С некоторых пор Гаю нравилось узнавать подробности Эпторповой частной жизни. Тем более что подробностями Эпторп не баловал. К примеру, тетка из Питерборо – совершенно новый персонаж. А теперь еще и Степлхерст.

– Значит, Степлхерст – твоя подготовительная школа?

– Ну да. Она на другом конце города. Внушительное такое здание, сразу в глаза бросается. Не может быть, чтоб ты о Степлхерсте не слышал. Школа очень известная. Тетка принадлежит к ортодоксальной англиканской церкви, – добавил Эпторп, теткиными убеждениями как бы подчеркивая высокий статус школы.

– Ты о тетке, которая из Питерборо?

– Нет, конечно, – рассердился Эпторп. – Я о тетке, которая из Танбридж-Уэллс. Тетка, которая из Питерборо, в религиозные тонкости не вдается.

– А это хорошая школа?

– Степлхерст? Да одна из лучших! Особняком, можно сказать, стоит. По крайней мере, в мое время стояла.

– Я имел в виду Кут-эль-Имару.

– Ну, мы, как водится, здешних ребят мелочью пузатой считали. Правда, в крикет они обычно выигрывали, но оно и понятно – у них вообще основной упор был на спорт. У себя в Степлхерсте мы их легко делали.

– Дядя, мы для тебя койку держим, – поспешил обрадовать Леонард.

– Премного благодарен, только у меня, знаете ли, пропасть багажа. Пока вы на занятиях были, я тут осмотрелся и нашел свободную комнату. Один поселюсь. Придется допоздна над книжками корпеть – упущенное наверстывать. Сапер, ну, тот, который из госпиталя, дал мне пару-тройку интереснейших книженций. Подозреваю, что как минимум одна из них секретная. Такие нельзя брать на передовую – вдруг противнику в руки попадут?

– Уж не директива ли по подготовке сухопутных войск?

– Она и есть.

– Нам всем такие выдали.

– Такие, да не такие. Мне-то дал майор инженерно-саперных войск. У него язва, вот он и нашел преемника в моем лице.

– Смотри, дядя – это она? – Леонард достал из кармана форменных брюк январскую «Директиву». Такими снабдили всех офицеров.

– С кондачка определить не могу, – отвечал Эпторп. – Кроме того, считаю себя не вправе языком трепать.

В общем, Эпторпов багаж – термитонедосягаемые коробки, водонепроницаемые свертки, прихотливые жестяные сундучки и кожаные чемоданы с обильными заплатками непроизносимых адресов (все стянуто бечевками и ремнями о бронзовых пряжках) – был успешно и надежно скрыт от посторонних глаз.

У Гая, впрочем, была возможность поспрашивать Эпторпа о содержимом багажа – тогда, в казармах, в период задушевности, предшествовавший злополучному обеду у капитан-коменданта, – но Гай эту возможность упустил. Теперь он знал только, что среди коробок, свертков и сундучков имеется нечто редкое и загадочное, некий «буш-бокс»; об этом предмете Эпторп раньше говорил с придыханием, теперь не говорил вовсе.

Тем вечером Гай впервые выбрался в город. Они с Эпторпом взяли авто с водителем и ездили из гостиницы в гостиницу, всюду нарываясь на алебардщиков – те либо пили, либо пребывали в поисках отдельного кабинета.

– Я смотрю, эти юнцы совсем разболтались, – заметил Эпторп. – Вот что значит не было твердой руки, меня то есть.

В частности, они искали гостиницу под названием «Королевский двор» – именно в «Королевском дворе» останавливались Эпторповы тетки, когда навещали племянника.

– Там, конечно, роскошь в глаза не бьет, зато и пижоны толпами не ходят. А все почему? Потому что про эту гостиницу вообще мало кто знает, – уверял Эпторп.

Эпторп не преувеличивал. В тот вечер им не встретилась ни одна живая душа, знавшая о «Королевском дворе». Когда все бары закрылись, Гай предложил:

– А давай съездим в Степлхерст?

– Старина, там же нет никого – все на каникулах. И вообще, поздно уже.

– Я хотел сказать, давай доедем до Степлхерста и просто посмотрим. Издали. Снаружи.

– Другой разговор. Шеф, в Степлхерст.

– В Степлхерстскую рощу или на Степлхерстское шоссе, сэр?

– В Степлхерстский дом.

