Они стали вспоминать, как жили в Кении. Вспомнили десяток деревянных построек, что составляли их дом, круглые каменные печи и английские камины – на полках громоздятся свадебные подарки, тесно от мебели из брумских чуланов. Усадьба огромная по европейским меркам и скромненькая по меркам восточноафриканским; красноватые грунтовые дороги, старенький «фордик» и лошади; черные слуги в белом и их дети, вечно голые, возящиеся в пыли на самом солнцепеке, поближе к кухне; целые семьи, бредущие то в резервацию, то обратно, клянчащие лекарства; старый лев, которого Гай подстрелил на маисовом поле. Вечерние купания в озере, ужины с соседями – запросто, в пижамах. Неделя скачек в Найроби, и далее по тексту – полузабытые скандалы клуба «Мутанга», драки, адюльтеры, поджоги, банкротства, карточные шулеры, сумасшествия, самоубийства, даже дуэли – спектакль под названием «Эпоха Реставрации», с купюрами, исполняется труппой фермеров, сцена расположена в восьми тысячах футов от туманного побережья.
– Золотое времечко, – вздохнула Вирджиния. – Кажется, с тех пор так славно уж не было. Эх, жизнь!
В феврале 1940-го каминный уголь все еще входил в стоимость номера люкс. Вирджиния с Гаем грелись у огня, разговор их принял новый оборот – с нежною ностальгией оба вспоминали теперь первую встречу, период ухаживания, первый визит Вирджинии в Брум, венчание в часовне, медовый месяц в Санта-Дульчине. Вирджиния пересела на пол, потерлась головкой о Гаеву ногу. Гай не замедлил сесть рядом. Глаза Вирджинии лучились прежнею лаской.
– Зря я сказала, что ты пьян.
Все шло, как планировал Гай; словно уловив это невысказанное довольство, Вирджиния добавила:
– Никогда не надо ничего планировать. Жизнь – она непредсказуема.
В подтверждение этих слов затрещал телефон.
– Не бери трубку, – попросила Вирджиния.
После шестого звонка Гай не выдержал:
– Проклятый аппарат. Надо ответить.
Снова раздался Эпторпов голос:
– Я последовал твоему совету, старина, – пошел и выпил. А потом добавил.
– Молодец. Продолжай в тот же духе, топ cher. Только, ради всего святого, от меня отстань.
– Я тут познакомился с презанятными ребятами. Подумал, может, вольешься в нашу компанию.
– Нет.
– Ты все еще занят?
– Я очень занят.
– Жаль, жаль. Они бы тебе точно понравились. Они зенитчики.
– Вот и развлекайся. Потом расскажешь.
– Может, тебе попозже позвонить? Может, твои гости к тому времени разойдутся?
– Нет.
– А то объединили бы силы.
– Уволь.
– Смотри, Краучбек, не каждый день такой случай выпадает.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи, старина.
– Извини, Вирджиния, – сказал Гай, положив трубку.
– Раз уж ты встал, закажи еще коктейли.
Вирджиния тоже встала и в ожидании официанта приняла пристойную позу в кресле.
– И верхний свет включи, Гай.
Они теперь сидели друг против друга, по обе стороны камина. Романтический настрой как ветром сдуло. Коктейли все не несли. Наконец Вирджиния не выдержала:
– Давай заодно и поужинаем.
– Сейчас?
– Уже половина девятого.
– Здесь?
– Почему нет?
Гай отправил официанта за меню, они сделали заказ. Целых полчаса мельтешили официанты; явился сервировочный столик с ведерком льда, спиртовка, наконец сам ужин. К гостиной впору стало применять метафору многочисленного и бдительного семейства. Лучше бы в ресторан спустились, досадовал Гай. Не верилось, что еще недавно они с Вирджинией сидели на полу.
– Чем после ужина займемся? – спросила Вирджиния.
– Я что-нибудь придумаю.
– И давно ты у нас такой выдумщик? – ощетинилась Вирджиния.
Глаза ее больше не манили и не обнадеживали, как час назад. Наконец официант привел гостиную в первозданный вид – укатил столик, стулья придвинул к стене. Гай словно только что открыл дверь дорогого люкса, и в лицо ему пахнуло казенною роскошью. Впечатления необжитости не развеивал даже горящий камин, ибо туда подкинули углей. Вирджиния закурила и оперлась о каминную полку. Меж тонких пальцев струился дымок. Гай стал было рядом – Вирджиния отпрянула со словами:
– По-моему, девушка имеет право сначала переварить пищу.
