Но самым поразительным было открытие, что Арнольд тоже владеет гипнозом. Почти всю беседу он пытался меня зомбировать. И техника введения в транс у него какая-то странная, нечеловеческая. Как у животного, наделенного разумом. Но я довольно успешно, и, кажется, незаметно, ему противостоял.

Я тихонько поставил недопитую бутылку на стол, аккуратно потушил сигарету, собираясь с духом. Если что не так, придется мочить его прямо здесь и немедленно. Жалко, что не успел потренироваться со вживленным обрезом. А вдруг не получится? Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест.

– Я хочу слышать ваш ответ, господин Бонифаций, – наконец сказал Арнольд. – Согласны ли вы идти со мной, согласны ли стать моим подданным, стать моим верным соратником?

Я облегченно вздохнул, встал, скрестил за спиной пальцы и поклонился.

– Согласен, ваше высочество. Я иду с вами. Я буду вашим соратником.

Я постоял полчасика на палубе, любуясь полной луной и дыша свежим морским воздухом. Да, на Руси такой лампочки в ночном небе нет. Жалко. Красивая штуковина. Погода была, что называется, «летная»: дул хороший попутный ветер, барк уверенно рассекал волны. Качка почти не ощущалась. Ну и ладненько. Скоро Холм, а там и до Вольного города рукой подать.

Войдя в каюту, я разулся и молча бухнулся на кровать.

– Тут от великого князя ящик пива принесли, – раздался голос Ангелины. – Ты ему, видать, приглянулся.

– Ага. Я дал ему клятву верности. А он мне – ящик пива. Честная сделка. Ангелок, посмотри, нет ли там среди дисков Людвига ван Бетховена...

– Есть.

– А «Лунная соната» есть?

– Есть.

– Поставь, а?

– Сейчас.

Что-то негромко щелкнуло, и каюту залила лунная музыка.

Я обернулся. Ангелина, вытянув стройные ноги в ажурных чулочках, сидела в кресле. Пила княжеское пиво. На ней был коротенький полупрозрачный халатик. Под халатиком – тонкое полупрозрачное белье. Она олицетворяла собой беззаботную придворную жизнь, полную сладкой неги и чувственных наслаждений.

– Будь так добра, открой бутылочку, – попросил я. – И принеси, пожалуйста.

Ангелина вытащила из ящика бутылку, откупорила ее и, умопомрачительно покачивая бедрами, пошла ко мне. Одной рукой она сжимала свой бокал с пивом, другой – мою бутылку. Взобравшись на кровать, она, стараясь ничего не расплескать, смешно зашагала на коленях, путаясь в складках розового шелкового покрывала. Добралась. Не расплескала. Со смехом легла рядом.

– Держи свое пиво, рыцарь!

– А чего ты вдруг с бокалом? Помнится, обещала еще раз показать, как пьешь из горлышка.

– Я думала, ты имел в виду совсем другое горлышко... Длинные пальчики начали расстегивать пуговицы на

моей рубашке. Рука проникла внутрь, ноготочки плавно опустились сначала на мой живот, потом двинулись ниже...

– Мерзкая скотина!!! Что тут происходит, Бонифаций?! Кто эта шлюха?! Чем ты с ней занимаешься?! Подлец!!!

– О-о-й! – взвизгнула от неожиданности Ангелина и крепко впилась в меня острющими ногтями.

– А-а-й! – вскрикнул я от резкой боли и вскочил. Прямо над нами, на кровати, стояла разъяренная Ка-

питолина Карловна и свирепо потрясала кулаками. Привидение горело зловещим багровым светом и каким-то диковинным образом пульсировало, выбрасывая яркие снопы искр.

Вот тебе и секс на работе, Фехтовальщик!

– Ах ты, поганый кобель! Как не совестно? Дома жена ждет, ребенок плачет, а он тут с лахудрами кувыркается! – яростно искрила пульсирующая теща. – А ты что вылупилась, стерва? Своего мужика нет, так до других доматываешься?! Сука!

– Кто это?! – в ужасе спросила Ангелина.

– Это? – переспросил я. – Это тренер собаки Баскервилей. Моя теща. Капитолина Карловна. Прошу любить и жаловать!

– Так она же умерла... – прошептала Ангелина.

– Точно, – ответил я. – Было дело. Это, к счастью, ее привидение.

Ангелина, не отрываясь, смотрела на пульсирующую Капитолину Карловну. Девку трясло мелкой дрожью.

