— И ты должен это понимать. — говорил он, пытаясь выдернуть лезвие — Чем более яростное соперничество — тем больший толчок оно даст.

Он наконец вытащил шпагу и поднял ее вверх, любуясь лезвием, необычно отливавшим во Тьме.

— Разве твой мир — не пример? На небольшой территории Европы множество народов и наций грызлись за ресурсы на протяжении сотен лет. В то же время переходя к эффективному миру, когда можно было выменять недостающее.

…они пожимали руки, держа кинжалы за спиной…

— Это порождало эффективность всей системы государств, образовывавшихся на этой территории. Необходимость думать и действовать быстрее других, быть сильнее и хитрее порождала все новые научные открытия. В то же время, на востоке, где территории были больше, ресурсов — меньше, а народности не сливались так плотно, развитие происходило медленнее. Это проявлялось во всем — в медленно меняющейся религии, политике внутренней и внешней, в отношении людей к миру.

Саша наконец оторвался от образов и продолжил за офицером:

— А Европа, когда пришло осознание, что есть территории, обладающие необходимыми ресурсами, и где народы не так развиты, начала их завоевывать…

— Верно. Когда соседи по силам почти равны, а где-то чуть дальше есть ресурсы, добыть которые несложно… — офицер пожал плечами, поджав губы словно недоумевая, как это раньше не пришло ему в голову. — Война пошла уже за них. Даже не с их обладателями — с все теми же, ближними соседями. Но за дальние ресурсы. А потом и за людей, ведь разве люди — не ресурсы? С этой точки зрения — война за идею — та же война за ресурсы.

— Ты говоришь слишком… логично. В твоих рассуждениях что-то не так… может быть, потому, что для тебя ценность одного человека меньше, чем ценность всего мира? А если это не так? Если человек — что-то большее, чем очень развитая материя? Если мир бесконечен не только внешне, в глубину или в ширь… но если разум человека также глубок внутри? Ведь мы не можем этого знать. Тогда война по-настоящему ужасна.

— Верно, Скиталец. — офицер картинно поклонился — Но вопрос в другом. Что ТЫ можешь с этим сделать?

— Я… не знаю.

— Видишь…Все любят поговорить. Но решать их проблемы будут немногие. Человечество ищет новые пути и методы решения. И гуманизм ими движет или цинизм, но это происходит неизменно.

Город исчез. Офицер стоял перед зеркалом, примеряя костюм.

— Люди единственные, кто могут применять механизмы приостановки развития для его последующего роста. — сказал он.

Офицер отворил дверь комнаты.

В огромном зале Человек без глаз выступал с трибуны. Перед рядами таких же, как он. Даже лица у всех были одни и те же. Он отхлебнул воды из стакана и продолжил.

— Главное, чтобы развитие не остановилось совсем — в результате, например, ядерной войны. Люди вполне могут сделать это, не выдержав давления объемов информации современного общества. Отдельные личности, конечно. Если бы знать, как с этим справиться…

Люди перед ним встали со своих мест и единогласно захлопали. Но не все. Другая часть вдруг освистала его. И следующий оратор поднялся на трибуну.

— На самом деле, человечество вполне это осознает и может с этим справиться. Оно порождает все новые способы получить желаемое. Война теперь понятие более обширное — война экономическая, война информационная…

Человек уже выходил из зала, довольно потирая бумаги. Следом вышел первый оратор. Оба, столкнувшись, приятно улыбнулись. Пожав друг другу руки, они плечо к плечу зашагали по коридору, перекидываясь друг с другом фразами.

— Это гораздо эффективнее обыкновенного человекоубийства. — сказал один.

— Эффективнее настолько же, насколько были эффективны пушки против стрел. Всегда есть шанс, что победят стрелы. — возразил другой.

— Но в основном? — взглянул на него первый.

— Да да, вы правы. И способы будут разрабатываться, — закончил первый. И оба снова улыбнулись.

— А каждый отдельный человек? — Скиталец загородил им дорогу.

— Должен думать, — недовольно скривился первый.

— Что? — не уступал Саша.

— Как ему решить проблемы, — не торопясь, выделяя слова, ответил второй.

