И вдруг серебряные символы стали не нужны. Глаза его смотрели на людей, мимо этих букв, и слова потекли без усилий.

– Мой народ!

Шум толпы почти стих. На него глядел миллион лиц, снизу, сверху, со всех сторон.

– Сейчас вы слышите мой голос с едва ли секундной задержкой. Здесь, на этом Собрании, мы слышим своих коллег из Кенг Хо, пусть даже со Старой Земли, меньше чем через секунду. В первый и быть может единственный раз мы видим, кто мы все такие. И мы можем решить, кем мы будем.

Народ мой, я поздравляю вас. Мы прошли через световые годы и спасли от гибели великую цивилизацию. Мы это сделали вопреки самому страшному предательству.

Он замолчал, сделав торжественно-траурный жест в сторону пустых мест.

– Здесь, у Намчена, мы сломали колесо истории. На тысяче миров человечество воевало непрестанно и приводило себя к вымиранию. Единственное, что спасает расу – время и расстояние, и до сих пор это было и проклятием, заставляющим человечество повторять свои ошибки.

Фам замолчал. И почувствовал, как по его лицу расплывается неуловимая улыбка.

– И теперь есть надежда. Объединение двух половин того, чем стало человечество, позволит целому жить вовеки.

Он огляделся, давая скорлупкам увеличить отдельные лица. Они слушали. Согласятся ли они в конце?

– Целому жить вовеки… если мы сможем сделать Кенг Хо не просто группой торговцев, продающих товар покупателю.

Фам не много помнил из того, как говорилась речь: ее идеи и призывы давно уже стали для него привычными. Воспоминания касались лиц, – надежды, читаемой на многих из этих лиц, выжидательной настороженности – таких было гораздо больше. В конце он напомнил, что близится голосование, последнее решение о том, чего он просил.

– Итак, без вашей помощи мы наверняка падем, раздавленные тем самым колесом, которое крушит цивилизации наших клиентов. Но если вы заглянете чуть дальше моментальных торговых интересов, если сделаете дополнительные инвестиции в будущее – нет той мечты, которой мы в конце концов не достигнем.

Если бы в зале была гравитация или он был бы на поверхности планеты, Фам бы грохнулся, сходя с трибуны. Даже и так Сэмми Парк был вынужден перехватить его возле занавеса.

Над головой, сквозь занавесы, грохот аплодисментов стал еще громче.

Сура осталась в комнате перед залом, но теперь появились и новые лица – Ратко, Бутра и K°. Его первые дети, уже старше, чем он.

– Сура!

Кресло ее пыхнуло воздухом, и она проплыла к нему.

– Ты меня не поздравишь с моей речью? – улыбнулся Фам, все еще нетвердо стоя на ногах. Он протянул руки, нежно сжал в ладонях старческие руки Суры. Такие увядшие. О Сура, это должен был быть наш триумф! Сура же была готова проиграть. И теперь она была так стара, что никогда не увидит в этом – ничего, кроме поражения. Она никогда не увидит, что создали они вдвоем.

Аплодисменты над головой гремели все сильнее. Сура подняла глаза.

– Да. Ты в любом смысле выступил лучше, чем я думала. Но ты всегда был лучше, чем мог кто-нибудь себе представить. – Синтезированный голос звучал одновременно и печально, и гордо. Она показала жестом, что хочет удалиться, уйти, прочь от зала и шума. Фам вышел за ней, и шум за ним стал тише. – Но ты же знаешь, что это во многом везение? У тебя бы не было ни одного шанса, если бы катастрофа Намчена не случилась как раз перед подлетом флота флотов.

Фам пожал плечами:

– В этом, конечно, повезло. Но это и доказало, что я прав, Сура! Мы же знаем, что такой коллапс почти наверняка полностью смертелен – но мы их спасли!

Он смотрел на хрупкое старческое тело, облаченное в стеганый костюм. Но ум Суры и ее воля остались прежними, – и поддерживались медицинским оборудованием кресла. И она тряхнула головой почти естественно, как тогда, когда была молодой.

