Двигаемся дальше. Скорее в боевую часть, а то, гляди, и война закончится! Получить бы самолеты — и сразу в небо…
Город Котовск, Балта. Выгружаемся на полевом аэродроме. Фронт близко, мы его слышим. Над нами кружат фашистские стервятники, грохочут зенитки. Передовая извещает о себе орудийным громом.
На полевом аэродроме в зелени кукурузы и на опушке леса застыли замаскированные истребители И-15, И-16, МиГ-3, И-153 «Чайка». Мы воспрянули духом: теперь налетаемся! Стоим усталые, запыленные, изголодавшиеся. Но не внешний вид определяет нашу боевую готовность. Сердца требуют: быстрее в бой, смерть фашистским гадам — за гибель отцов и матерей, за слезы, страдания и лишения народа!
Личный состав полка выстроен для встречи с командирами. Мы ждем, с нетерпением поглядываем на дорогу. Вот и машина.
— Вы прибыли в Четвертый авиационный полк, — объявил нам энергичный майор, легко соскочивший со ступенек подъехавшей к нам «эмки». — Я командир полка Орлов Владимир Николаевич, рядом со мной — старший батальонный комиссар Миронов Николай Иванович.
С остальным начальствующим составом познакомитесь на службе. Самолеты — вот они, — кивнул он в сторону кукурузного поля.
Наличие такого количества и разнообразие самолетов в одном полку сразу успокоили и подбодрили нас. Откуда-то упорно ползли слухи, будто фашистам в первую же ночь удалось уничтожить всю нашу авиацию, а потому летчикам придется воевать в пехоте.
— Об обстановке на фронтах и боевой работе полка сообщит старший батальонный комиссар, — сказал далее Орлов.
— Комиссар коротко рассказал нам о положении на фронтах.
— Как ни тяжело об этом говорить, — подчеркнул он в кратком сообщении, — но противник пока продвигается на всех направлениях огромного советско-германского фронта. Он рвется в глубь страны, бои идут на минском, киевском, ленинградском направлениях.
Советские воины проявляют массовый героизм. Жестокие сражения наших танковых частей в районе Луцк, Броды, Ровно, Дубно задержали наступление фашистов на Киев. Противник приостановлен и на линии реки Березина. Фашисты остервенело рвутся к Днепру. Они имеют в большом количестве танки, артиллерию, конницу. Им помогают несколько румынских дивизий. Главарь румынских фашистов Антонеску надеется таким образом поживиться и заполучить в результате ожидаемой победы часть советской территории. Не будет этого!
Комиссар рассказал нам о подвиге командира эскадрильи капитана Н. Ф. Гастелло, о героизме летчиков-истребителей С. И. Здоровцева, П. Т. Харитонова, таранивших самолеты противника, ценой собственной жизни одержавших победу над врагом.
— Они переступили через смерть во имя Родины, и потому память о них бессмертна. Нам есть кем гордиться и на кого равняться. Командование Юго-Западного фронта принимает меры к тому, чтобы остановить рвущихся в глубь нашей страны фашистских захватчиков. Наша задача: прикрывать войска фронта от налетов авиации, поражать ее на аэродромах и в воздушных боях, штурмовыми действиями уничтожать войска противника.
Далее шла речь о боевом пути полка, подвигах летчиков — героев борьбы с белофиннами, о первых стычках с фашистами на земле Молдавии.
Полк был сформирован в конце апреля 1938 года, а 17 сентября уже принимал участие в освободительном походе Красной Армии в Западную Белоруссию. 7 января 1940 года перебазировался на другой аэродром, а весной того же года прибыл в город Кишинев и еще до начала войны уничтожил три самолета-нарушителя границы. Война застала полк на аэродроме Григориополь и Риваки. Фашисты при первых ударах не уничтожили ни одного самолета. Бомбардировке подверглись макеты, умышленно выставленные на открытых площадках ложного аэродрома.
— Теперь, — заключил старший батальонный комиссар, — полк защищает Кишинев и Балту, прикрывает переправы через Днестр, где сражаются наши войска.
Мог ли я знать тогда, что с этим полком, с его личным составом мне придется пройти — точнее, пролетать — всю войну до последнего ее часа, пережить много горя и радости.
