— Вот оно что!

— Послушайте, Володя, в Москве на Чистых прудах зимой вечерами всё так же катаются на коньках?

— Эх, Саша, комплексуете… Вы – грек, и то, что вернулись в свою Элладу – нормально. Хотя мой духовный отец говорил: «Если Бог зачем‑то родил в России, там и надо жить, нести свой крест». Без этого креста ещё тяжелее, правда?

— Больно вы умный, слишком много мозгов. Череп не давит?

Мы расстались у прохода между виллами. Саша пошёл обратно к жене, а я направился к дому Никоса.

Шел и думал, что приближается день отъезда в Россию и у меня мало шансов когда‑нибудь снова увидеть Сашу Папандопулоса, Никоса с семьей, Константиноса, всех, кого тут узнал и полюбил… Разве что приглашу из к себе в Москву. Если кто соберется.

Или от того, что я слишком много плавал, трепался с Сашей под полуденным солнцем, или возраст потихоньку берёт своё, меня неудержимо клонило в сон. Нужно было бы съездить в город за продуктами. А до этого принять душ, смыть налёт морской соли.

Я всё‑таки заставил себя это сделать. Выходя из ванной комнаты, столкнулся в гостиной с Теодором. Всегда молчаливый, печальный, сейчас этот лысый человек с зачесанной набок жидкой прядью волос был особенно тих. Жестом указал на стол, где лежали вымытые помидоры, хлеб, сыр амфотеро, стояла бутылка красного вина, две тарелки, две вилки, две гранёных рюмки.

Обидеть его я не мог.

— Ти канес, Теодор? – спросил я, когда мы выпили по рюмке.

Он безнадёжно махнул рукой.

— Чем ты занимаешься? Куда ходишь на работу?

Теодор не понимал меня.

— Твой бизнес?

Постепенно, путём мучительного продирания через языковый барьер, выяснилось, что каждую весну он привозит с материка какое‑то количество мотоциклов, чтобы сдавать их туристам. Но теперь все предпочитают арендовать автомобили. И вот сезон кончается, почти ничего не заработал, пора собираться обратно.

Я вспомнил про Абдулу с его широкозахватными граблями, коктейлем «Амур».

Наверху залаял Гектор, послышался топот, и через минуту к нам в гостиную ворвались ликующие девочки, сообщившие, что фатер привёз муттер.

Вместе с Антонеллой и Рафаэллой я поднялся в квартиру Никоса. Инес худая, побледневшая, что ей очень шло, сидела, укутанная пледом, на диване рядом со счастливым Гектором, трепала ему уши, гладила по чёрной, лобастой голове.

Никос возился на кухне. Девочки кинулись ему помогать, накрывали на стол. В суматохе разбили тарелку.

— У тебя должны быть грязные вещи, – услышал я голос Инес, когда подбирал осколки. – Отдай мне. После обеда положу в стиральную машину. Завтра погладит Мария.

— Где она?

— Ушла. Она – деликатный человек. Очень.

Тронутый предложением Инес, я сказал, что скоро улетаю в Афины, оттуда в Москву, где всё и будет постирано. Кроме того, хоть я и чувствовал себя своим в этой семье, мне тоже хотелось быть деликатным. Собрался ехать за продуктами.

Но меня не пустили.

За обедом Никос рассказывал, как забирал Инес из больницы в Салониках с обещанием, что она ещё дней десять будет лечиться дома.

Вдруг он насторожился. Снизу послышался рокот подъезжающей автомашины. Потом звуки шагов по лестнице. Стук в дверь.

Девочки сорвались со своих стульев, побежали открывать.

Перед нами возникла вся троица – Люся, Нелли и Гришка у неё на руках.

— Вы так быстро съехали от нас, что забыли свою вещь, – сказала Люся и протянула мне овечий колокольчик.

— Спасибо.

С первого взгляда стало ясно – хозяйка и нянька переругались между собой там, на вилле Диаманди. Задыхаясь от ненависти, нашли повод приехать в гости, разрядиться.

— И вот ваш обратный билет, – Люся достала его из сумочки, отдала.

— Действительно решили продлить пребывание?

— Что меня ждёт в Москве? – с вызовом ответила она.

Инес пригласила их к столу.

— Нет сил – у меня сегодня давление, – пробормотала Нелли и плюхнулась с Гришкой на диван в сторонке.

— А я с удовольствием!

За столом Люся вела светскую беседу с Инес. Болтала о том, что на острове повсюду продают одно и то же, нигде нет настоящей фирменной одежды, что она себе почти ничего не купила. Между прочим сказала, что я осуждаю её за хождение по магазинам, а вот в каком‑то модном журнале она прочла: женщине необходимо посещать магазины, мерить платья, костюмы, всё, что угодно, чтобы снять стресс.

Инес с большим изумлением внимала ей, пока мы не услышали стон.

Стонала, раскачиваясь из стороны в сторону, Нелли.

— Что с вами? – спросил я. – Давление?

— Где тут вода? Опять приму клофелин, – она достала из кармашка джинсовой юбки пузырёк с лекарством, вытряхнула оттуда таблетку, кое‑как поднялась.

Антонелла побежала с ней на кухню дать воды.

— С нашей няней не соскучишься, – заметила Люся. – Повадилась, вроде вас, каждый день ходить с Гришкой на море. А ей противопоказано.

— Что делает? Что делает?! – вдруг закричала Инес.

Я повернулся, вскочил, заподозрив, что Гришка падает с дивана.

Но то, что я увидел, было ещё ужасней. Малец подбирал высыпанные из оставленного пузырька таблетки клофелина, запихивал их в рот.

Меня обогнал Никос. Мы с Люсей растерянно следили за тем, как он схватил ребёнка, засунул ему пальцы в горло, затем перевернул вниз головой, тряхнул. Таблетки вылетели вместе со рвотой.

— Теперь будет хорошо, – сказал он и передал малыша почему‑то не матери, а мне.

Гришка очумело смотрел вокруг, потом узнал меня, улыбнулся.

— Отдайте, – робко сказала Люся, забирая сына, заплакала. – Простите меня…

2001 г.