— Изучать явление со всех возможных сторон, прежде чем судить, — добавил первый. Ему явно не хотелось отвечать.

— И в первую очередь — вместо того чтобы учить других этим заниматься, научиться так жить самому, — обстоятельно закончил второй.

— Возможно, когда-нибудь…

— Когда-нибудь даже эгоизм вполне может быть заменен другим механизмом, — пожал плечами второй.

— Разве он не с рождения?

— Невероятно, но… нет, — недовольно закончил первый, отодвинув Сашу в сторону.

И зашагал вперед по коридору, смеясь. Но смех его звучал мрачно и пугающе.

Не было криков и шума. И на стенах и на поле перед ними, все происходило почти обыденно. Двигались ровные ряды ришей, напряженно вглядывались защитники на стенах. Если бы не камни, регулярно бившие в бревенчатый частокол, и стрелы, то и дело выбивавшие бреши во вражеских рядах, было бы не ясно, что скоро начнется беспощадная схватка.

Наконец, риши подошли достаточно близко для того, чтобы бить из арбалетов в ответ. Установили дощатые стенки, защищавшие от ответных выстрелов, стали бить по стенам. То и дело кто-то из защитников падал, сраженный стрелой. Арбалеты били более метко и убойно. Защитники боялись высовываться за частокол. Сидели за стенами, не поднимаясь, укрываясь от частого огня. А риши сжимали кольцо.

Командовал защитниками Лерад. Отчаянно старался закрывать бреши, перебрасывая силы. Под его руководством заделывали проломы, заваливая их телегами, бревнами, тыном, выломанным из городских заборов. Тушили пожары — подростки и женщины метались по городу с ведрами. Не помогало.

Быстро риши добрались до стен, не сразу смогли на них пробиться, падая мохнатыми тушами под ноги собратьев… Но когда это наконец произошло, исход боя стал очевиден. Люди, с резкими выдохами и окриками отчаянно рубились на стенах. А риши молча, слаженно и быстро закреплялись на стенах. Затем рухнул участок стены недалеко от ворот. И риши тут же ринулись по завалу.

Через ополчение, выстроившееся перед проломом, они прошли с кровью и смертью. Серая масса расползалась от разрушенного участка, освобождая стены и продвигаясь к воротам. Хлесткие приказы Лерада не играли большой роли. Защитники города встречали сплоченным строем ришей, но тем хватало лишь какой-то малой толики слаженности, чтобы ударять в слабые места. Риши шли, словно через деготь, но уверенно и упрямо.

И они достигли ворот. Открыли их, и поток крысолюдов хлынул на улицы, уже не сдерживаемый организованными группами защитников.

Саша находился далеко от ворот. Помогал тушить горящие стены. Ареил предлагал укрыться в тереме, олерис — в храме. Но Саша был сейчас здесь. И больше чем желание помочь, играло роль обыкновенное любопытство.

Саша не только тушил — подносил воинам стрелы, камни, сбрасываемые на головы ришей. Да и не он один здесь занимался этим — подростков было множество, только большинство — гораздо старше его.

Но и здесь становилось все хуже. Слишком многие защитники были переброшены с этого участка стены к пролому, оставшиеся не справлялись. В какой-то момент дрогнул, а затем упал воин, стоявший недалеко от Саши. В его груди торчал арбалетный болт. Следом смерть сразила и другого. Над стеной показалась лапа с небольшими коготками, а затем и крысиная голова.

Риш мгновенно взлетел на стену, и встал, прикрывая лестницу. За ним поднялся второй и подал руку следующему. Слаженно и хладнокровно риши укреплялись на стене.

В крайнем возбуждении Саша спустился со стен. Пора было убираться в город, здесь уже ничего сделать было нельзя. Оглянувшись, он увидел последних защитников. Часть отступала, а другие настолько завязли в круговерти мечей и стрел, что вырвать их из ее власти могла уже только смерть.

Мимо крайних домов Саша побежал к церкви. И вдруг прямо перед ним выскочила тройка ришей. Они были уже и здесь, в городе. Один из них бросился к нему с копьем, другой натягивал тетиву.