29-го июля, в 3 часа пополудни, приехали из г. Воскресенска (24 версты) в г. Звенигород мои добрые и хорошие знакомые, товарищи по профессии, остановились в монастырской гостинице, предъявили там свои паспорты, и в 8 1/2 час. вечера зашли ко мне напиться чаю. В 11 час. с небольшим ночи, когда гости мои стали уже собираться обратно в монастырскую гостиницу, отворяется вдруг калитка сада, в котором мы расположились. Является тот самый полицейский чиновник, ребёнка которого я лечил, в сопровождении городового. На мой вопрос: "Чем я обязан такому позднему визиту полиции?" - квартальный надзиратель заявляет, что имеет словесное приказание от исправника, согласно обязательным постановлениям московского генерал-губернатора, от 8 апреля 1881 года, спросить меня: что это у меня за люди? - "Позвольте билеты их!" - гости заявляют, что билеты их оставлены в монастырской гостинице. Полиция не удовлетворяется этим объяснением; требует, чтобы билеты тотчас же были предъявлены; наконец, удаляется, уходят и гости. Но по вторичному приказанию г. исправника, жившего напротив меня, те же полицейские, сейчас же, ночью идут в монастырскую гостиницу, получают требуемые билеты, но этим не ограничиваются. Квартальный надзиратель входит в номер, который занимали мои гости, и до 4 часов утра задерживает их составлением акта о случившемся. Затем, на следующий день, около полудня сам г. исправник лично является в дом моих хозяев и, сильно возвышая голос, требует от них, чтобы каждый из посещающих меня здоровый или больной, явившийся хотя бы даже на пять минут, обязательно был прописан в полиции, угрожая хозяевам, в противном случае, арестом и штрафом в 500 руб. В это время у меня были двое из моих вчерашних гостей и пили у меня кофе. Слышим, г. исправник настоятельно требует, чтобы они тотчас собственноручно прописали свои фамилии, и снова угрожает моим хозяевам штрафом в 500 руб. и домашним арестом. Требования были исполнены, но мера терпения моего на этот раз переполнилась: я поспешил с заявлением об оставлении мною службы и вскоре переехал в Москву.

Примите и проч.

Звенигородский земский врач В.И. Пер[?]сидский.

Москва, 20-го августа.

Теперь многое становится ясным: и почему у Персидского было персональное направление в Звенигородскую больницу, и почему в рассказе А.П. Чехова "Унтер Пришибеев" выведен только один мелкий полицейский. Вероятно, он имел в виду только того квартального надзирателя, который третировал их в монастырской гостинице до 4 утра, а сути дела он просто не знал. Вряд ли Чеховы читали письмо Персидского в "Русских ведомостях", где описывались более глубокие причины происшедшего. Но нас заинтересовал ещё и другой вопрос: неужели московский генерал-губернатор не отреагировал на обвинение в коррупции звенигородской полиции. Листаем "Московские губернские ведомости" № 50 от 12 декабря 1881 года: "Владимир Олеуфьев назначен помощником Звенигородского уездного исправника с 24 сентября[?]". В этом же номере: "[?]по уездным полицейским управлениям непременный уездный заседатель назначен Пётр Гусев". № 7 от 13 февраля 1882 года: "Переведён секретарь Богородского уездного полицейского управления коллежский регистратор Иван Введенский на должность секретаря полицейского управления. Уволен согласно прошения по домашним обстоятельствам секретарь Звенигородского полицейского управления Иван Ярцев". И, наконец, № 41 от 9 октября 1882 года: "Переведён Звенигородский уездный исправник Алексеевцев согласно его прошению в губернское управление. На его место младший чиновник особых поручений г. губернатора Берс Пётр Андреевич с 29 сентября". Таким образом, в течение года было заменено всё полицейское управление Звенигорода. Конечно, Михаилу Чехову тогда было всего 16 лет, вряд ли он разбирался в политических событиях того времени, и через 50 лет просто забыл, в каком году произошло это событие. Но зато мы теперь знаем, что впервые Антон Павлович Чехов побывал в Звенигороде в 1881 году.

Юрий СМИРНОВ, Максим КОЛЕСНИКОВ

Книжные новости

Андрей ГЕ. У Машука : Ретроспектива гибели М.Ю. Лермонтова. - М.: ИПО "У Никитских ворот", 2011. - 288 с. - 500 экз.

Удивительных людей встречаешь в литературном сообществе Подмосковья! Житель Болшева Анатолий Герасименко, публикующийся под псевдонимом Андрей Ге, - бывший военный, полковник в отставке, доктор технических наук, профессор, изобретатель, автор научных книг и статей, альпинист, мастер спорта по сверхмарафонскому бегу, поэт-пародист, член Союза писателей России. А главное - лермонтовед, издавший о любимом поэте шесть книг.

В монографии "У Машука", как и в предыдущих, Андрей Ге выступает страстным сторонником версии о том, что никакой дуэли Лермонтова с Мартыновым не было, что растленный тип, негодяй и картёжник сознательно и подло убил великого поэта, став исполнителем разветвлённого заговора. Разумеется, в краткой рецензии нет возможности даже поверхностно судить о плюсах и минусах этой версии. Но нельзя не отметить, что автор тщательно исследовал огромное число источников, которые обильно цитирует, тем самым втягивая читателя в многолетний спор.

К достоинствам книги я бы отнёс её тональность. Андрей Ге не придерживается корректного академизма, он не скрывает своей страстности и - в хорошем смысле слова - пристрастности. Да и, собственно, какая может быть беспристрастность, если очевидно и неоспоримо главное: ничтожество убило великого поэта, надежду русской литературы. Но правда и то, что в "высшем обществе" старой России отношение как к Жоржу Дантесу, так и к Николаю Мартынову было отнюдь не однозначным. Известно, что убийца Лермонтова до старости был завсегдатаем Английского клуба, где все ему "подавали руку".

В то же время Андрей Ге, на мой взгляд, чрезмерно увлекается темой наследственности. Так, он приписал генералу Рузскому (отдалённому родственнику Лермонтова) высокие чувства мстителя царю Николаю II за то, что его прадед Николай I был, по версии автора книги и его единомышленников, главным виновником гибели великого поэта. Большинство современных историков склонны считать генерала Рузского масонским заговорщиком, изменником, способствовавшим гибели исторической России.

Татьяна БУЛКИНА. Поклон советскому кино . - ИД "Московия", 2011. - 384 с.: ил. - 3000 экз.

Автор книги, ветеран подмосковной журналистики, всегда уделяла особое внимание кино, в этом мире она многих знает лично. Неслучайно бо[?]льшая часть книги построена в форме бесед с актёрами, режиссёрами, операторами, их родными. Удачно выбрала Татьяна Булкина эпиграфом своей книге слова народной артистки России Зинаиды Кириенко: "В советское время бывало всякое, только мы многое не знали. Но зато какие снимали фильмы! Они несли нравственные идеалы. Смотрите наше старое кино и не пропадёте в этом мире". Двадцать лет прошло после развала СССР, наш кинематограф откатился назад, а старые ленты всё чаще и чаще вынуждены показывать по ТВ, да и продажи их на дисках идут всё успешнее.

Последней главе Татьяна Булкина дала название "История создания кинохитов", в число которых она включила четыре фильма - "Офицеры", "А зори здесь тихие[?]", "Девчата", "Свадьба в Малиновке". Всего четыре! Конечно, можно было бы увеличить список, но книга не резиновая. А может быть, название главы вводит в заблуждение? Ведь, в сущности, все фильмы, о которых рассказывается в книге, - хиты.