Прочёсывая парк метр за метром с начинающим уже таять мороженым в руках, в конце концов вываливаюсь я на опушку меж деревьев, где под тенью листвы спрятались несколько скамеек. И что же там? Немая сцена. Моя девушка целуется взасос! С кем бы вы думали? С лучшим моим друганом собственной персоной. Как говорится, застукал на месте преступления. Когда человеку отдаёшь всего себя без остатка с самого, можно сказать, горшка, это, знаете, как-то обидно.
Я не помню, что было дальше. В глазах моих потемнело, разум отказывался фиксировать действительность. Потом говорили, что я схватил первое, что попалось под руку, а именно плохо прикреплённую жердину от той самой скамейки, и с размаху огрел ею милого Лёнчика прямо поперёк спины. Дальше вообще полная темнота, помню лишь истошный крик Ирки и ментов с наручниками. Всё это как-то скоро произошло, а дальше вообще, как в калейдоскопе закрутилось, - клоповник РОВД, следственный изолятор, приговор и зона.
Та самая зона, которая меня теперь отпускает. Тётка в форме внутренних войск сунула мне какие-то бумаги на подпись, я подмахнул, а она в ответ мне протянула справку об освобождении:
- Гуляй, не попадайся!
Как же сладко хлопнула за мной вторая решётка - и вот я на воле. Взгляд в чистое небо, глубокий вдох. Поверить не могу - я свободен!
Ещё с самого СИЗО я начал мечтать, как выйду весь в штатском, короткие волосы уже чуть отрастут, и пройдусь я неспешно по самой главной и самой длинной улице города, чтобы все вокруг обращали на меня внимание - счастливый человек хиляет по проспекту и никуда не торопится.
И вот иду я действительно легко и свободно, оглядываю витрины магазинов, пялюсь откровенно на девчонок, у которых уже всё повылазило и не помещается в лифчиках, мне кажется, даже песенку какую-то насвистываю. Мне тоже как будто в ответ всё улыбается и поёт. Лепота! И тут попадается один малец. Стоит у продовольственного весь какой-то рваный, чумазый и страшно худой, такое впечатление, что штаны, перетянутые вместо ремня верёвкой, держатся прямо на костях.
- Подайте, - говорит, - дяденька, денежку, я страсть как есть хочу.
Вот тебе и нате, думаю, - денег-то у меня в кармане, что называется, в самый притык. У нас ведь на зонах за работу до сих пор платят по расценкам какого-нибудь тридцать лохматого года. 18 копеек - за то, рупь семьдесят за это. Что же делать, миркую. Но пацана без пропитания оставлять совсем не хочется.
- Значит, так, - говорю, - денег не дам, один чёрт - на клей свой нюхательный потратишь или на бухло, а вот булку с кефиром куплю. Пошли.
Волоку его, значит, к прилавкам. А там - мать честная! Я таких цен и знать не знал и видом не видывал. У меня аж челюсть отъехала, реально. Раньше столько парфюм стоил или коньяк хороший. А малой всё не унимается, что денежкой-то лучше было бы. Ну, думаю, отступать уже некуда - схватился за гуж, не говори, что опростался. Идём к кассе, а мой шпанец вдруг вырывает руку что есть силы и орёт на весь, считай, магазин:
- Да пошёл ты со своим батоном на хер, придурок!
И бежать со всей мочи. Да[?] Бывают в жизни огорчения. Дитя кварталов, ничего не попишешь.
