А пока ограничусь бутылочкой французского красного вина под русский сухпай. Потом немного отдохну и отправлюсь в путешествие длиною в полторы сотни верст. Это если по прямой.

А сейчас сооружу крепкий кофе, закурю сигарету и прогуляюсь в душ.

Антибактериальное мыло, зубная щетка, бритва, полотенце и прочие прибамбасы личной гигиены отыскал в одном из ящиков. Все новенькое, в упаковке. Рядом лежал фонарь. Лавируя между трупами, оказался в душевой. Тьфу, ты! Опять труп. Пришлось взять тело за руку и оттащить в сторонку.

Хотелось как можно скорее покинуть эту скотскую нору. Поэтому водные процедуры провел в спринтерском темпе. Поразмыслив, решил не бриться: мне ж еще Арнольду правдивую историю чудесного спасения поведать надо. Конечно, пробежка на полторы сотни километров отчасти превратит меня в изможденного и грязного туриста, но щетина длиннее от этого не станет.

Завхоз оборотней умело вел хозяйство. Все на местах, по порядку. Без труда подобрав одежду и обувь, начал готовиться к марш-броску. Рюкзак, сухпай, фонарь, аптечка, фляга, рация, план местности, компас, зажигалка, нож... Палатку и спальник я не беспокоил: если повезет с погодой, одолею маршрут менее чем за сутки, переночую у костра, на траве.

Что еще?

А, трехрогий ключ от машины времени! Где тут окровавленное шмотье оборотня македонской породы? Вон, валяется у входа. Доставая ключ, наткнулся на шкатулку с бриллиантами. Теперь у меня их две. Немного подумав, положил ее в карман, рядом с первой: двойной риск, двойная жизнь, значит, двойной подарок. По справедливости.

И дубликат обреза оставлять в этом гадюшнике тоже неправильно. Подняв пушку, поразился – она сияла и блестела, словно ее чистили неделю подряд. Эх, дружище, и что прикажешь с тобой делать?

Но обрез, знал, что емуделать. Будто детдомовский ребенок, увидавший отца, вернувшегося с фронта, он затрепетал и юркнул под мой левый рукав. И, дрожа всем корпусом, затаился, крепко прижимаясь к руке. Обрез чуть не повизгивал от счастья. Я невольно его погладил. Этот неосознанный жест обрез воспринял всерьез. Я почувствовал, как он погружается в предплечье. Задрав рукав куртки, увидел лишь кончики стволов. Я до них легонько дотронулся, и они исчезли. Ни боли, ни покраснения кожи, ни жжения. Оружие растворилось во мне, как кусок рафинада в горячем чае. Ну и славненько. Отныне у меня два обреза.

Еще. Труп-двойник. Он все-таки не давал мне покоя. Скоро здесь объявятся соратнички из братства Фехтовальщиков, начнут все обыскивать, протоколировать, анализировать...

Наверняка снимут со всех трупиков отпечатки пальцев, а в служебном рвении вполне могут и генетическую экспертизу затеять... В базу данных занесут. Потом доказывай, что не оборотень. И как раз очень кстати вспомнил о системе смыва нечистот в туалетах пещеры. Ручей там глубокий, широкий, поток стремительный... Практически горная река.

Зашел в лазарет, порылся в ящичках, натянул резиновые перчатки. На кухне взял топор. Стараясь не философствовать, зашел в палатку, схватил тушку за ногу и поволок в санузел. Отрубил существу все четыре лапы. Спихнул все в ручей. Туда же бросил перчатки. Вода приняла подарки, и, немного повертев, затянула вглубь. Будем надеяться, что подводные реки из-за этих кусков мяса не выйдут из берегов. А местные крысята будут очень даже рады.

Сполоснув топор в проточной воде, отнес его на кухню.

Настроение сразу улучшилось. Прорезалось чувство черного юмора. Не каждому доводится совершать самоубийство и самозахоронение с саморасчлененкой. Расскажу Маэстро, он оборжется. Да, веселенькое выдалось путешествие.

Съев две порции сухого пайка, запил их бутылочкой вина. Решил по-человечески отоспаться перед марш-броском.

