Интересно, что мама папе скажет. Самое интересное будет за обедом. Хм-м. Что же делать весь остаток дня?

Сестры расстались, бродя поодиночке по спиральным залам Дома-на-Холме. В нем были комнаты – и много – которые всегда были заперты. От некоторых даже никогда не удавалось украсть ключи. У Генерала были там свои кабинеты, хотя все самое важное она хранила в Ставке.

Вики сунулась в папин кабинет на первом этаже и в кафе с умными автоматами, но ненадолго. Она поспорила бы с Гокной, что папа не будет прятаться, но теперь поняла, что сегодня «не будет прятаться» не исключает «трудно найти». Она побродила по лабораториям, нашла обычные признаки, что он здесь был – аспирантов в состоянии озадаченности или внезапного озарения. (Студенты называли это «Ослепление Андерхиллом». Если ты уходил, ничего не понимая, все шансы за то, что папа сказал что-то стоящее. Если тебя вдруг осеняло, наверняка это значило, что папа тебя и себя ввел в заблуждение ложной интуицией.)

Новые лаборатории исследования сигналов были на верхнем этаже дома, под крышей, уставленной экспериментальными антеннами. Вики встретила выходящего оттуда Джейберта Ландерса. У этого коббера никаких симптомов Ослепления Андерхиллом не было. Плохо.

– Привет, Джейберт! Ты не видел моего…

– Да, они оба в лаборатории. – Он ткнул рукой через плечо.

Ага! Но Вики не стала сразу туда входить. Если генерал уже здесь, надо сначала произвести разведку.

– И что там делается, Джейберт?

Конечно, на вопрос о своей работе Джейберт клюнул.

– А черт его знает. Я сегодня утром подключил свою новую антенну на связь со Ставкой. Сначала согласование было отличным, но потом я начал получать те самые пятнадцатисекундные накладки – будто есть две станции вне прямой видимости. Хотел спросить у твоего отца…

Вики немножко спустилась с ним по лестнице, поддакивая непонятным словам насчет каскадов усиления и сбоев переходного процесса. Несомненно, Джейберту было очень приятно, что отец так быстро уделил ему внимание, а отцу, несомненно, было приятно найти предлог скрыться в лаборатории. Но тут показалась мать…

Вики проводила Джейберта к его клетушке-кабинету и снова поднялась по лестнице, на этот раз обойдя лабораторию со стороны служебного входа. В конце коридора виднелся столб света. Ха! Дверь приоткрыта. И слышен голос генерала. Вики подкралась к двери.

– …просто не понимаю, Шерканер. Ты так умен, как ты мог вести себя как последний идиот?

Виктория Шерканер застыла на месте и чуть не попятилась по коридору. Никогда еще не слышала она, чтобы мама говорила так сердито. Просто даже… больно слушать. С другой стороны, Гокна все что хочешь отдаст, лишь бы услышать ее рассказ. Вики тихо пошла вперед, повернув голову, чтобы заглянуть в узкую щелку. В лаборатории все было так, как ей помнилось – полно осциллографов и скоростных самописцев. Кое-какие из аппаратов Джейберта стояли без кожухов, но явно мама пришла раньше, чем они успели всерьез заняться электронной расчлененкой. Мама стояла перед папой, закрывая ему возможность видеть Вики лучшей парой глаз.

И уж точно я в центре маминого слепого пятна.

– …на самом деле так плохо все вышло? – спрашивал папа.

– Да!

Шерканер Андерхилл увял под гневным взором Генерала.

– Не знаю, как это получилось. Она меня застала врасплох. Вот этим замечанием про Брента. Я знал, что когда-нибудь это будет. Мы с тобой это обсуждали. Даже с Брентом мы об этом говорили. И все равно меня это сбило с ног. Я запутался.

Мама дернула рукой, отметая это замечание.

– Не в этом проблема, Шерк. Ты дал отличный ответ. Проявилась боль на фоне нежной отцовской заботы. И тут через минуту она тебя втягивает в…

– Если не считать астрономии, я сказал только то, что мы планировали сказать в передаче в следующем году.

– Ага, только выдал это все сразу!

– Знаю. Пьетра заговорила как умный и любознательный коббер. Как Хранк или как наши сотрудники в Доме-на-Холме. Она поставила интересные вопросы, и меня они увлекли. И знаешь что? Эта Пьетра – она умная и легко схватывает. Было бы у меня время, я бы ей объяснил…

Смех Генерала прозвучал резко и невесело.