После беседы мы разошлись вдохновленные. Рассказ комиссара укрепил веру в наши силы и возможности. Действительно, если к этому времени полк сохранил высокую боеспособность и продолжает драться с врагом, то теперь, когда в его ряды вливаются молодые летчики, полные энергии, отлично теоретически подготовленные, его могущество, конечно же, возрастет. Каждый ожидал: вот вызовут, посадят в самолет — ив воздух!
Нас распределили по эскадрильям, звеньям. Отныне вся наша жизнь принадлежит авиации, полку, небу. Никто не думал о том, сколько жизни отмерено ему на войне.
Утром мы вновь на аэродроме. Погода солнечная, летная. Пусть не примем участия в воздушном бою — еще не получили самолетов, — так хотя бы увидим его.
Однако интенсивных полетов не было. С аэродрома поднялся один МиГ-3. Летчик Иванов произвел облет машины после ремонта. На высоте две-три тысячи метров сделал один круг, другой, барражировал, испытывал двигатель на разных режимах. Никто из командиров, как и сам пилот, не ожидал опасности. И за такую беспечность летчик жестоко поплатился.
Со стороны солнца неожиданно вынырнули два «мессера» и с ходу, не применяя даже сложного маневра, ринулись в атаку. Пилот вряд ли успел понять, в чем дело. Самолет вспыхнул, как спичечный коробок. Длинный шлейф дыма протянулся с неба в кукурузное поле…
Это была первая гибель пилота, которую мне пришлось наблюдать на войне. Мы похоронили товарища недалеко от места падения. Всем было ясно, что в полете он не проявил достаточной осмотрительности и потому не успел принять бой. Долго об этом говорили. Высказывались разные соображения — особенно молодыми летчиками — как действовать в таких случаях. «Следовало бы спикировать, а потом…», «Отвернул бы в сторону — и на прицел…»
Капитан Постнов, командир нашего звена, сказал:
— За науку расплачиваемся жизнями. Иванову усваивать поздно, а остальным — обязательно! Когда враг наступает, осмотрительность — главное оружие летчика. Если бы он своевременно сманеврировал, а потом, улучив момент, сам перешел в наступление, то и победу мог обеспечить. Ошибка влечет за собой расплату.
Угнетающее впечатление произвела на нас неожиданная и такая бессмысленная смерть пилота. Однако она напомнила нам не только об осмотрительности в полете, но и о многом другом: нельзя недооценивать врага, когда он силен и подготовлен лучше нас.
Налеты вражеской авиации на наш аэродром участились, но и мы не сидели без дела. Командир полка посылал более опытных летчиков для охраны важных объектов, перехвата вражеских бомбардировщиков.
Из состава полка для прикрытия Кишинева и железной дороги Кишинев — Тирасполь была выделена эскадрилья прославленного летчика-орденоносца капитана Афанасия Георгиевича Карманова. До войны Карманов работал летчиком-испытателем, воевал в Испании, имел правительственные награды. На Карельском перешейке в его эскадрилье и произошел тот случай, о котором позже узнала вся страна.
Карманов возвращался с боевого задания, когда у ведомого Анатолия Афанасьевича Морозова стал давать перебои двигатель. Скорость и высота быстро падали. Попытки Анатолия дать больше газа, сманеврировать не увенчались успехом. Единственно возможный выход — вынужденная посадка. Но под крыльями — снежные сугробы, лес и белофинны. Однако раздумывать нечего. Определив расстояние до голубеющего подо льдом озера, Морозов условным знаком сообщил командиру: сажусь.
В полукилометре от озера Морозов еще с воздуха рассмотрел рубленый домик с толпившимися подле него вражескими солдатами. Заметив приземляющийся на лед
29
советский самолет, они метнулись за дом, опасаясь, видимо, обстрела, но потом, осмелев, двинулись на лыжах к поврежденной машине.
Карманов, передав управление эскадрильей своему заместителю, решился сесть рядом с ведомым. Анатолий подбежал к машине командира и с трудом втиснулся в кабину, рассчитанную на одного человека. Чтобы дать товарищу хотя бы немного места, А. Г. Карманов высунулся наружу. Теперь они оба стояли.