– Спасли? Конечно, вы многое изменили к лучшему, но ведь все равно погибли миллиарды. Будь честен, Фам. У нас тысяча лет ушла на подготовку этого собрания. Такое не сделаешь каждый раз, когда какая-нибудь цивилизация загремит в унитаз. И если бы не гибель Мареска, даже твоих пяти тысяч кораблей не хватило бы. Вся система осталась бы на пределе своих возможностей, ожидающей в ближайшем будущем еще большей катастрофы.

Все это было Фаму известно; с вариантами этих аргументов он спорил мегасекунды до Собрания.

– Но Намчен – самое трудное Спасение, которое может нам встретиться, Сура. Старая цивилизация, окопавшаяся, эксплуатирующая ресурсы целой солнечной системы. Куда легче было бы с планетой, которой грозит биологическая война или даже тоталитарная религия.

Сура качала головой. Даже сейчас она не хотела понять, что говорит Фам.

– Нет. Во многих случаях вы можете изменить ситуацию, но чаще все будет как на Канберре – небольшое изменение к лучшему, написанное кровью Торговцев. Ты прав: без флота флотов цивилизация в системе Намчена погибла бы. Но выжила бы часть людей на планете, могли уцелеть несколько городов в поясе астероидов. Повторилась бы старая история, и когда-нибудь снова возникла бы цивилизация, пусть даже путем внешней колонизации. Ты перебросил мост через эту бездну, и миллиарды тебе благодарны… но потребуются годы осторожного управления, чтобы вернуть систему к работе. Может быть, мы, – жест в сторону Зала Собрания, – можем это сделать, а может быть, нет. Но я знаю, что мы не можем делать этого всюду и всегда.

Сура что-то сделала, кресло пыхнуло и остановилось.

Она повернулась, протянула руки и положила их на плечи Фама. И вдруг он испытал странное чувство, почти кинестетическую память о ее руках на своих плечах и ее лице перед собой. Это была память еще с того времени, когда они не были партнерами, не были даже любовниками. Воспоминание о первых днях на «Репризе»: Сура Винж, молодая женщина, серьезная. Бывало, что она сильно сердилась на малыша Фама Нювена. Бывало, что она хватала его за плечи и пыталась ему втолковать то, чего молодой варвар не знал и знать не хотел.

– Неужели не понимаешь, сынок? Мы растянуты на весь Людской Космос, но мы не можем управлять всеми цивилизациями. Для этого тебе нужна раса любящих рабов. Кенг Хо никогда ею не будет.

Фам заставил себя посмотреть в глаза Суры. Она говорила это с самого начала и никогда не переставала говорить. Я должен был знать, что когда-нибудь к этому придет. И сейчас ей предстоит проиграть, и Фам ничем не может ей помочь.

– Прости меня, Сура. Когда будешь говорить свою речь, можешь сказать это миллиону человек. Многие из них поверят. А потом все проголосуем. И…

И по тому, что видел он в Великом Зале, по тому, что видел в глазах Суры Винж… впервые Фам знал, что победа за ним.

Она отвернулась, и искусственный голос был тих.

– Нет, я не буду говорить речь. Выборы? Странно, что теперь ты должен от них зависеть… Мы слыхали, ты положил конец Стрентманнианскому Погрому.

Изменение темы было дурацким, но замечание затронуло болевую точку.

– У меня оставался только один корабль, Сура. Что бы ты сделала?

Я спас их чертову цивилизацию – ту часть, которая не была чудовищной.

Сура подняла руку.

– Прости, Фам. Ты просто слишком везучий, слишком хороший. – Казалось, она говорит сама с собой. – Почти тысячу лет мы с тобой готовили это Собрание. Конечная цель всегда была химерой, но по дороге мы создали торговую культуру, которая может прожить дольше, чем самые оптимистические твои мечты. И я всегда знала, что в конце, когда встретимся лицом к лицу с Великим Собранием, здравый смысл победит. – Голова ее тряслась, голос дрожал. – Но я не могла себе представить, что тебе так повезет по времени с катастрофой Намчена – или что ты так волшебно ее используешь. Фам, если мы пойдем твоим путем, за десять лет мы наверняка получим здесь, на Намчене новую катастрофу. Через несколько сотен лет Кенг Хо распадется на десятки десятков конфликтующих структур, каждая из которых будет считать себя «межзвездным правительством». И наша общая мечта рухнет.