– Ух, я тебе! – замахнулось на Ангелину привидение, выдав огромный фонтан искр. Ангелина закатила глаза и потеряла сознание.

– Ты чего пульсируешь? – спросил я, вставая с постели. – И хватит искрить. Пожар еще устроишь.

– Кобель! Кобель бесстыжий!

Я подошел к зеркалу, принялся рассматривать исцарапанный живот. Он легонько кровоточил. Открыв бар, я взял бутылку водки и, намочив руку, протер царапины.

– Ш-ш-ш...

– Чего шипишь? – спросила теща.

– Щиплет.

– Жалко, что она тебе яйца не оторвала!

– Ты мне по делу нервы треплешь или так, от скуки заглянула на огонек? Тут везде камеры наблюдения, не пугай зря народ.

– Камеры я перво-наперво вырубила. И не стыдно тебе со шлюхой перед камерами ласкаться?!

– Это не шлюха, – размеренным тоном сказал я. – Это героическая разведчица. Агент Марата. Она в тылу врага жизнью каждый день рискует, а ты ее матом обложила!

– Точно Марата? – голос тещи потеплел.

– Точно. Сама у него спроси.

– А чего ты с ней в постели делал?

– Успокаивал. Ее подруга-лесбиянка вчера погибла при выполнении опасного задания.

– Так она лесбиянка?

– А ты думала, кто? Педик, что ли?

– Бедная девочка...

– То-то и оно. Жалко ее, страсть. А нам еще куча дел на Руси предстоит. Как она может нормально работать, если вся на нервах? Пришлось пожалеть, успокоить. А тут ты. Вся в искрах и багровом сиянии...

– Прости, Бони, я же не со зла.

– Ты вон у нее прощения проси. Я-то что, я привык. Да! Мы так и не договорили. Ты по делу? – спросил я, закурив сигарету.

– По делу, Бони, по делу.

– Что случилось?

– Смерть к вам идет.

– В смысле?

– К паруснику. Через час тут будет.

– Что еще за смерть?

– Этого я не знаю. Только почуяла беду – и сразу к тебе, чтобы остерегался.

– Ясно. Наверное, подарочек от Фон-Ли... Значит, так. Я сейчас к Арнольду. Предупрежу его. А ты здесь побудь. Как девушка очнется – помоги ей в себя прийти. Ты вообще как, надолго?

– Как скажешь, Бони. Сколько надо, столько и пробуду.

– Побудь пока.

– Хорошо. А как девушку-то зовут?

– Ангелина.

– Славное имя...

Я живо переоделся. Запирая дверь в каюту, увидел, как теща присела рядом с Ангелиной и, ласково гладя ее по голове, запела колыбельную песню.

«Хорошая все-таки у меня была теща!» – подумал я, взбегая по трапу на палубу.

Роберт Карлсон, начальник службы безопасности Соломона Фон-Ли, держась за поручень, спорил с Питером Вуль-фом, командиром пиратской бригады. Три его пограничных катера на бешеной скорости летели по балтийским волнам, догоняя барк «Анастасия». Сильно качало. До боя оставался всего час, но как его вести, оставалось неясно.

– Настаиваю на своем прежнем плане, – говорил Питер Вульф. – Подходим на двести-триста метров. Останавливаемся. Выстраиваемся в линию. Открываем огонь. За десять минут бреем палубу налысо, под ноль. Затем подходим к барку. Поднимаемся. И ликвидируем оставшихся в живых.

– Вижу несколько минусов, – нахмурился Карлсон. – Во-первых, на барке может возникнуть пожар. Нам это не нужно.

Во-вторых, это будет шумно. Пушки, пулеметы, ракеты трех катеров – чересчур громко. Русские пограничники могут услышать. Столкновения с ними нам не выдержать.

В-третьих, мачты, паруса и такелаж повалятся на палубу, превратятся в баррикады. Из-за этого будет трудно провести полноценную ликвидацию. Сколько времени продлится перестрелка на палубе? Полчаса? А внутри? Еще полчаса? Рискуем втянуться в долгий бой.

И, самое главное, нет гарантии ликвидации Арнольда. Напоминаю, мне нужна его голова. В прямом смысле. Отрезанная. Вот мешочек, я его с собой захватил.

Роберт достал из внутреннего кармана свернутый черный пластиковый мешок и помахал им перед лицом пирата.