Сегодня в полдень слуга пришел в додзё с вестью, что у ворот стоит человек по имени Мусаси и просит впустить его в школу. На вопрос о незнакомце слуга ответил, что он ронин, родом из деревни Миямото в Мимасаке, что ему года двадцать два, роста высокого, вида весьма угрюмого. Волосы пришельца, не чесанные по меньшей мере год, приобрели красноватый оттенок и были небрежно собраны в пучок на затылке. Одежда заношена до того, что нельзя было сказать, черная она или коричневая, с рисунком или однотонная. Слуга добавил, будто от пришельца неприятно пахло. За спиной у него висел кожаный мешок, который в народе называют «мешок воина ученика», значит, Мусаси – сюгёся, один из многочисленных самураев, которые странствовали в те дни по стране, занимаясь искусством фехтования. По мнению слуги, Мусаси, однако, нечего делать в их школе.

Попроси пришедший покормить его, никто не обратил бы на него внимания. Услышав, что неотесанный малый явился к главным воротам, дабы вызвать на поединок знаменитого Ёсиоку Сэйдзюро, ученики разразились громким хохотом. Одни предлагали прогнать его без лишних разговоров, другие – сначала расспросить о стиле фехтования и имени учителя странного гостя. Слуга, позабавленный, как и все остальные, притязаниями незнакомца, пошел к воротам. Вернувшись вскоре в зал, он сообщил, что посетитель в детстве обучался владению дубинкой у своего отца, а потом перенимал приемы у воинов, которые проходили через его деревню. Ему пришлось оставить родину в возрасте семнадцати лет и по «ряду причин», как он выразился, посвятить три года изучению наук. Затем он провел год в горах в полном одиночестве, где его наставниками были деревья и горные духи, поэтому он не может точно определить свой стиль и назвать учителя. Он намерен постичь учение Киити Хогэна, усвоить секреты стиля Кёхати и в подражание великому Ёсиоке Кэмпо создать свой оригинальный стиль, который назовет именем Миямото. Несмотря на свои многочисленные недостатки, он полон решимости достичь поставленную цель, служа ей душой и телом.

Слуга расценил ответ как честный и бесхитростный, но его смутил деревенский выговор посетителя и его корявая речь. Слуга охотно передразнил говор посетителя, повергнув учеников в новый приступ веселья.

Малый наверняка не в своем уме. Лишь сумасшедший может заявить, что мечтает создать собственный стиль фехтования. Ученики снова послали слугу к воротам, чтобы тот для острастки деревенщины поинтересовался, кому вручить его труп после поединка.

– Если меня вдруг убьют, мне безразлично, бросят ли мои останки на горе Торибэ или вышвырнут в реку Камо. Претензий к вам не будет, – ответил Мусаси.

Ответ Мусаси, по признанию слуги, был предельно четок и ясен, без признаков косноязычия.

– Пусть войдет! – сказал кто-то после недолгой паузы. Ученики школы решили, слегка поцарапав пришельца, вышвырнуть его вон. В первом же поединке, однако, потерпел поражение первый фехтовальщик школы. Мусаси перебил ему руку, так что кисть висела на лоскуте кожи. Ученики по очереди принимали вызов Мусаси и терпели позорное поражение. Некоторые получили серьезные ранения. С меча Мусаси стекала кровь. После третьего поражения ученики, не на шутку обозлившись, решили не выпускать живым наглого дикаря, поднявшего руку на честь школы Ёсиоки. Они готовы были умереть все до единого, если потребуется.

Мусаси первым прекратил кровопролитие. Он не чувствовал угрызений совести из-за жертв своего меча, поскольку они сами приняли вызов на поединок. Мусаси отказался от дальнейшей борьбы, заявив, что в ней нет смысла, пока не явится Сэйдзюро. Пришлось отвести его в комнату, чтобы он мог подождать молодого учителя. Опомнившись от потрясения, кто-то догадался позвать лекаря.

Вскоре после ухода лекаря из задней комнаты раздались отчаянные вопли. Выкрикивали имена двух юных самураев. Бледные ученики, сбежавшиеся на крик, окружили двух товарищей. Оба были мертвы.

В додзё раздались торопливые шаги. Ученики расступились, давая дорогу Сэйдзюро и Тодзи. Оба были без кровинки в лице, словно выскочили из-под ледяного водопада.

