«Кто такой Ягю? – подумал он. – Он – фехтовальщик, я тоже. В этом мы равны. Но сегодня я еще на шаг продвинусь в мастерстве и превзойду Ягю».

– Извините, что заставили вас ждать.

В комнату вошли Сода Кидзаэмон, Кимура, Дэбути и Мурата.

– Добро пожаловать в замок Коягю, – тепло приветствовал гостя Кидзаэмон.

Его товарищи представились Мусаси. Слуги принесли сакэ и закуски. Местное сакэ тягучее, как сироп, подавали в больших старинных кубках на высоких ножках.

– Здесь, в деревне, мы не можем предложить вам ничего особенного, но просим чувствовать себя как дома, – сказал Кидзаэмон.

Друзья Соды тоже радушно предложили гостю сесть поудобнее, забыв о формальном этикете. Уступая просьбам, Мусаси выпил сакэ, хотя не очень любил его. Оно не то чтобы не понравилось ему, просто Мусаси был слишком молод, чтобы постигнуть вкус сакэ. Замковое сакэ было крепким, но в этот вечер оно не подействовало на Мусаси.

– Вы, похоже, умеете пить, – заметил Кимура Сукэкуро, наполняя чарку Мусаси. – Кстати, о пионе. Я слышал, что его срезал сам хозяин замка.

Мусаси хлопнул себя по коленям.

– Я так и думал! – воскликнул он. – Блистательный срез!

Кимура придвинулся поближе.

– Вы не могли бы объяснить, каким образом вы определили, что нежный, тонкий стебель пиона срезан рукой мастера меча? Мы потрясены вашей проницательностью.

– Неужели? Вы преувеличиваете мои скромные способности. Мусаси решил потянуть время, не зная, к чему клонят его собеседники.

– Мы поражены! – воскликнули в один голос Кидзаэмон, Дэбути и Мурата.

– Мы не заметили ничего особенного в срезе, – сказал Кидзаэмон. – Мы порешили, что лишь гений может распознать гения. Нам было бы крайне полезно узнать, как вы замечаете такие тонкости.

– Ничего особенного, просто счастливая догадка, – ответил Мусаси, отпив сакэ.

– Не умаляйте излишней скромностью ваших достоинств.

– Я не скромничаю. Я посмотрел на срез и почувствовал его исключительность.

– Каково же ощущение?

Четверо старших питомцев школы Ягю хотели понять характер Мусаси и одновременно подвергнуть его экзамену, как обычно поступали со всеми незнакомцами. Они уже отметили про себя его физические данные, осанку и выражение глаз. Его манера держать чашечку с сакэ и палочки для еды выдавали в нем деревенское происхождение, поэтому хозяева держались с Мусаси слегка снисходительно.

После третьей или четвертой чарки сакэ лицо Мусаси стало медно-красным. Он растерянно несколько раз приложил ладонь ко лбу и щекам.

Этот мальчишеский жест заставил хозяев рассмеяться.

– Так что же вы почувствовали? – вернулся к разговору Кидзаэмон. – Не могли бы вы описать поподробнее? Кстати, это здание, Синъиндо, было построено специально для приема в замке Коидзуми, князя Исэ. Оно занимает важное место в истории фехтования и весьма подходит для того, чтобы вы прочитали нам лекцию.

Мусаси понял, что ему нелегко будет отделаться от лести хозяев. Тогда он решился на прямой выпад.

– Просто возникает чувство, и все, – сказал он. – Словами не объяснишь. Если вы хотите, чтобы я продемонстрировал это на практике, то единственный способ – поединок со мной. Другого нет.

Дым от лампы струился в тихом ночном воздухе, как чернила из кальмара. Заквакала лягушка.

Старшие по возрасту Кидзаэмон и Дэбути, переглянувшись, засмеялись. Голос Мусаси звучал миролюбиво, но предложение испытать его было явным вызовом, и самураи именно так его и восприняли. Хозяева, однако, сделав вид, что пропустили замечание Мусаси мимо ушей, заговорили о мечах, школе Дзэн, о событиях в других провинциях, припомнили битву при Сэкигахаре. Кидзаэмон, Дэбути и Кимура участвовали в битве, но у Мусаси, сражавшегося на другой стороне, их рассказы вызывали чувство горечи. Хозяева, казалось, наслаждались беседой, а Мусаси было интересно их слушать. Он тем не менее чувствовал стремительный бег времени и понимал, что если сегодня не встретит Сэкисюсая, то уже никогда не увидит его.