– Господь подземный, ты просто дурак! Шерканер, я… – Мама протянула к папе руку. – Ладно, прости меня. Знаешь, я на своих работников никогда так не срываюсь.

Папа ласково агукнул, будто говорил с Рапсой или малышом Хранком.

– Ты же знаешь, милая, в чем здесь причина. Ты меня любишь не меньше, чем себя. А как ты себя грызешь, я знаю.

– Изнутри. И молча.

Они минуту помолчали, и Виктория Младшая пожалела, что ввязалась в эту игру в разведку с Гокной. Но когда мама заговорила снова, ее голос был почти нормален.

– Мы оба здесь облажались. – Она открыла кейс и вытащила какие-то бумаги. – В следующем году «Час науки» должен был постепенно представить силу и возможность жизни во Тьме в соответствии с расписанием первых строительных подрядов. Мы ожидали, что когда-нибудь будут и военные последствия, но не на этом этапе.

– Военные последствия – сейчас?

– Во всяком случае, глубокое маневрирование. Ты знаешь, что эта Пьетра из Тифштадта?

– Конечно. Акцент ни с чем не спутаешь.

– У нее хорошее прикрытие, частично потому, что оно истинно. Достопочтенная Пьетра входит в Совет Трех Церкви Тьмы. Но при этом она еще тайный агент среднего уровня Дела Божьего.

– Братства.

– Именно. У нас после войны с тиферами отношения дружелюбные, но Братство начинает это менять. Они уже несколько малых государств взяли фактически под свой контроль. При этом они являются легитимной сектой Церкви…

В конце длинного коридора за спиной Виктории Младшей кто-то включил свет. Мама подняла руку и застыла неподвижно. Ой-ой! Наверное, она заметила неясный силуэт, знакомые бороздки и бронированные рубчики. Не поворачиваясь, генерал Виктория Смит скомандовала:

– Младшая! Закрой дверь и иди в свою комнату!

– Да, мама, – тихо и робко прозвучал ответ Виктории Младшей.

Задвигая дверь лаборатории, она еще успела услышать:

– Проклятие, я трачу пятьдесят миллионов в год на систему безопасности, а моя родная дочь при этом ведет перехват моих…

В клинике под Хаммерфестом было битком народу. В предыдущие посещения Фама здесь бывал Траг, иногда еще один техник, и один-два «пациента». Сегодня… ручная граната переполошила бы фокусированных сильнее, но не намного. Оба МДИ были заняты. Один из надзирателей готовил Ксопи Реюнг к вложению в МДИ, женщина стонала и вырывалась. В углу был привязан Дьетр Ли – физик, кажется? Он что-то бормотал себе под нос.

Рейнольт зацепилась ногой за потолочную скобу и висела над самым МДИ, не мешая техникам. Она не оглянулась, когда они вошли.

– Так, индукция закончена. Руки держите.

Техник вытащил пациента в середину комнаты. Это была Триксия Бонсол. Она оглянулась, никого не узнавая, и вдруг зашлась безутешными всхлипами.

– Вы ее де-фокусировали! – крикнул Винж, проталкиваясь мимо Трага и Тринли. Фам одним движением зацепился и перехватил Винжа, и Эзра повело в другую сторону, слегка стукнув об стену.

Рейнольт глянула в его сторону.

– Молчите или убирайтесь вон. – Она дернула рукой в сторону Била Фуонга. – Вставляйте доктора Реюнг. Будем… – дальше пошел профессиональный жаргон.

Нормальный чиновник выставил бы их ко всем чертям. Анне Рейнольт это было все равно, если они не мешают.

Силипан подплыл к Фаму и Винжу. Вид у него был мрачный и подавленный.

– В самом деле, Винж, заткнись. – Он глянул на дисплей МДИ. – Бонсол осталась фокусированной. Мы только отстроили ее лингвистические способности. Так ее будет легче… лечить.

Он неуверенно посмотрел на Триксию. Она свернулась клубком, насколько позволяли путы. Плач продолжался, неутешный и безнадежный.

Винж было дернулся в руках Фама и застыл неподвижно, если не считать дрожи, которую ощущал только Фам. Секунду казалось, что он сейчас зарыдает. Потом он вздрогнул, отвернулся и крепко зажмурился.