– В чем дело? – спросил Тодзи. – Что случилось? – Он, как всегда, держался самоуверенно.

Угрюмый самурай, стоявший на коленях у изголовья одного из умерших товарищей, укоризненно взглянул на Тодзи.

– У тебя надо спросить, что происходит. Ты водишь молодого учителя по увеселительным заведениям. Сегодня вы зашли слишком далеко!

– Придержи язык, иначе отрежу!

– При жизни учителя Кэмпо он каждый день проводил в додзё.

– Что из этого? Молодой учитель желал немного взбодриться, и мы пошли на представление Кабуки. Как ты смеешь говорить такое в его присутствии? Кто ты такой?

– Смотрел Кабуки всю ночь? Праху учителя Кэмпо нет покоя и в могиле!

– Довольно! – заорал Тодзи, угрожающе надвигаясь на самурая. Спорящих начали растаскивать и успокаивать, и один из раненых с болью в голосе произнес:

– Перестаньте препираться, ведь молодой учитель с нами. Он обязан отстоять честь школы. Этот ронин не должен уйти отсюда живым!

Раненые кричали от боли, корчась на татами. Их страдания были красноречивее укора тем, кто не попробовал меча Мусаси.

В ту эпоху честь для самурая была превыше всего. В их сословии было принято соперничать в первенстве за смерть во имя чести. Правительство, занятое постоянными войнами, не разработало уложение, определяющее жизнь страны, которая вступала в период мира, и даже в столице Киото действовали переменчивые, расплывчатые законы. Главенство личной чести в сословии воинов тем не менее признавалось крестьянами и жителями городов, играя важную роль в поддержании мира. Общепринятые понятия о достойном и недостойном поведении регулировали жизнь без помощи законов.

Ученики школы Ёсиоки не отличались хорошим воспитанием, но не были трусами. Придя в себя после потрясения, вызванного мастерством Мусаси, они первым делом вспомнили о своей чести. Забыв о разногласиях, они сгрудились вокруг Сэйдзюро, но тот, как назло, сегодня не чувствовал в себе боевого задора. Он был слаб, подавлен и опустошен в тот момент, когда должен был явить чудеса ловкости и силы.

– Где этот человек? – спросил Сэйдзюро, подвязывая рукава кимоно кожаной тесемкой.

– В комнате рядом с приемной, – ответил один из учеников, показывая в сторону сада.

– Зовите его! – скомандовал Сэйдзюро.

Во рту у него пересохло от напряжения. Он сел на место главы школы на невысоком помосте, чтобы принять приветствия Мусаси. Выбрав один из деревянных мечей, принесенных учениками, Сэйдзюро держал его в вертикальном положении.

Несколько человек отправились за Мусаси, но Тодзи и Рёхэй остановили их. Они шепотом что-то оживленно обсуждали. Говорили в основном Тодзи и старшие ученики. К ним подошли родственники Сэйдзюро и несколько служителей, так что совет разбился на несколько групп. Спорили горячо, но договорились быстро.

Многие понимали, что речь идет о судьбе школы, но сознавали недостатки боевого мастерства молодого учителя. Решили, что Сэйдзюро не стоит принимать вызов Мусаси. Двое учеников убиты, несколько ранено. Если и Сэйдзюро проиграет, то школа окажется в тяжелейшем положении. Риск был неприемлем. Все думали об одном, не решаясь высказывать вслух, что в присутствии Дэнситиро беспокоиться было бы не о чем. Никто не сомневался, что Дэнситиро более пригоден для продолжения отцовского дела, но он был вторым сыном, поэтому не нес ответственности за судьбу школы и стал весьма легкомысленным. Сегодня утром он отправился с друзьями в Исэ, даже не сообщив, когда вернется.

Тодзи подошел к Сэйдзюро.

– Мы достигли согласия. – Он шепотом объяснял план действий, и Сэйдзюро мрачнел с каждым словом.

– Как, взять его обманом? – наконец негодующе выдохнул он. Тодзи сделал ему знак глазами, но Сэйдзюро молчать не желал.

– На такие штучки я не пойду! Это трусость. А если люди узнают, что школа Ёсиоки так испугалась неизвестного воина, что напала на него из-за угла?

– Успокойся! – просил Тодзи, но Сэйдзюро расходился еще больше. – Положись на нас. Мы обо всем позаботимся.