Дидире махнула им рукой.

– Вот это тот самый представитель церкви. Пришла коббериха на час раньше.

Диди была верна себе и слегка нетерпелива. Очень приятного вида женщина двадцати одного года. Она была не так умна, как некоторые из папиных студентов, но талантлива, и работала главным техником на «Радио Принстона». В четырнадцать она стала оператором эфира в прайм-тайм, и про электротехнику знала не меньше Джирлиба. Вообще-то она хотела быть инженером-электриком. Все это выяснилось в первый раз, когда она познакомилась с Джирлибом и Брентом, тогда передача только начиналась. Вики помнила, как странно вел себя Джирлиб, когда рассказывал об этой встрече; вроде бы он был в полном восторге от этой Дидиры. Ей тогда было девятнадцать, а Джирлибу двенадцать, но он был крупен для своего возраста. После второй передачи она уже знала, что Джирлиб – внефазный. И восприняла это как намеренное и личное оскорбление. Бедняга Джирлиб потом несколько дней ходил, как на переломанных ногах. В конце концов оклемался – в жизни ему предстоят еще и не такие обломы.

Дидире тоже это более или менее пережила. Пока Джирлиб держался на расстоянии, она не выходила из цивилизованных рамок. А иногда, когда она забывалась, с ней было куда интереснее, чем с любым коббером нынешнего поколения – из тех, что Вики знала. Когда они не нужны были в павильоне, Диди позволяла Вики и Гокне сидеть рядом со своим насестом и смотреть, как она переключает десятки кнопок и рычагов. Она очень гордилась своей контрольной панелью. А та и в самом деле, если не считать, что рама была деревянная, а не листовой металл, выглядела почти так же научно, как любой прибор в Доме-на-Холме.

– Так что это за коббериха церковная? – спросила Гокна.

Они с Вики вплотную прижались передними глазами к стеклянной стене. Стекло было такое толстое, что многие цвета просто через него не проникали. От незнакомки на сцене доходила только дальне-красная часть спектра, как от мертвой.

Диди пожала плечами.

– Зовут ее «Достопочтенная Пьетра». И говорит она странно. Похоже, она тиферка. А видите на ней эту церковную шаль? Тут дело не в искаженном виде из нашей рубки: эта шаль и в самом деле темная – по всем цветам, кроме самого дальнего красного.

Хм-м, дорогая штука! У мамы был такой мундир, только ее почти никто никогда в нем не видел.

У Диди на лице расплылась злобная улыбка.

– Спорить могу, она как увидит ребятишек в шерсти у вашего отца, так сблюет.

Увы, не случилось. Но когда через несколько секунд вышел Шерканер Андерхилл, достопочтенная Пьетра закаменела под своей бесформенной рясой. Еще через секунду на сцену рысцой выбежал Раппопорт Дигби и схватил наушник. Он вел передачу «Час науки для детей» с самого начала, когда еще не было Джирлиба и Брента. Был он старым дураком, и Брент утверждал, что на самом деле он один из владельцев станции. Вики этому не верила – она видела, как Диди на него огрызается.

– Внимание всем! – Голос Диди был усилен микрофоном. Папа и достопочтенная Пьетра выпрямились, каждый слышал динамик со своей стороны. – Выходим в эфир через пятнадцать секунд. Будете уже готовы, мастер Дигби, или поставить заставочку?

Хоботок Дигби был опущен в ворох письменных заметок.

– Можете смеяться, если хотите, мисс Ултмот, но эфирное время – деньги. Так или иначе, я…

– Три, два, один!

Диди отрубила динамик и ткнула заостренной рукой в сторону Дигби.

Старый коббер подхватил ритм, будто терпеливо ждал момента. Слова его поплыли с обычным гладким достоинством, и начал он с фирменного заявления, которым открывал передачу уже пятнадцать лет.

– Вы слушаете передачу «Час науки для детей», с вами Раппопорт Дигби…

Когда Зинмин Броут произносил слова перевода, его движения переставали быть резкими и отрывистыми. Он смотрел прямо перед собой и улыбался или хмурился, выражая чувства, которые казались вполне реальными. Может быть, они и были реальными – для какого-то бронированного паучьего создания на Арахне. Иногда замечалась какая-то нерешительность, заминка преобразований на промежуточном уровне. Куда реже Броут поворачивал голову – очевидно, что-то важное появлялось в стороне от центра его наголовного дисплея. Но если не знать, на что смотреть, создавалось впечатление, что Броут говорит вполне бегло, как любой ведущий, читающий записи на своем родном языке.

