Тогда Роджерс отправился в Лондон на встречу с Mirrorsoft. Он принес с собой видеокассету с экземплярами Tetris для подтверждения русскими. После этого Роджерс вернулся в Японию, где по факсу получил от адвоката Mirrorsoft сигнал к началу производства игры.

Tetris в версии Хэнка Роджерса для персональных компьютеров вышел в Японии в ноябре 1988 года. Месяцем позже вышла версия для Famicom. «Тетрисомания» быстро овладела Японией, так же, как и Соединенными Штатами. Было продано два миллиона экземпляров игры.

К тому времени Минору Аракава решил, что ему нужен Tetris для Game Boy. Его юристы установили, что Mirrorsoft крайне обеспокоена отсутствием таких прав; вполне возможно, что права на переносные системы не принадлежали никому. Тогда Аракава и решил попробовать пойти другим путем. На встрече с Хэнком Роджерсом Аракава сделал тому предложение: если Роджерсу удастся получить права на переносную систему, NOA сублицензирует их у него. Роджерс был посвящен в тайну столь сильного желания Аракавы получить права на Tetris: он увидел прототип Game Boy.

Роджерс хорошо разбирался не только в технической стороне игр, но и в сопутствующем бизнесе. Когда Аракава поручил ему добыть права на Tetris, тот воспринял это однозначно: это был шанс сколотить состояние. «Если вы знаете Роджерса, то представляете его способность проложить себе дорогу где угодно, — говорил позже Говард Линкольн. — Наше предложение о сублицензии напоминало кусок сырого мяса, показанный льву».

15 ноября 1988 года Хэнк Роджерс отправил факс Роберту Стайну. Он хотел предложить цену на международные права на Tetris для переносных устройств. Стайн ответил, что пытается получить их у «Элорга», но агентство еще не приняло никакого решения. Он был близок к завершению переговоров и сообщил бы о получении немедленно.

Стайн немедленно написал Джиму Макконочи. «Мы должны немедленно получить эти права», — говорил он. Но тут у Стайна появились новые заботы. В конце 1988 года он получил телекс, в котором сообщалось, что Александр Алексеенко ушел из «Элорга». Причины его ухода оставались неясными, он ушел из «Элорга», чтобы основать свою собственную торговую компанию, возможно, используя свои наработки в госструктуре; как бы то ни было, про его сменщика Николая Евгеньевича Беликова было многое известно. Беликов был крупного телосложения, слегка лысоватым и розовощеким. Одни описывали его как грубого, беспощадного и упрямого человека, другие — как сообразительного, любезного и остроумного. Все сходились во мнении, что на переговорах он был достойным противником.

К концу 1988 года Беликов одержал победу во всех переговорах касательно будущих продаж прав на Tetris. «Он был превосходным актером», — делился своими впечатлениями Алексей Пажитнов. Стайну же он показался «мерзким типом».

Роджерс продолжал давить на Стайна, чтобы получить права на переносные версии Tetris. После большого количества звонков, писем и факсов он пришел к выводу, что Стайн бесполезен. Его единственный шанс получить права заключался в том, чтобы самому отправиться в Москву, что он и сделал в феврале. Но он был не единственным, кто поступил так же.

Кевин Максвелл помогал отцу управлять его империей, которая, как считалось, была десятым по величине медиаконцерном в мире. В дополнение к газетам общим тиражом в десятки миллионов, он курировал деятельность компаний вроде Marquis, Thomas Cook Travel, языковых школ Berlitz и MTV Europe. Он также контролировал все электронные компании Maxwell: интерактивные сети и компанию — разработчика программного обеспечения Mirrorsoft. Это делало его боссом Джима Макконочи.

Кевин, выпускник Бейллиол-колледжа в Оксфорде, серьезный и угрюмый трудоголик, провел всю жизнь, работая в семейных компаниях. Его брат Иэн был ранее изгнан из семейного бизнеса, так как предпочел встрече отца в аэропорту свидание с подружкой в Париже. Такой выбор никогда бы не сделал Кевин Максвелл.