Вы думаете, мне это испортило настроение? Нисколько. Ссыпал я сохранённые денежки в карман и пошагал дальше. А вокруг природа в полном соку, листья шелестят от лёгкого ветерка, голуби плюхаются в не подсохших ещё лужицах, детишки, млея, галдят в песочницах. Короче, шире шаг, равнение на жизнь! Купил себе в ларьке на углу молочный коктейль. Дороговато, но ничего, можно один раз. Иду дальше, смакую детскую прелесть на вкус. И тут меня осенило, надо же Наташке звякнуть, что, мол, еду. Ну ладно. Я высматриваю телефон-автомат под надписью "таксофон", но пока разбираюсь, где какую карточку купить, в него шмыгает роскошная рыжая леди, по-другому не скажешь. Ну ничего, покупаю самую дешёвую карточку, жду. Дамочка полялякала минутки три всего, удивительно быстро, и вышла, улыбнувшись мне, вроде как под впечатлением от приятного разговора. Мелочь, а, знаете, приятно. И я в таком же приподнятом настроении захожу в будку, сую талон куда следует. Всё по инструкции. Набираю номер и первый раз в жизни слышу голос моей ненаглядной - чуть писклявый, правда, но счастливый до невозможности. Так и так, говорю, еду, ещё пару часов до вокзала, ну и там сколько, не знаю. Короче, объясняю я Наташке весь расклад, а сам секу краем глаза, как наш доктор говорит - периферическим зрением, на крючочке у дверки пиджачок дамский висит. Фиг с ним, поговорили с Натулей, обо всём перетёрли, пообещались встретиться. Вешаю я трубочку, а клифт этот поганый мне покоя не даёт. Вот, думаю, падла, и взять мне его никак нельзя, не дай бог, что случится, не отпаяюсь потом, я ж только откинулся, и оставлять жалко, уж больно тётка мне хорошо улыбнулась. Его ж утянут. Да, ладно! Беру пиджачок, выхожу из телефонной будки и только хочу крикнуть, мол, граждане, женщина пиджак оставила, никто не видал? А она уже торопится мне навстречу, только совсем не улыбается, а даже, наоборот, - в истерике вся. Орёт благим матом и пальцем в меня тычет - вор, говорит, вор. Нет, постойте, я в ответку - какой же я вор? Но рыжая блажит, на чём свет стоит, прохожих практически в ополчение собирает. А уж когда паровозным гудком из всех козырей вытягивают клич "милиция", я сразу понимаю, что начинает пахнуть жареным. У меня же из всех человеческих документов - справка об освобождении, причём подписанная всего три с половиной часа назад. Стоп, думаю, надо перехватывать инициативу на себя.
- Шатенка, - возражаю, - чего ты пухнешь? Тебе прям это не идёт. Предмет-то кражи, как ты говоришь, заметь, вот он, я его тебе лично вынес из будки и возвращаю как есть, в целости и сохранности, а стало быть, никакого состава преступления нет как не было! Усекла?
Она, видать, поняла, что ваши не пляшут, сразу пиджачок хватает и ну по карманам шарить, а сама зло так зыркает всё время в мою сторону. И что вы думаете, эта гнида выкидывает буквально в следующий момент? Типа ответный ход.
- А здесь, - говорит, - у меня во внутреннем кармане пятьсот рублей лежали! Где они?
Ах ты ж, думаю, лярва такая! Деньги-то по тем временам приличные, как сейчас пять тысяч. Ну что ж, попал, не попишешь, грамотный ход, ничего не скажу, профессионально. Слава богу, были у меня в кармане из заработанных и эти пятьсот, и ещё сколько-то бумажек. Протягиваю я ей молча мятую купюру, а у самого зубы скрипят, гляди вот-вот крошиться начнут. Выхватила она её, тоже молча улыбнулась всем своей невинной улыбочкой и, пожав плечами, мол, инцидент исчерпан, сквозанула в проходной, только её и видели.
Ладно, сплюнул я под ноги расходящимся зевакам и поковылял вниз по проспекту дальше. Главное, как мне тогда казалось, свобода осталась при мне, здоровье пока на зависть и вся жизнь впереди, а остальное - растереть да выкинуть, заработаем. Иду, озираюсь подозрительно на каждого, как будто волки все, и все хотят моего комиссарского тела. Мне б дойти, мне б на автовокзал попасть, а там спать залягу, и до самой станции назначения, в самые белые рученьки моей несравненной Натахи.
Наверное, судьбе было угодно довести меня до автобусных касс без особых происшествий. Всё как по маслу, даже правила уличного движения ни разу не нарушил, переходил дорогу строго на зелёный свет, как пионер. Суюсь в окошко, типа так и так, нужен билет до Промышленного. Бабулька - работающая пенсионерка, сразу хась по калькулятору стучать, дескать, нет проблем.
- Шестьсот тридцать рублей, - предъявляет счёт. Я в карман, а там со всей мелочью еле-еле четыреста восемьдесят набирается, и хоть ты тресни. Вот тебе, думаю, коктейль молочный, вот тебе звонок междугородний и доброе дело с клифтом позорным!
- Мамаша! - ною я, как чушка в тамбуре, - помоги, семь лет на государство трубил в закрытой системе, а денег так и не заплатили, реформаторы х[?] то есть это проклятые! А я к маме, домой хочу, понимаешь? Подсоби с билетом! Благодарен по гроб буду!
