Я стоял у лежака, утирался полотенцем после плавания, смотрел на череду людей, взад–вперёд бредущих вдоль кромки прибоя. Они шествовали по щиколотку в воде, кто читал на ходу газету, кто прижимал к уху мобильный телефон, кто волок за руку разомлевшего ребёнка. Туда и обратно. Туда и обратно.

— Сенти! – раздался за спиной женский голос. – Слушай!

Я обернулся.

Накрашенная, увешанная драгоценностями немолодая женщина в купальнике, приподнявшись со своего лежака, властным жестом указывала на мой, очевидно, вопрошала, свободен ли. Рядом с ней, сидя на песке, нашлёпывали на себя крем двое мужчин с золотыми крестиками на груди – старый и помоложе, поросший по всему телу чёрными волосами.

Я кивнул. Мол, свободен.

Она мгновенно выхватила из лежащей рядом с кремами сумочки доллар, столь же властно махнула им, явно приказывая, чтобы я подтащил к ним лежак. Для полной ясности крикнула:

— Портамело! Принеси мне! – из чего можно было заключить, что это итальянцы.

Я пожал плечами и прошёл мимо.

— Коктейль «Амур»! – подмигнул мне хозяин пляжа, направлявшийся со своим подносом к этой троице.

Он не отказал себе в удовольствии на миг поставить поднос на песок и пояснить при помощи нехитрых международных жестов, что один из этих мужчин – бессильный муж, а второй – весьма энергичный любовник.

…После обеда, который прошёл в необычном для Люси молчании, она снарядилась с Гришкой в город.

Я попытался настоять, чтобы малыш остался со мной, чем вызвал взрыв раздражения.

— Вы не позаботились о том, чтобы купить мне сигарет! И вообще, кто вы такой, чтобы указывать мне, куда и когда везти ребёнка?! Чао!

Я понял, чем вызвано это раздражение, когда, убрав стол и вымыв посуду, зашёл в свою комнату, увидел вытащенный из тумбочки и демонстративно брошенный на кровать конверт с деньгами Константиноса.

Что ж, надо было тикать, как говорят украинцы, от этой дамочки.

Я пересчитал драхмы. Всё, кроме того, что я истратил на продукты, было цело. «Наверное, промотала мои деньги, все или почти все, а со своей кредитной карты тратить не хочет, боится, что от бывшего мужа уже не обломится…» – только подумал я, как из гостиной донёсся зов мобильного телефона.

Я был уверен, что звонит Гришкин отец.

— Как дела? – раздался твой голос.

— Прекрасно, – ответил я, и чувство сиротства охватило меня.

— Смотри, не перегревайся на солнце. Помни, тебе этого нельзя.

— Хорошо. А как вы там, как наша Ника?

— Подожди. Вчера вечером звонил Люсин муж. Беспокоится о своём Гришке, боится, что тот болеет, что Люся не говорит правды.

— С Гришкой всё в порядке. Чудесный пацан. Мой закадычный приятель.

— А как Люся? – смешно, но в твоём голосе прозвучала плохо скрытая ревность.

— Люся есть Люся.

— А почему ты после Афин нам ни разу не позвонил?

— Хозяева виллы, видимо, отключили и спрятали телефон. А просить Люсин мобильный стесняюсь. Это же ей денег стоит.

— Не волнуйся. Её муж дал мне этот номер, разрешил позвонить. Ведёшь записи для меня?

— Веду. Узнаешь всё… Как Ника?

— Сейчас сама скажет пару слов.

— Погоди! Почему она дома? Заболела?

— Милый, здесь, в Москве уже седьмой час. Успела по дороге с работы забрать её из садика. Только пришли.

И в трубке возник голосок моего самого любимого существа во всей сотворённой Богом Вселенной.

— Папочка Володичка, смотри, чтобы тебя не съела акула!

— Ладно, доченька. Как тебе живётся?

— Хорошо, только в детском саду Галина Ивановна заставляет закрывать на тихом часе глаза. А я люблю спать с открытыми глазами!

— Понял. Попрошу маму, чтобы она с ней поговорила.

Разговор прервался. Наверное, кончился «чип» у мобильного телефона или разрядилась батарейка.

Чувство одиночества, оказывается, может быть чугунным. Ненужными, нелепыми показались и море, и эта прекрасная вилла. Я заставил себя снова пройти в свою комнату. Увидел на письменном столе свёрнутую в трубочку карту. Вспомнил о Дмитросе и его затее.

Нет, всё‑таки я не был здесь чужим. Сколько людей знали и помнили, как я жил в Доме напротив заколоченной на зиму «Таверны Александра». Я подсел к столу, развернул карту. Не, вместо того, чтобы разглядывать «норд сайд», погрузился в прошлое.

Какой‑нибудь читатель этих записок скажет: «Если ты не выдумал, не наврал про золото, что ж ты валандаешься день за днём? Трудно поверить, что ты настолько святой. Тем более, сам говоришь, что жар Приключения проснулся в твоей крови…»

Да уж, слаб человек.

Чем больше я изучал карту, тем скорей хотелось отправиться к северной части острова, или, как называет её Дмитрос, «норд сайд».

Вдалеке над островом, наверное, милях в пятидесяти, изображён выступающий из материка гористый полуостров с тремя как бы сосцами, на одном из которых я с изумлением разобрал слово «АФОН». То есть это был наверняка тот самый легендарный Афон с его монастырями, монахами, могилами святых…

Наш же остров находится гораздо южнее.

Северная сторона его особенно изрезана заливами. Залив св. Николая, залив Карафатис, залив Ангелов и ещё с десяток заливов, кое–где глубоко вдающихся в скалы. В целом север острова представляет собой широко раздавшийся к западу и востоку полукруг, выдвинутый в простор Эгейского моря. Так как карта не имеет масштаба и, по сути, представляет собой грубую туристскую схему, непонятно, каковы истинные расстояния, где высаживаться, чтобы начать поиск. Моё внимание привлёк коротенький голубой пунктир, означающий единственную пересыхающую речку, текущую с горного водораздела именно на север и впадающую, или впадавшую, в залив Ангелов. Залив узок, извилист, и, судя по коричневым морщинам, изображённым на правом и левом мысу, скалист. То есть должен хорошо защищать от ветров. Кроме того, пираты – тоже люди. Им была необходима пресная вода. А речка много веков назад могла быть и полноводной.

Ни высота гор, ни глубина заливов на карте тоже не обозначены. Поэтому я вовсе не был уверен в том, что правильно выбрал залив Ангелов для первой высадки.

И всё же хорошо было поутру в параскеву–пятницу рассекать навстречу солнцу чистые воды у себя на Канапица–бич и предвкушать тот момент, когда мы с Янисом отправимся в плавание на его мотоботе. С этого дня я принял решение выходить к морю до того, как на пляже появятся первые туристы, до очередного выдирания зубов. Фраза Ники «Смотри, чтобы тебя не съела акула» навела меня на мысль о том, что плавать далеко от берега с кровоточащими дёснами действительно небезопасно. Акулы, как известно, чуют запах крови, и вчера, увидев вдалеке высунувшийся из поверхности моря косой плавник, я на всякий случай изо всех сил рванул к пляжу.