– Дядя, что вы думаете об Уинстоне Черчилле?

– Тот же Хор-Белиша, только его шляпы почему-то принято считать нелепыми.

– Другие в Норвегии напортачили, а бедняге Черчиллю теперь отдуваться.

– Вы правы.

– Но Черчилль ведь не хуже своего предшественника?

– Пожалуй, Черчилль лучше.

Майор Эрскин подался вперед и лишь потом произнес:

– Черчилль – единственный, кто способен спасти нас от полного краха.

В первый раз Гай услышал из уст алебардщика предположение об исходе войны, несколько отличное от полной победы. Правда, перед алебардщиками недавно выступал один офицер, воевавший в Норвегии. Говорил он без обиняков – и о неграмотной загрузке судов, и о неожиданных результатах бомбардировок с пикирования, и о слаженных действиях предателей, и о многом другом. Он даже намекнул на невысокие боевые качества британских войск. Однако должного впечатления не произвел. Алебардщики остались при своем убеждении: от «штабных» и «хозчасти» никакого толку, все прочие полки можно назвать боевыми с большой натяжкой, а все иностранцы – предатели. Естественно, что дела идут из рук вон плохо, – они и не могут идти иначе, без алебардщиков-то. Мысль о вероятности поражения никого не посетила.

Новый чин Эпторпа вызывал куда больший интерес.

Это Ричи-Хук мог обезличиться, умалиться до призрака из викторианского замка. Не таков был Эпторп. В день своего продвижения он шел по плацу. На пути его случился Гай. Повинуясь порыву из тех, что более пристали четвероклассникам, однако срабатывают и в армии, Гай изобразил лицом благоговение и отдал Эпторпу честь. Эпторп, серьезный как никогда, ответил по всей форме. После утренних возлияний он держался на ногах несколько нетвердо, однако ничто не нарушило торжественности момента.

Вечером того же дня, уже в сумерках, они снова встретились. Эпторп в последние несколько часов явно не расставался с бутылкой, ибо дошел до кондиции, которую сам называл «навеселе», а окружающие идентифицировали по нездешней торжественности лица. Когда Эпторп приблизился, Гай с изумлением заметил, что он в строгой последовательности выполняет телодвижения, в казарменном городке применяемые при отдании чести старшим по званию. Эпторп сунул трость под левую мышку, с живостью изобразил взмах правой рукой и устремил невидящий взгляд вдаль. Гай бросил добродушное «Добрый вечер, капитан» – и слишком поздно заметил, что Эпторпова ладонь успела взметнуться до уровня плеча с целью ответить на несостоявшееся приветствие. Рука упала, взгляд зафиксировался на противоположном краю долины, и Эпторп прошел мимо, громыхнув некстати подвернувшимся ведром.

Вероятно, давешнее Гаево приветствие запало ему в душу. Вечером Эпторп не обиделся, видимо, только по инерции. Зато на следующий день головокружение от успехов уступило место практичности, расстройству желудка и новой идее фикс.

Перед первым построением Эпторп сказал:

– Послушай, Краучбек, старина, я был бы очень тебе признателен, если б ты отдавал мне честь всякий раз, когда мы с тобой пересекаемся на территории лагеря.

– С какой это стати?

– Как с какой? Я же отдаю честь майору Тренчу.

– Еще бы ты не отдавал.

– А разница между ним и мною такая же, как между мною и тобой, старина, если, конечно, ты намек словил.

– Эпторп, милый мой, кому отдавать честь, когда и каким образом, нам популярно объяснили в первые дни службы.

– Неужели ты не понимаешь, что я – исключение? В истории полка прецедентов нет. Мы с тобой стартовали на равных условиях. Это было совсем недавно. Случилось так, что я стал лидировать. Естественно, будь у меня несколько лет опыта жизни в высоком чине, мой авторитет сам собой бы за эти годы накапливался. Но я выдвинулся неожиданно быстро. Мне придется первое время всячески укрепляться на новой позиции. Краучбек, пожалуйста, отдавай мне честь. Как друга тебя прошу.

– Извини, Эпторп. Не могу, и все тут. Сам подумай, каким болваном я буду себя чувствовать.

– Тогда хоть остальным мою просьбу передай.