Броут-Дигби начал с небольшой самовосхвалительной истории этой передачи, потом перешел к тени, которая накрыла ее в последние дни. «Внефазные», «извращения рождений» – эти слова слетали у него с языка так, будто он всю жизнь их знал.

– Сегодня мы, как и обещали, возвращаемся в эфир. Обвинения, выдвинутые в последние дни, смертельно серьезны. Дамы и господа, сами по себе эти обвинения – чистая правда.

Молчание три драматических секунды – и продолжение.

– Итак, друзья мои, вы можете спросить, что же придает нам смелость – или бесстыдство – вернуться в эфир? Чтобы ответить на этот вопрос, я прошу вас послушать сегодняшний выпуск «Часа науки». Будем ли мы продолжать его – очень сильно зависит от вашей реакции на то, что вам предстоит услышать…

– Вот лицемер загребущий! – фыркнул Силипан. Цинь и остальные замахали на него руками, чтобы не мешал.

Траг подплыл к Эзру. Это случалось и раньше. Поскольку Эзр сидел с краю, Силипан, кажется, думал, что Эзру нужен его анализ.

За обоями Броут представил диспутантов. Силипан прицепил к колену комп и откинул крышку. Машина была неуклюжей эмергентской поделкой, но с поддержкой зипхедов оказывалась эффективнее любой, созданной ранее человечеством. Траг ткнул клавишу «Объяснить», и тихий голосок рассказал ему суть дела:

– Официально достопочтенная Пьетра представляет традиционную Церковь. На самом же деле… – голос замолчал; очевидно, аппаратура искала в базе данных, – …Пьетра в Гокнанском Аккорде иностранка. Вероятно, является агентом правительства Братства.

Цинь огляделся, на миг упустив нить слов Броута-Дигби.

– Черт побери, этот народ воспринимает фундаментализм всерьез. Андерхилл об этом знает?

Голос из компьютера Трага ответил:

– Это возможно. Шерканер Андерхилл тесно связан с закрытыми каналами Аккорда… На данный момент мы не видели обмена сообщениями по военным каналам, касающиеся этого диспута, но следует учесть, что цивилизация пауков автоматизирована не полностью. Что-то мы могли и пропустить.

Траг обратился к машине:

– Даю задание с наинизшим приоритетом. Чего хочет Братство от этого диспута? – Он повернулся к Дзау и пожал плечами: – Вряд ли мы вообще ответ получим. Работа идет напряженная.

Броут уже почти закончил представлять участников. Достопочтенную Пьетру должна была играть Ксопи Реюнг. Эзр знал ее имя только по спискам и по разговорам с Анне Рейнольт. «Интересно, знает ли кто-нибудь еще имя этой женщины?» – подумал Эзр. Уж конечно, не Рита и не Дзау. Траг, может, знает, как пастух первобытных времен знал свое стадо. Ксопи Реюнг была молода; ее достали из морозильника для замены того, кого Силипан охарактеризовал как «сенильный отказ». Она была на Вахте около 40 Мсек. Именно она помогла продвинуться в других языках пауков, в частности, тиферском. И она была второй среди переводчиков «стандартной речи» Аккорда. Когда-нибудь она, быть может, окажется и лучше Триксии. В нормальном мире Ксопи Реюнг была бы великим ученым, знаменитым на всю свою солнечную систему. Но ее выбрали в Лотерее Предводителей. Цинь, Силипан, Дзау и Рита вели вполне нормальную жизнь, а Ксопи Реюнг стала автоматической мебелью среди стен, которую видят очень редко, да и то когда обстоятельства причудливо сложатся.

– Благодарю вас, мастер Дигби, – заговорила Ксопи. – «Радио Принстон» оставляет за собой гордость предоставить нам это время поговорить.

Во время введения Броута Реюнг по-птичьи дергала головой в разные стороны. Может быть, у нее скорлупки разрегулировались, или она любила важные пункты рассыпать по полю зрения. Но когда она заговорила, в ее глазах появилась какая-то дикая мрачность.