– Трудно поверить. Сейчас он мне показался таким же, как всегда – в смысле, интеллектуально таким же. Идеи сыплются из него с той же скоростью. – По дюжине диких идей сразу, когда он на полных оборотах.

Аннерби улыбнулся, вспоминая. Легкость, имя тебе Андерхилл.

Генерал вздохнула, и голос ее прозвучал тихо и отдаленно. Будто она говорила о некоем литературном персонаже, а не о личной трагедии.

– У Шерка всегда были тысячи сумасшедших идей и сотни блестящих решений. Но это… уже не так. Мой дорогой Шерканер уже ничего нового три года не высказывал. Он ушел в видеомантию, ты этого не знал? Та же цветистость в нем осталась, но… – голос генерала затих.

Уже почти сорок лет Виктория Смит и Шерканер Андерхилл были командой. Андерхилл выдавал бесконечную лавину идей; Смит отбирала из них лучшие и возвращала ему. Шерк описывал процесс более красочно, в терминах искусственного интеллекта в будущем.

– Я – узел генерации идей, а Виктория – детектор чуши. Мы вместе интеллект куда более сильный, чем любой, ходящий на десяти ногах.

Эти двое переменили мир.

Но теперь… что если половина команды утратила свой гений? Блестящие завихрения Шерка держали генерала на рельсах – и наоборот. Без Шерка у Виктории Смит оставались ее личные достоинства: храбрость, сила, настойчивость. Хватит ли этого?

Виктория ничего больше не сказала. Хранкнер хотел бы подойти, обнять ее за плечи… но сержанты, даже старые сержанты, с генералами так не поступают.

Шли годы, и росла опасность. Неуклонно, как не мог бы ни один из известных Фаму людей, Рейнольт искала и искала и искала. Фам насколько возможно избегал манипулирования зипхедами. Он даже организовал выполнение своих операций, пока был вне Вахты; это было рискованно, зато исключало очевидные корреляции. Не помогло. Кажется, у Рейнольт появились конкретные подозрения. Наблюдения Фама показывали, что ее поиски становятся более интенсивными, приближаясь к подозреваемому – вероятнее всего, Фаму Нювену. И здесь ничем не помочь. Как бы ни была рискованна эта операция, Анне должна быть устранена. Открытый дом для новой «резиденции» Нау может быть лучшим шансом, который для этого представится.

«Северная Лапа» – так называл его Нау. Почти все остальные – и уж точно люди Кенг Хо, которые его проектировали, называли его просто Озерный Парк. Теперь все, кто находился на Вахте, имели возможность увидеть конечный результат.

Остатки толпы еще входили, когда Нау появился на веранде своего бревенчатого дома. Он был одет в блестящую куртку полного давления и зеленые штаны.

– Держите ноги на земле, люди. Моя Чиви изобрела для Северной Лапы целый особый этикет.

Он улыбался, и люди в толпе рассмеялись. Тяготение на Алмазе-1 было скорее намеком, чем физическим законом. «Земля» вокруг дома была тщательно продуманными искусственными мягкими захватами. Так что ноги на земле держали все, но понятие о вертикали было только слабо согласовано. Стоящая рядом с Нау Чиви захихикала при виде людей, клонящихся во все стороны, как пьяные. На кружеве ее блузки лежал котенок с черным мехом.

Нау снова поднял руку:

– Народ мой, друзья мои! В этот день наслаждайтесь и любуйтесь тем, что вы здесь построили. И подумайте об этом. Тридцать один год тому назад мы чуть не уничтожили сами себя битвой и вероломством. Для многих из вас это было не так уж давно – десять-двенадцать лет на Вахте. Вы помните, как я потом говорил, что это было как после Чумных Лет на Балакрее. Мы уничтожили почти все ресурсы, которые у нас были, лишили себя возможности межзвездного перелета. И я говорил, что нам, ради выживания, надо отбросить в сторону вражду и работать вместе, как бы ни были мы различны… Что ж, друзья мои, мы сделали это! Нельзя сказать, что мы избавились от физической опасности; наша судьба еще решается в работе с пауками. Но оглянитесь вокруг, и вы увидите, как мы исцелили сами себя. Все вы построили этот парк из голого камня, снега и льда. Эта Северная Лапа – этот Озерный Парк – невелика, но это произведение высокого искусства. Поглядите на него! Вы сделали такое, что может соперничать с созданиями высочайших цивилизаций.