Как и его отец, Кевин установил одностороннюю связь с руководством компании, иногда вмешиваясь в дела по своей воле. Так же, подобно отцу, он легко выходил из себя и был склонен к истерикам, принимая скоропалительные решения вместо тщательного обдумывания.

С самого начала Кевин Максвелл следил за переговорами по Tetris, советуясь с Джимом Макконочи. Когда переговоры оказались на грани срыва и Макконочи решил лично отправиться в Москву, в действие вступил Максвелл. По его словам, ему все равно нужно было поехать в Москву и он мог легко уладить все проблемы с русскими.

Роберт Стайн, разочарованный тем, что не смог решить вопрос с правами на Tetris для игровых автоматов и переносных систем, сильно переживал из-за уже шедших продаж игровых автоматов в США и Японии; под нажимом Хэнка Роджерса он понял, что должен также отправиться в Москву. Не зная о планах друг друга, трое мужчин прилетели в СССР в одно и то же время.

Хэнк Роджерс сразу понравился Алексею Пажитнову. Из всех, с кем он имел дело, от Стайна до бюрократов из «Элорга», Роджерс был единственным, кто искренне любил Tetris. Он понимал в компьютерах, он говорил на языке игр и понимал чистую красоту дизайна Tetris.

И «Элорг», и Академия наук надеялись на установление отношений на Западе с кем-нибудь, кроме Роберта Стайна. Конечно, они хотели получить максимальное вознаграждение, поэтому с появлением Роджерса в Москве и его контактом (через шахматистов и компьютерных специалистов) с Пажитновым у русских появились второй претендент и механизм влияния на Стайна.

Со своей стороны, Роджерс был удивлен наивностью представителей СССР в вопросах лицензирования. «С кем бы они ни имели деловых отношений, у них было слабое представление о реальном положении вещей», — впоследствии рассказывал он. Им был незнаком профессиональный жаргон, поэтому им могло быть тяжело общаться с Роджерсом.

В ходе первой встречи в «Элорге» ему предложили кофе, и он согласился. В прохладной необставленной комнате раздавалось гулкое эхо. Роджерс говорил больше всех вместе взятых. В начале встречи он, словно лектор, рассказал русским о видеоигровом бизнесе.

По завершении встречи у Пажитнова и Роджерса завязался разговор, вылившийся в совместный ужин в ресторане. После него Пажитнов пригласил Роджерса к себе домой, чтобы показать другие программы, над которыми он работал. Вечер прошел в откровенных разговорах и в хорошем настроении. Пажитнов, подозрительно относившийся ко всем людям с Запада, пытавшимся причаститься к Tetris, пришел к выводу, что «самым главным в Хэнке было то, что он не просил никаких гарантий. Он ничего не предлагал мне и ничего не просил взамен».

На следующий день в «Элорге» Роджерс представил предложение о покупке прав на Tetris для портативных систем. В течение нескольких последующих дней соглашение было доработано и подписано 21 февраля.

Восхищенный этим, Роджерс пообещал немедленно выписать авансовый чек. Он также уверил русских, что роялти будут существенными; портативный Tetris принесет значительное количество денег. Будучи в приподнятом настроении, он отметил, что с собой взял экземпляр Tetris для домашней видеоигровой системы, которая продавалась в Японии. Он достал из портфеля картридж для Famicom в яркой упаковке и с гордостью передал его русским; те непонимающе заерзали на стульях, Николай Беликов спросил: «Что это за игра?»

Роджерс объяснил, что это была его версия Tetris для Famicom, видеоигровой системы, выпущенной Nintendo в Японии. Русские ничего не слышали о Nintendo.

Роджерс напомнил собравшимся, что они сами одобрили эту версию ранее.

Беликов покачал головой. «Мы ничего не одобряли. Мы никогда не давали никому лицензий на производство этого!» — со злостью сказал он.