– С вашего позволения, – сказал он, начав быстро вращать мушкеты. В комнате поднялся маленький смерч.

Мусаси прекратил вращение и поставил мушкеты на место.

– Может быть, я дал вам некоторое представление о стиле, – улыбнулся Мусаси. Поклонившись, он вышел.

Сима от удивления забыл послать провожатого с Мусаси.

Выйдя за ворота замка, Мусаси с облегчением вздохнул. Он так и не выяснил истинных намерений Ватари Симы, но одно теперь стало ясно: здесь узнали, кто он. Мусаси к тому же оказался втянутым в неприятную историю. Самое разумное – немедленно покинуть Окадзаки, но Мусаси помнил, что обещал Матахати дождаться возвращения Гудо.

Впереди засветились огни Окадзаки, и кто-то окликнул Мусаси из придорожной часовни:

– Это я, Матахати. Мы беспокоились и вышли тебя встречать.

– Почему? – спросил Мусаси.

– Мы заходили к тебе домой. Соседка рассказала, что за тобой стали наблюдать какие-то люди.

– Кто это «мы»?

– Учитель вернулся.

Гудо сидел на веранде часовни. Внешность его была необыкновенной – высохший, как огромная цикада, с глубоко посаженными и горящими, как угли, глазами. На вид ему было около пятидесяти, хотя возраст таких людей нельзя определить. Гудо был сухой и жилистый, низкий голос гудел, как в бочке.

Мусаси приник к земле в поклоне перед учителем. Гудо молча смотрел на него.

– Давно мы не виделись, – наконец произнес Гудо.

– Очень, – тихо ответил Мусаси, поднимая голову.

Только два человека на этом свете могли разрешить сомнения Мусаси – Гудо и Такуан. И наконец Гудо вернулся. Мусаси и Матахати ждали его целый год. Мусаси смотрел на лицо монаха, как на лунный лик.

Неожиданно из груди Мусаси вырвался стон:

– Учитель!

– Что с тобой? – вымолвил Гудо.

Он мог бы и не задавать вопрос, потому что обо всем знал. Мусаси вновь припал лбом к земле.

– Минуло десять лет с той поры, как я расстался с вами.

– Неужели?

– За эти долгие годы я почти не продвинулся в постижении Пути.

– Ты говоришь, как дитя. Значит, ты ушел недалеко.

– И глубоко сожалею о своей никчемности.

– Сожалеешь?

– Тренировки и занятия самосовершенствованием оказались тщетными.

– Обычные твои сомнения. Они мешают тебе достигнуть совершенства.

– Может, мне следует отказаться от своих попыток?

– Тебя замучают сожаления в содеянном, ты превратишься в отщепенца, более низкого, чем ты был в годы безумной юности.

– Я понимаю, что, оставив Путь, я погружусь в бездну, но попытка одолеть вершину вызывает ощущение бессилия. Я словно угодил в ловушку половинчатости – ни фехтовальщик, ни совершенный человек.

– Ты правильно оцениваешь свое состояние.

– Учитель, ты знаешь, в каком отчаянии я пребываю! Что мне делать? Научи! В чем искать спасение от смятений и безволия?

– Меня ли об этом спрашивать? Ты можешь полагаться лишь на себя.

– Позволь мне вновь припасть к твоим ногам, чтобы внимать твоим наставлениям. Мы с Матахати ждем твоего слова. Ударь меня посохом и пробуди от беспросветной пустоты. Прошу тебя, сэнсэй, помоги мне! – Мусаси не поднимал головы. Он не плакал, но голос его дрожал.

Гудо поднялся и бесстрастным голосом произнес:

– Пойдем, Матахати!

Мусаси бросился за монахом, в мольбе хватая его за рукав. Монах молча покачал головой. Мусаси молил учителя не отринуть его.

– Что ты хочешь услышать от меня? Что я еще могу дать тебе? Разве что стукнуть хорошенько по голове! – гневно воскликнул Гудо. Гудо занес кулак, но он застыл в воздухе.

Мусаси разжал пальцы. Монах удалялся быстрыми шагами, не оглянувшись.

Матахати сказал Мусаси:

– В монастыре я объяснил ему, почему мы просимся к нему в ученики, он ничего не ответил. Он разрешил мне быть рядом с собой. Мне кажется, что тебе тоже следует остаться. Когда учитель будет в хорошем расположении духа, ты спросишь его о том, что тебя волнует.

