– Вирджиния, я правда не понял, – с обезоруживающей искренностью признался Гай.
– Да лучше бы меня и впрямь за шлюху приняли! Да лучше «шпильки» напялить и в конской сбруе по комнате бегать, или о чем там еще в бульварных романах пишут! – Вирджиния, не сдерживаясь, плакала от гнева и обиды. – Я-то думала, ты старое забыл, зла не держишь. Я думала, почему бы не провести время со старым… другом, а ты!.. Думала, я для тебя – особенная, и, Бог свидетель, так оно и есть. Потому что я – единственная женщина в мире, с которой тебе дозволяется лечь в постель. Святошами твоими дозволяется, заметь! Вот и вся твоя хваленая любовь. Ты похотливое, чопорное, грязное, напыщенное животное! Да ты вообще не мужчина! Тебе лечиться надо!
Гаю на ум почему-то пришел скандал с Триммером.
Вирджиния направилась к двери. В ушах у Гая звенело – он не сразу сообразил, что звон вызван причиной вполне материальной. Вирджиния взялась за дверную ручку, но вдруг порывисто повернулась. И в третий раз им помешал телефон.
– Слушай, Краучбек, старина, я тут в переплет попал. Я только что взял человека под строгий арест.
– Это ты погорячился.
– Он – штатский.
– Значит, ты не имеешь права его арестовывать.
– Вот-вот, и он то же самое твердит. Надеюсь, ты мою сторону примешь?
– Вирджиния, постой.
– Что-что? Повтори, не понял. Это Эпторп звонит, твой приятель Эпторп. Ты сказал: «Пустой»? Кто пустой? Вопрос?
Вирджиния ушла. Эпторп остался.
– Краучбек, это ты говорил или на линии помехи? Послушай, дело серьезное. У меня нет при себе боевого устава. Потому я тебе и звоню. Как думаешь, мне поискать старшего по званию и пару крепких ребят ему в помощь, чтобы арестованного препроводили? В городе затемнение, поди найди хоть одну живую душу. А может, просто передать его в руки полиции и пускай сами разбираются? Краучбек? Краучбек, ты слушаешь? Ты, кажется, не понял: я к тебе обращаюсь как офицер к офицеру. Я тебе звоню как офицер его королевского величества…
Гай повесил трубку, прошел в спальню, позвонил портье и попросил до утра его ни с кем не соединять, если только звонок будет не из номера 650 гостиницы «Клэридж».
Он лег в постель и полночи промаялся с прыгающим сердцем. Телефон, правда, больше не беспокоил.
На следующий день, в поезде, Гай сказал Эпторпу:
– Ну как, выпутался вчера?
– О чем это ты?
– О телефонном звонке. Ты говорил, что попал в переплет. Не помнишь?
– Разве? Ах да, дело касалось отдельных положений военного права. Я отчасти рассчитывал на твою помощь.
– Так я не пойму – ты выпутался или нет?
– Все уже в прошлом, старина. Все в прошлом…
Через некоторое время Эпторп произнес:
– Краучбек, не сочти за навязчивость – где твои усы?
– Их больше нет.
– Сам вижу. А почему их нет?
– Потому что я их сбрил.
– Да ну? Вот это жаль. Они были тебе к лицу, старина. Очень, очень к лицу.
Книга вторая
Эпторп неистовый
1
Согласно приказу курсантам надлежало вернуться в Кут-эль-Имару 15 февраля к 18:00.
Гай ехал и смотрел в окно. Местность не радовала. Морозы отпустили, дороги раскисли, перспектива была желтоватая от мороси. Саутсенд встретил Гая глобальным затемнением. Ничего похожего на возвращение домой. Гай скорее чувствовал себя бродячим котом, что прокрался с крыши на помойку и устроился за мусорным ящиком зализывать раны.
Как несчастный кот не считает помойку домом, а лишь надеется «пересидеть», так и Гай думал пересидеть, оклематься в Саутсенде. «Гранд» и яхт-клуб предоставят ему крышу над головой; Джузеппе Пелеччи станет кормить и льстить; мистер Гудолл разговорами о славной старине поднимет самооценку, туман с моря укроет, тающий снег уничтожит следы. А Эпторп – Эпторп оплетет паутиною и в виде кокона утащит в дальний сад, взращенный полубольным воображением.