– Знаю только рощу и шоссе. Поедем? Она частная?

– Кто?

– Степлхерстская гостиница.

– Частная. Только не гостиница, а школа.

Светила луна, дул береговой ветер. Они проехали по бульвару и вскоре оказались на окраине города.

– Э, да здесь теперь все по-другому, – протянул Эпторп. – Ничего не узнаю.

– Сэр, мы сейчас возле Степлхерстской рощи. А Степлхерстское шоссе начинается за поворотом.

– Школа была вот прямо тут, – упирался Эпторп. – Наверно, с ней что-то случилось.

Они вышли из автомобиля. Их сразу обдало лунным сиянием и ледяным северным ветром. Вокруг теснились коттеджики с глухими ставнями. Вероятно, сразу за аккуратненькими живыми изгородями некогда простирались крикетные поля, где чумазый Эпторп стоял на воротах. А в котором-нибудь из садиков или гаражей, пожалуй, крошилась себе кирпичная кладка от святилища, где Эпторп, умытый и расчесанный на пробор, при стихаре, зажигал восковые свечи.

– Вандалы, – процедил хромой Эпторп.

Приятели доковыляли до авто и, окутанные алкогольными парами, поехали в Кут-эль-Имару.

На следующий день Эпторпа постигла бечуанская лихорадка, однако он все же встал с постели. Томимый жаждою, Гай спустился в столовую первым. Утро было серое, промозглое; чувствовалось приближение снегопада. В холле, у доски объявлений, обнаружился один из кадровых – он прикреплял полотнище с заголовком, выведенным мелом красного цвета: «ПРОЧТИ! ЭТО КАСАЕТСЯ КАЖДОГО!»

– Вот повезло, – сообщил кадровый Гаю. – Сегодня у нас Мадшор. Автобус в восемь тридцать. С собой иметь вещмешок. Сообщите своим.

Гай поковылял на второй этаж. Заглядывал в каждую комнату и говорил:

– Сегодня у нас Мадшор. Автобус через двадцать минут.

– Какой еще Мадшор?

– Понятия не имею.

По возвращении к доске объявлений Гай узнал, что Мадшор – это стрельбище, а ехать до него десять миль.

Так начался самый скверный день на новом месте.

Мадшор представлял собой унылую полоску болотистого побережья, через равные промежутки пересекаемую рукотворными земляными валами и завершающуюся нерукотворным откосом. Стрельбище было окружено колючей проволокой и плакатами с предупреждениями; у ближайшего вала, в качестве огневого рубежа, притулилась жестяная будка. По прибытии алебардщики обнаружили троих солдат – один, в рубашке без гимнастерки, брился у двери, второй разводил огонь в печке, третий, небритый и расхристанный, зевал на пороге.

Майор, ответственный за группу алебардщиков, пошел на разведку. В будке была хорошая акустика – сначала до алебардщиков доносились майоровы ругательства, потом тон его стал смягчаться, а закончил майор фразой:

– Ладно, сержант, вижу, вы не виноваты. Продолжайте. Попробую переговорить с начальством.

– Здесь какое-то недоразумение, – сообщил майор алебардщикам. – Согласно последнему полученному распоряжению, на сегодня стрельбы отменены. Ожидается снегопад. Посмотрим, что можно сделать. А пока, раз уж мы приехали, будем учить правила поведения на стрельбище.

Целый час, пока по пострассветному тусклому небу разливался сюрреалистический свинцовый свет, алебардщики зубрили указанные правила в варианте, соответствовавшем данной стадии Второй мировой войны. Наконец, после телефонных переговоров, из будки показался майор.

– Порядок, джентльмены. Снега в ближайшие час-два не ожидается. Учения состоятся. Нашим ходячим раненым тоже занятие нашлось – будут дежурить у мишеней.

Гай с Эпторпом заковыляли по осоке. До выложенной кирпичом траншеи было ярдов пятьсот. Наконец оба заняли места под мишенями. К ним присоединились капрал и двое из артиллерийско-технической службы. Последовали продолжительные телефонные переговоры, после которых флажки подняли, и стрельбы начались. Прежде чем отметить первый выстрел, Гай посмотрел на часы. Десять минут одиннадцатого. К половине первого все четырнадцать мишеней были поражены, и поступила команда «Вольно». На смену Гаю и Эпторпу явились двое из центра формирования и подготовки.