– Ты серьезно? Уверен, что не передумаешь?

– Я на эту тему уже все передумал.

– Ладно, Эпторп, будь по-твоему. Передам.

– Конечно, я не могу приказывать. Преподнеси это как мое настоятельное пожелание.

Эпторпово «настоятельное пожелание» скоро было озвучено в массах, и несколько дней бедняга расхлебывал последствия. Завидя впереди офицера, Эпторп теперь напрягался, ибо не знал, чего ждать. Порой младший офицер отдавал ему честь с серьезнейшим выражением лица; порой проходил мимо, словно вовсе не замечая капитана Эпторпа; порой едва прикладывался к козырьку и бросал: «Привет, дядя».

Де Суза отличался особо изощренной жестокостью. При появлении Эпторпа он совал трость под левую мышку и переходил на строевой шаг, пожирая Эпторпа глазами. Однако, не дойдя до капитана двух шагов, де Суза внезапно забывал о выправке, выказывал огромный интерес к какому-нибудь случайному растению, а однажды рухнул на одно колено и, не сводя с Эпторпа преданного взгляда, сделал вид, что завязывает шнурок.

– Знаешь, дружище, а ты таки доведешь беднягу – он совсем ума решится.

– Ой, доведу, дядя. Как пить дать, доведу.

Веселье кончилось однажды вечером – подполковник Тиккеридж вызвал Гая к себе в канцелярию.

– Садитесь, Гай. Я хочу поговорить с вами неофициально. Меня очень беспокоит Эпторп. Скажите честно – у него с головой все в порядке?

– У Эпторпа свои странности, сэр. Впрочем, он вполне безобиден.

– Надеюсь, вы правы. А то я получил от него престранный рапорт.

– Видите ли, сэр, в день отъезда из Саутсенда с Эпторпом произошел очень неприятный инцидент.

– Мне об этом докладывали. Насколько я понял, как раз голова-то и не должна была пострадать. О чем бишь я? Да, о рапорте. Вообразите, Эпторп просит меня официально распорядиться, чтобы младшие офицеры отдавали ему честь. Согласитесь, это наводит на определенные мысли.

– Наводит, сэр.

– Или, пишет, обяжите младших офицеров отдавать мне честь, или приказом освободите от этой обязанности Гая Краучбека. Да-да, вас. И что я должен думать? Что вообще происходит?

– Полагаю, Эпторпа несколько рассердили.

– Правильно полагаете. А я вам больше скажу: вы – в смысле вы, офицеры, – перегнули палку. Передайте всем: немедленно прекратить шутки над капитаном Эпторпом. Вы, Гай, сами скоро можете оказаться в похожем положении. И поверьте мне: вам хватит забот и без усмирения остряков-самоучек.

Разговор происходил в тот самый день, когда немцы пересекли реку Маас. Правда, Пенкирк еще некоторое время пребывал в счастливом неведении.

Гай передал распоряжение подполковника Тиккериджа, и история, двусмысленно названная де Сузою «Дело о капитанской чести», на сем была закончена. Однако Эпторп неустанно изыскивал иные способы продемонстрировать собственные странности.

Взять, например, вопрос с викторианским замком. С первого дня назначения ротным в штабную роту, еще будучи в чине лейтенанта, Эпторп без видимых причин повадился два-три раза в неделю в замок, и всегда во время одиннадцатичасового перерыва на чай. Он терся поблизости от помощника начальника штаба бригады или от другого офицера примерно того же положения, и те, полагая, что Эпторп прислан с поручением, уделяли ему внимание. Таким способом Эпторп узнавал немало новостей второстепенной значимости, коими нередко удивлял начальника штаба. Покончив с чаем, штабные расходились по своим кабинетам, а Эпторп заглядывал к главному делопроизводителю с невинным вопросом: «Будут распоряжения насчет второго батальона?» После третьего визита делопроизводитель доложил начальнику штаба, с тем чтоб ему разъяснили, уполномочен ли Эпторп задавать подобные вопросы и получать на них ответы. В результате было распечатано постановление, напоминающее офицерам, что являться в штаб бригады они могут только по делам и только с разрешения соответствующего начальства.

Прочитав постановление, Эпторп не замедлил прийти к начальнику штаба.