Другая сторона - художники, с которыми у Покровского тоже было полное взаимопонимание. Сначала Вильямс был, потом Дмитриев, Рындин, Федоровский. На спектакле "Фиделио" появился художник Константиновский из Ленинграда. И он со всеми - в дружбе.

- Создать в главном театре такое количество постановок, определивших на многие годы его художественный стиль и направление! Большой театр должен гордиться таким наследием и свято хранить эти блистательные постановки, но в репертуаре не оставлено почти ни одной из более чем 40 работ Покровского[?] Что это: непрофессионализм, зависть к гению или сознательное уничтожение того, что составляло славу и гордость русского музыкального театра?

- Творческая зависть и последнее из перечисленного, если позволяют себе так уродовать оперы, которые появляются теперь на сцене Большого. Ленский в ушанке и полушубке[?] Ружьё, стреляющее в случайной потасовке между Онегиным и Ленским[?] Борис Александрович никогда не переодевал артистов в современные костюмы: сохранял эпоху. И никогда бы не позволил себе исказить прекрасное произведение Пушкина!

- У вас есть любимые постановки Покровского?

- "Тоска" был исключительный спектакль, а в Камерном театре "Дон Жуан, или Наказанный развратник". Когда вошла в зал на Соколе, испытала настоящее потрясение. Огни в канделябрах были притушены и слегка мигали, в таинственной полутьме монотонно звонил колокол: бом-бом-бом[?] Сразу возникал какой-то жуткий образ Испании. И фантастический прыжок Дон Жуана на решётку ворот! Знаменитое японское агентство сразу пригласило спектакль на гастроли. В Осаке построили специальную сцену с воротами, чтобы артист мог безопасно кидаться на эту решётку. И ничего там не было вне того, что написано Моцартом!

Беседу вела Елена ЛИТОВЧЕНКО

Ясно, как день

ЯЗЫК МОЙ - ВРАГ МОЙ

Как новояз становится нормой

Как-то услышала на одном из собраний: "Наш учебный процесс шёл бы прекрасно, если бы не студенты". Прелестное предположение, приложимое к любой сфере деятельности: "Наш торговый процесс был бы просто конфетка, если бы не покупатели", "А наш транспортный процесс вообще был бы загляденье, если б не эти противные пассажиры[?]".

Вот и язык, как процесс, тихо и спокойно существовал бы себе, не атакуемый и совершенно сохранный, если бы не его носители, т.е. те, кто говорит на нём и пишет, ну и мыслит (хочется надеяться). Но так не бывает! Без "носителей" процесса нет. Значит, надо как-то уживаться и искать разумные компромиссы. Что-то, мешающее "идеальному процессу", да, приходится принять. Как принял, например, наш язык разветвлённый и даже упорядоченный по разным уровням сленг. Но есть вещи, которые принять невозможно! По отношению к языку это - наступательная и самодовольная безграмотность, нелепые эксперименты, некомпетентность "ответственных за язык", небрежение к его логике, ясности и чистоте.

Штампы, как фактор, наиболее и часто наносящий удар по письменным текстам, уже хорошо известны и пишущим и читающим и в каких-нибудь пособиях, очевидно, даны списком по алфавиту. Тут и "золото" всех цветов ("нефть - чёрное золото"), и серебристые птицы (понимай самолёты), и изумрудный, золотой и серебряный наряд леса, и золотой ковёр листьев, и ветер дальних дорог, и мудрый и усталый взгляд, и снежное покрывало, и полёт мечты. Здесь и синтаксические перевёртыши, вроде "власть денег" - "деньги власти", и перифразы пословиц - "в каждой шутке есть доля шутки", и много другого, "богатого и красивого". Заштампованное мышление продуцирует и удивительные метафоры: "рогатые красавцы" (олени) и "бумажники стран ЕС" (работники бумажной промышленности, а не кошельки).

У этой испытанной гвардии есть и младший отряд: фразочки, ещё не ставшие полноправными штампами, но уверенно продвигающиеся по этому пути.