Взял спальник. Ушел в дальний конец пещеры, за каменные валуны, где оборотни пулеметные гнезда свили. Нашел чистое гнездо, без трупа. Покурил. И крепко уснул.

Проснулся в бодром расположении духа часа через три.

На меня, разинув клыкастую пасть, смотрел здоровенный пандюк.

– Ты кто? – прорычал пандюк.

– Русич, – в ступоре ответил я.

– Враги мертвы, – то ли радуясь, то ли констатируя очевидное, рыкнула панда.

– Это были враги Руси. – Я в ужасе глядел на огромные клычищи зверя, ожидая неминуемой кончины.

– Они убили много наших. Мы пришли мстить, – злое рычание прервало мои мысли о размерах клыков и возможных методах их применения.

– Это не русичи, – сказал я.

– Я знаю. Это чужие. Чужих можно. Русичей нельзя, – просто рычание.

– Я их всех убил! Я отомстил! – крикнул я пандюку.

– Ты один? – удивленное рычание.

– Да.

– Ты смелый! Почему говоришь, как панда? – громкое рычание.

– Я воин. Я защищаю Русь от врагов! Мне помогает друг Анастасии!

– Анастасия?! – утробный рев, но без агрессии.

– Русич? – Вся пещера наполнилась ревом. Видимо, их там целое стадо.

– Да-а! – в приступе первобытного патриотизма истерично заорал я.

– Выйди! Мы посмотрим! – требовательный рев.

– А вы не убьете меня?

– Если русич, не убьем. Мы любим Анастасию! – гордый рев.

И как прикажете это понимать? Меня глючит, что ли? С пандами уже беседовать начал. А может?... Да. Вместе с ментальным опытом вервольфа я получил новую профессию: «Знаток языка животных». Славное ремесло. Выгонят из Бастилии – устроюсь в зоопарк. Или в цирк. Или в дурдом. Или в турфирму. Ведь теоретически, как владелец интеллекта оборотня, я должен понимать все языки мира.

И тут мне вспомнился разговор Акеллы и начальника штаба. Не об этой ли стае панд шла речь? Зверей, кажется, было пятнадцать. В прошлой реальности они шли следом за оборотнями. И вервольфы их всех перебили.

Интересно, конечно, попробовать вступить с пандюками в переговоры. А может, изловчиться и снова их расстрелять? Начну с ближайшего, потом загашу остальных.

Но убивать зверушек совершенно не хотелось. Пандово племя уже крупно пострадало из-за меня. Геройские мишки: не заставь они собраться в плотную кучку на дне оврага отделение вервольфов, вряд ли у меня той ночью что-нибудь путное выгорело бы. Да и сами пандюки по отношению ко мне агрессии пока не выказывали. Верны заветам Анастасии.

В очередной раз плюнув на здравый смысл, я поднялся и пошел знакомиться с пандами.

По всей пещере бродили клыкастые медведи. Я определил лидера и, не торопясь, подошел к нему.

– Здравствуй.

Ни слова не говоря, вожак принялся меня обнюхивать. Здоровенный, жуть. В холке до груди достает. За процедурой идентификации внимательно наблюдали остальные мохнати-ки. Размерами ничуть не меньше главаря. А воняют!..

Как-то раз я видел панду в зоопарке. Она, конечно, пахла. Но не так душераздирающе. Эти резко воняют, наверное, из-за дикости. Шампуня у них мало, дезодоранты на деревьях не растут. Стараясь особо не принюхиваться, пересчитал пандюков. Так и есть. Пятнадцать. Та самая стая. Убитая, но живая.

– Здравствуй, – прорычал, наконец, главный пандюк. – Ты русич. Мы не убьем тебя.

И друг за дружкой, с весьма деловым видом, будто ревизия на мясокомбинате, панды двинулись из пещеры.

– Да. Мертвые. Он убил. Храбрый, – тихо и уважительно рычали панды.

– До свидания! – рыкнул я.

– До свидания! – ответили панды и растворились в лесу. Я вышел наружу. Щурясь с непривычки, закрывая рукой