Грустный Гай совсем упустил из виду Ричи-Хука и его Семидневный План.
Лишь много позже, понабравшись опыта в военном деле и понасмотревшись на чиновников в военной форме и с иконостасами, которые одни решали, пора уже или не пора протыкать штыком ближнего; убедившись в их способности сколь угодно долго тормозить всякое начинание, Гай в полной мере оценил масштабность и скорость бригадировых достижений. Пока же он наивно полагал, что некто чуть выше бригадира чином просто высказал свои пожелания, дал приказ – и все само собою сделалось. Но даже в этом своем неведении Гай не мог не восхищаться степенью преобразований, за семь дней свершившихся в Кут-эль-Имаре, – преобразований как материального, так и нематериального характера.
В неизвестном направлении исчезли майор Маккинни, прежнее руководство и снабженцы из штатских. А также Триммер. На доске объявлений красовался клочок бумаги, озаглавленный «Личный состав, сокращения», извещавший, что Триммер лишен временного офицерского звания. С Триммером за компанию выбыли Хэмп и еще один беспутный тип, молодой офицер из центра подготовки – его фамилию Гай видел впервые по причине злостной неявки последнего в Саутсенд. Зато к ним направили несколько кадровых офицеров, в том числе майора Тиккериджа; впрочем, и остальных Гай помнил по городку алебардщиков. Все они к шести вечера собрались в столовой, подле бригадира, и были бригадиром честь по чести представлены.
Целую секунду бригадир единственным своим глазом гипнотизировал аудиторию, наконец изрек:
– Джентльмены, присутствующие здесь офицеры будут командовать вами в бою.
При этих словах Гай забыл о недавнем унижении и воспрянул духом. На некоторое время образ человека одинокого и никчемного, ущербного рогоносца не первой молодости, зажатого раба привычек, что еще нынче утром умывался, брился и одевался в «Клэридже», обедал в «Беллами», а после трясся в поезде, – образ, ненавидимый Гаем – отступил. Гай был теперь одно со своим полком, и все подвиги, уже свершенные алебардщиками, были и на его личном счету, и все подвиги будущие автоматически записывались и на его счет. От этих чувств Гая потряхивало, как от разрядов гальванического тока.
Далее Ричи-Хук распространялся по организационным вопросам. Бригада на первой стадии формирования. Офицеры, имеющие временный чин, разделены по двенадцать человек на три батальонные группы, каждая из которых подчиняется кадровому майору и капитану; майор и капитан в перспективе станут командиром и начальником штаба соответствующего батальона. Все офицеры на казарменном положении. Ночевать в городе разрешается только семейным, и только в субботу и воскресенье. Каждый обязан ужинать в офицерской столовой не реже четырех раз в неделю.
– Пока все, джентльмены. Встретимся за ужином.
В холле выяснилось, что столешница за неделю обросла новыми распечатками. Гай продрался сквозь строй аббревиатур и узнал, что зачислен во второй батальон под начало майора Тиккериджа и капитана Сандерса – того самого, с которым Эпторп провел столь памятную игру в гольф. Сам Эпторп тоже попал во второй батальон, а также Сарум-Смит, де Суза, Леонард и еще семеро алебардщиков. Спальные места тоже были перераспределены. Теперь жить надлежало по батальонам, по шесть человек в комнате. Гай остался в «Пашендале»; туда же перевели Эпторпа.
Скоро стало известно и о других изменениях. Запертые комнаты открыли. Явилась табличка «Штаб бригады» – под нею подразумевались начальник оперативно-разведывательного отделения и двое писарей. Кабинет директора вместил три батальонные канцелярии. Появились также интендант с писарем, трое батальонных старшин, повара-алебардщики, новые денщики, моложе прежних, три грузовика, бронеавтомобиль «хамбер», три мотоцикла, водители и горнист. Теперь с восьми утра до шести вечера офицеры занимались строевой подготовкой и слушали лекции. По понедельникам и пятницам после ужина имели место «дискуссии». «Ночные операции» также проводились два раза в неделю.
– Не представляю, как Дэйзи воспримет нововведения, – поделился Леонард.