Наступить на горло собственной песни; хотели как лучше, а получилось, как всегда; дорогого стоит; озвучить; стоят (лежат) - есть не просят; конь в пальто; одна шестая часть суши; пришла никакая; себя любимого; до кучи; не в теме; однозначно; абзац; не корысти ради; на блюдечке с голубой каёмочкой; догонят и ещё дадут; мало не покажется; на какой-либо мове, вернёмся к нашим баранам; а был ли мальчик; впереди планеты всей; некто отдыхает, нечто и в Африке нечто, и многое др. А также неистребимый "блин" и таинственный "ясный перец".

Об армии только - "несокрушимая и легендарная", о русском языке - только "великий и могучий".

Большинство слов и словосочетаний, выделенных курсивом, в целом остроумны, ёмки, иногда имеют весьма достойный генезис, употребляются в речи среднего (т.е. лучшего во многих отношениях) класса и ничем себя не опорочили, кроме того, что употребляются слишком часто. И вот что интересно: в устной речи - пожалуйста! А вот в письменной[?] Не то что запрещено, не то что не рекомендуется, но просто человек с литературным вкусом и языковым чутьём всё же постарается этих клише избежать.

В Германии среди пишущих ходит по рукам статья "Как бороться с редактором". Надо бы добавить "с плохим редактором", но по умолчанию они все такие: топтатели порывов, подрезатели крыльев, ничегонепониматели, исказители самобытных авторских лиц. "А я вот как писал то-ли и зелённый, так и буду писать! Где-нибудь да напечатают".

Герои статьи - плохой автор (не умеет писать) и плохой редактор (не умеет редактировать), и вот - кто кого. А хорошие редакторы ох как нужны! И новичкам, и мастакам, в смысле маститым. У целой стайки московских писательниц есть милые, устоявшиеся ошибки: камушки, зверушки, убраться (в квартире), выброси, выкини, выни (т.е. "вынь"), почисти, представляет из себя, три пары брюк (т.е. получается шесть брюк), сводные братья и сёстры (в значении - единокровные и единоутробные), переживать (без указания, что именно), а также нечаянное переименование героев, - и всё это беспрепятственно путешествует из романа в роман под благостными взглядами художественного, технического и просто редакторов, а также одного-двух корректоров.

И если в журнале, где есть и редактор, и корректор, даётся реклама "пояса-карсета", следовательно, вся цепочка, причастная к этому "изделию", никогда не держала в руках ни одного приключенческого романа XIX века, где этих "корсетов" множество. А в другом издании некая собака имеет собственную красивую, вероятно, итальянскую фамилию "Баскервилли". Понятно: даже нетрудно читаемый Конан Дойль просвистел мимо на большой скорости. И опять же, заметьте, - и для автора, и для редактора, и для корректора.

Хотя по части Шерлока Холмса это ещё не предел. На одном американском интеллектуальном телешоу был ка-а-верзный вопрос: "А вот кто таков автор рассказов о детективе Шерлоке Холмсе"? Ну понятно, зал замер. Попросили помощь извне - ноль. На кону дрожали хоро-о-шие деньги. Напряжение достигло предела. И вот - первая поднятая в зале рука, и долгожданный, не побоимся этого слова, блистательный ответ - "Розовая Пантера"! Так что наша собачка-то ещё ничего!

Язык наш действительно велик и прекрасен, но не так уж могуч, напротив, он раним и - ранен. И не богатейшими регистрами сленга, не разветвлённой системой разговорной речи, - это-то как раз богатство, нет, он ранен бескультурьем и безграмотностью, нахрапистыми и торжествующими.

В письменных объявлениях по-прежнему: "Просьба иногородних не звонить" - т.е. просят сами иногородние, это их просьба. В речи политика: "Так он учил побеждать русских солдат". Учил, видно, вражью стаю. Программа "Вести": "Давайте послушаем это из первых рук". Телепередача "Поединок", выступает писатель (!) Т.: "И как вопрошал Лермонтов - "А судьи кто?". Для защиты Лермонтова подойдёт отмазка Деточкина: "Я ничего такого о судьях не говорил".