Она и раньше быстро пьянела. А нынче пила без оглядки. Гай по опыту знал: развязность в любую минуту может трансформироваться в агрессивность. Так и случилось, даже во времени Гай не ошибся.
– Конечно, отдохни, Вирджиния.
– Я могла бы и догадаться, что тебе только одного надо.
– Фу, Вирджиния, что за лексикон. Так только шлюхи выражаются.
– А я в твоем представлении разве не шлюха?
– И не только в моем.
Ни один, ни другая не ожидали от себя таких слов и застыли с открытыми ртами, совершенно ошеломленные. Наконец Гай произнес:
– Вирджиния, ты же знаешь, я не это имел в виду. Само вырвалось. Наверно, все из-за вина. Пожалуйста, прости меня. Забудь. Не бери в голову.
– Ну-ка сядь, – велела Вирджиния. – Давай говори, что ты на самом деле имел в виду.
– Да, собственно, ничего.
– Тогда я скажу. У тебя выдался свободный вечер, и ты подумал: дай-ка попытаю счастья со своей бывшей – глядишь, что и обломится. Она девушка сговорчивая. Так?
– Нет. Ничего подобного. Ты у меня из головы с самой нашей встречи после Рождества не идешь. Поэтому я приехал. Вирджиния, пожалуйста, верь мне.
– А кстати, что ты знаешь о правилах съема? Насколько я помню по медовому месяцу, тебе элементарных навыков недоставало. Да что там – ты ведь экзамен, можно сказать, завалил.
Та чаша весов, что относилась к Гаю, резко взлетела вверх и там остановилась – Вирджиния своим заявлением превысила все допустимые нормы морали. На несколько минут повисло молчание. Нарушила его на сей раз Вирджиния:
– Я-то думала, в армии ты в лучшую сторону изменился. Пусть ты прежде был не венец творенья – но хоть не хамил. А теперь ты хуже Огастаса.
– Ты забыла – я не знаю, каков Огастас.
– Сущее животное, можешь мне поверить.
На глаза Вирджинии навернулись скорые слезы, светлыми дорожками скатились по щекам – Гай подумал, что не все потеряно.
– Но я ведь лучше этого твоего Огастаса?
– Ненамного. Правда, Огастас толстый. А ты стройный. В этом плане да, пожалуй, лучше.
– Вирджиния, бога ради, давай не будем ссориться. Не знаю, когда еще доведется тебя увидеть. Ты хоть понимаешь – может, это наш последний вечер?
– Ну вот, что я говорила. Старая песня. Солдат на побывке. Куй железо, пока горячо. Продолжать?
– Какое железо, Вирджиния? Я же не об этом.
– Очень может быть.
Гай обнял ее.
– Не сердись. У нас так мало времени.
Вирджиния взглянула на него взглядом еще не нежным, но уже безгневным. К ней вернулось шаловливое настроение.
– Убери руки и сядь. – Она чмокнула Гая в щеку. – Я еще не все сказала. Возможно, у меня вид доступной женщины. По крайней мере, многие считают меня таковой. Думаю, сетовать тут не на что. Но ты, Гай! С тобой-то что случилось? Ты же всегда отличался моральной устойчивостью. А теперь хочешь банальную интрижку завести?
– Не банальную. То есть не интрижку.
– Ты ведь набожный у нас, заповеди соблюдаешь. Меня этот момент всегда в тебе подкупал. А теперь куда что девалось?
– Никуда не девалось. Я по-прежнему набожный и заповеди соблюдаю. Даже строже, чем раньше. Я ведь тебе говорил – тогда, после Рождества.
– Ну а что твои святые отцы о твоем поведении сказали бы? Хорош гусь – клеит в гостинице разведенную женщину с дурной репутацией.
– Святые отцы не стали бы возражать. Ты моя жена.
– Чушь.
– Ты спросила про святых отцов – я ответил. Они бы сказали: «Действуй».
Свет, едва начавший прибывать, погас внезапно, будто по сигналу «Воздушная тревога».
– Какая гадость, – прошептала Вирджиния.
– Что – гадость? – опешил Гай.
– Ты еще спрашиваешь? Да ты даже Огастаса переплюнул, с мистером Троем в придачу. Гадость сказал и сам не понял. Свинья, вот ты кто.