Кидзаэмон приказал подать ячмень, смешанный с рисом, – последнее блюдо в угощении. Слуги убрали Сакэ.

«Как мне его увидеть?» – думал Мусаси. Ясно, что без уловки не обойтись. Вывести из терпения кого-нибудь из собеседников? Это трудно, поскольку он сам был в хорошем настроении. Мусаси умышленно перечил хозяевам, говорил нарочито резко и грубо. Сода и Дэбути отделались смехом. Никто из четверки хозяев не поддавался на выходки Мусаси, избегая опрометчивых поступков.

Мусаси впал в отчаяние. Ему была невыносима мысль покинуть замок, не исполнив своего намерения. Он хотел украсить свою корону блистательной звездой победы, хотел отметить в истории, что Миямото Мусаси посетил замок и оставил свою зарубку на доме Ягю. Он жаждал своим мечом поставить на колени великого патриарха боевого искусства Сэкисюсая, «древнего дракона», как его называли.

Не разгадан ли его замысел? Мусаси раздумывал над возможностью разоблачения, когда произошло неожиданное.

– Слышали? – спросил Кимура. Мурата вышел на веранду.

– Лает Таро, но как-то необычно. Что-то случилось, – сказал он, вернувшись в комнату.

Таро был тот пес, с которым не поладил Дзётаро. Лай, доносившийся от внутренних укреплений замка, звучал устрашающе. С трудом верилось, что одна собака способна лаять так громко и зловеще.

– Пойду посмотрю, – сказал Дэбути. – Прости, Мусаси, за испорченный вечер, но там, верно, случилось что-то серьезное. Продолжайте без меня.

Вскоре Мурата и Кимура, вежливо извинившись, тоже покинули комнату.

Лай звучал все исступленнее. Собака предупреждала об опасности. Если так лает сторожевая собака, значит, происходит нечто чрезвычайное. Мир, наступивший в стране, был не так прочен, чтобы даймё ослабили бдительность по отношению к своим соседям. Развелось множество бесчестных воинов, готовых пойти на все ради собственной выгоды. Страна кишела лазутчиками, которые выискивали подходящие цели для нападения.

Кидзаэмон выглядел встревоженным. Его взгляд остановился на зловещем огоньке лампы. Он, казалось, считал про себя, сколько раз эхо повторит лай Таро.

Раздался долгий тоскливый вой. Кидзаэмон, кашлянув, взглянул на Мусаси.

– Собака мертва, – сказал Мусаси.

– Ее убили. Ничего не понимаю.

Встревоженный Кидзаэмон встал и направился к выходу, но Мусаси остановил его.

– Подождите! – сказал Мусаси. – Дзётаро, мальчик, который пришел со мной, все еще в приемной?

Спросили молодого самурая, стоявшего на карауле перед Синъиндо. Он доложил, что мальчика нигде нет. Мусаси нахмурился.

– Я, кажется, знаю, в чем дело. Не возражаете, если я пойду с вами? – обратился он к Кидзаэмону.

– Пожалуйста.

Метрах в трехстах от додзё уже собралась толпа. Горело несколько факелов. Кроме Мураты, Дэбути и Кимуры, там были пешие солдаты и стражники. Все говорили и кричали в один голос.

Мусаси посмотрел через чье-то плечо, и его сердце упало. Как он и ожидал, в центре черного кольца из людей был Дзётаро, измазанный кровью и пылью, похожий на дьяволенка, с деревянным мечом в руке. Стиснув зубы, мальчишка тяжело дышал. Рядом лежала собака с оскаленной пастью и безжизненно вытянутыми ногами. В застывших глазах отражались огни факелов. Из пасти стекала кровь.

– Это собака хозяина, – с грустью заметил кто-то. Какой-то самурай подошел к Дзётаро и заорал:

– Ты что наделал, ублюдок?! Ты убил?

Самурай размахнулся, чтобы дать Дзётаро оплеуху, но мальчишка увернулся.

– Да, я убил! – закричал он, выпрямившись.

– Признаешься?

– Да, но у меня были причины.

– Ха!

– Я мстил.

– Что?!

По толпе пронесся ропот удивления и негодования. Таро был любимцем Мунэнори, владельца Тадзимы. Породистого пса произвела на свет Райко, любимая сука Ёринори, князя Кисю. Ёринори подарил щенка Мунэнори, который вырастил его. Убийство пса неизбежно повлечет за собой серьезное дознание, поэтому судьба двух самураев, получавших жалованье за уход за собакой, была под угрозой. Подошедший к Дзётаро самурай был одним из псарей.