– И я горжусь вами. – Он обнял Чиви за плечи, спихнув котенка на сгиб ее руки. Когда-то отношения между Нау и Лизолет были мерзким слухом. Теперь – теперь Фам видел, как люди при виде этого жеста довольно улыбнулись. – Вы видите, что это – более чем парк, более чем святая святых Предводителя. То, что вы видите здесь – свидетельство чего-то нового во вселенной, слияния лучшего, что есть у Кенг Хо и эмергентов. – Фокусированные работники эмергентов… – Фам отметил, что он все еще не говорит о рабах так в лоб, как мог бы, – …выполнили для этого парка все детальное планирование. Торговое искусство и индивидуальные действия людей Кенг Хо претворили его в жизнь. И я узнал для себя нечто новое. На Балакрее, Френке и Гаспре мы, предводители, правим ради блага общества, но правим мы в основном личными указаниями – а часто силой закона. Здесь, работая с бывшими людьми Кенг Хо, я увидел иной путь. Я знаю, что работа в моем парке была выполнены как плата за дурацкие розовые бумажки, которые вы от меня так долго прятали. – Он поднял руку, и несколько бумажек запорхали в воздухе. Снова раздался смех. – И вот что! Эта комбинация приказов предводителя и эффективности Кенг Хо работает, раз мы смогли добиться своей цели!

Он поклонился восторженным аплодисментам. Чиви встала впереди него у перил веранды – и аплодисменты сразу стали громче. Котенок, которому наконец надоели шум и суета, спрыгнул с руки Чиви и полетел над толпой. Он расправил мягкие крылья и замедлил взлет, потом по кругу вернулся к хозяйке.

– Прошу заметить, – обратилась Чиви к толпе, – Мирау разрешается здесь летать, но у нее есть крылья! – Кошечка нырнула к ней, потом улетела в лес, росший у берега и за домом Нау. – А теперь я приглашаю всех на ту полянку выпить и закусить.

Кое-кто из гостей уже был там. Остальные поспешили по тропам к столам, которые медленно опускались на лужайку как бы под весом наставленной на них еды. Фам двигался с толпой, громко приветствуя всех, кто с ним заговаривал. Было важно отметить свое присутствие у как можно большего числа людей. Тем временем на тыльной стороне глаз сообщения от его крохотных шпионов складывались в тактическую картинку парка и леса.

За столами схлестнулись разные культуры, но заведение Бенни выработало этикет поведения за едой. Очень вскоре многие уже получили ведерки и бутылки с напитками и вышли на открытое место. Фам подошел к Бенни сзади и шлепнул по спине.

– Бенни! Отличная жратва! Но я думал, что это ты ее поставляешь.

Бенни закашлялся.

– Конечно, отличная. И конечно, моя. И Гонле. – Он поклонился бывшей регистраторше, которая стояла рядом с ним. – Это отец Чиви вывел кое-что новое по описанию, которое мы нашли в библиотеке. Уже полгода как, но мы берегли его для этого случая.

Фам с важным видом произнес:

– Я свою часть работы тоже не сачковал. Кто-то должен был надзирать за бурением и плавлением воды для озера.

Гонле Фонг улыбнулась своей корыстолюбивой улыбкой. Больше любого человека Кенг Хо – больше даже самой Чиви – Гонле купилась на «похвалу сотрудничеству» Томаса Нау. Она очень любила творить добро.

– Все принимали участие. Мои фермы теперь открыто разрешены предводителем. И мне дали наконец настоящую автоматику.

– У тебя теперь есть что-то получше клавиатуры? – ехидно спросил Фам.

– Можешь не сомневаться. А сегодня я отвечаю за обслуживание.

Она театральным жестом подняла руку, и в нее плавно спланировал поднос с едой. Он повернулся под ее рукой и вежливо поклонился, когда Гонле взяла наперченные водоросли. Потом поднос подплыл к Бенни и к Фаму. Шпионы Фама смотрели на поднос со всех сторон. Он маневрировал на крошечных газовых соплах, почти беззвучно. Простое механическое устройство, но двигался он разумно и грациозно. Бенни тоже это заметил.