Гудо обернулся и позвал Матахати. Тот бросился со всех ног, крикнув на бегу:

– Пожалуйста, послушай моего совета!

Мусаси послушался друга, зная, что расставание с Гудо будет для него роковым. В нескончаемом потоке времени шесть-семь десятилетий человеческой жизни – всего лишь краткий миг. И если в это мгновение вам суждена встреча с человеком, подобным Гудо, глупо упускать бесценный дар общения с ним.

«Небеса посылают мне сей дар», – подумал Мусаси, и глаза у него повлажнели.

Он последует за Гудо даже на край земли и не отстанет, пока не услышит заветного слова.

Гудо прошел мимо холма Хатидзё, уже забыв о храме. Выйдя на тракт Токайдо, он свернул на запад в сторону Киото. Сердце его уже срединилось с водами и облаками.

Учитель Гудо путешествовал весьма необычно. Дождливый день он провел в гостинице, и Матахати делал ему прижигание моксой. Неделю он прожил в храме Дайсэндзи, потом на несколько дней остановился в монастыре секты Дзэн в Хиконэ. Продвигаясь с такой скоростью, они долго добирались до Киото.

Мусаси ночевал где придется. Если Гудо останавливался в гостинице, Мусами спал у порога или снимал приют по соседству. Когда монах и Матахати ночевали в монастыре, Мусаси ютился у ворот обители. Мусаси не роптал на лишения, он жаждал услышать заветное слово Гудо.

Однажды ночью, когда они остановились в монастыре у озера Бива, Мусаси вдруг заметил, что настала осень. Увидев свое отражение в воде, он ужаснулся: с водной глади на него смотрел нищий бродяга. Волосы сбились в колтун, потому что он дал обет не пользоваться гребнем, пока не получит наставление Гудо. Несколько недель Мусаси не мылся и не брился. Его одежда от грязи одеревенела и терла кожу. «Какой я глупец!» – подумал Мусаси. Он захохотал как умалишенный. Он одержимо преследовал Гудо, но чего он ждал от монаха? Неужели нельзя жить, не терзая душу и тело? Мусаси даже пожалел вшей, копошившихся в его скверных лохмотьях.

Гудо твердо заявил, что ему нечем помочь Мусаси. Бессмысленно требовать от учителя того, чем тот сам не обладал. Неразумно обижаться на то, что Гудо относился к Мусаси хуже, чем к бродячей собаке. Мусаси взглянул на небо сквозь гриву спутанных волос. Луна светила по-осеннему. Москиты пропали, а Мусаси и не почувствовал этого, настолько заскорузла его кожа.

Мусаси ощущал, как нечто ускользает от его понимания, но не мог облечь в слова свои переживания. Оковы спали бы с его меча, если бы ему удалось уловить суть происходящего. Все прояснилось бы в мгновение ока. Порой Мусаси казалось, что он вот-вот разгадает неуловимое нечто, но в последний миг оно неумолимо ускользало! Он готов был умереть, постигая смысл Пути, иной цели в его жизни не существовало. Как проникнуть в таинственное нечто? Что оно? Мастерство фехтования? Нет. Секрет процветания в бренном мире? Пустое. Соединение с Оцу? Нет, любовь женщины не должна властвовать над мужчиной.

Мусаси томился в постижении всеобъемлющего ответа, который охватывал бы весь мир вокруг и умещался бы в маковое зернышко. Взгляд Мусаси упал на табличку на воротах монастыря. Он прочитал строки, залитые лунным светом.

Это было изречение из завещания Дайто Кокуси, основателя храма Дайтокудзи. Мусаси внимательно перечитал последние строки. Листья и ветви. Сколько людей кружится в вихре никчемных дел! Не он ли – пример тщеты? Мусаси немного успокоился от этой мысли, но сомнения не покинули его. Почему меч перестал повиноваться ему? Почему глаза его не видят цель? Что мешает обрести душевный покой?

Он знал, что, далеко продвинувшись в постижении Пути, неизбежно наткнешься на несущественные детали – листья и ветви. Как разорвать замкнутый круг? Как проникнуть в суть?

Мусаси вспомнил шутливые стихи Гудо: