Стояла сухая июньская жара. Плотно сложенный мальчишка со школьным рюкзаком за плечами медленно брел по тротуару. Мальчика звали Соловьев Александр. Он шел задумчиво глядя перед собой. Иногда оживавший ветер пробегал по взъерошенным светлым волосам. Словно кто-то могущественный ласково гладил ребенка по голове, но походя, ободрив, снова уносился по своим делам.

В голубых глазах мальчика затаилась тревога. Ему казалось, что жизнь становится похожа на сухое дерево, загоревшееся под лучами стоявшего над головой солнца. Пока еще одинокое, оно грозило разрастись в неуправляемый лесной пожар. Этот огонь жил внутри, порождая раздражение. Он давно привык, что перемены в его жизни означали лишь новые беды. А сегодня его до окончания уроков отпустили из школы, сказали, что звонил отец. Это значит, что-то случилось.

Он поднял глаза и взглянул на дорогу. Снующие вперед и назад автомобили поднимали облака пыли. Мелкая смесь грязи, пыли и мусора носилась в знойном воздухе, норовя попасть в рот или в глаза. Жара стояла невыносимая, а ветер словно был создан лишь для того, чтобы разносить пыль.

Казалось, что все началось пару месяцев назад, когда его сестренка заболела. Рак — нередкая и тяжелая болезнь. И пусть в наше время почти все случаи излечимы, вплоть до последних стадий. Почти — за этим словом всегда скрывается неизвестность. Неподконтрольная человеку случайность. И никогда понимание ее необходимости не помогало унять боль от приносимой случайностью беды.

Отец тогда сразу снял квартиру, перевез семью в город… Наверное, он считал, что виноват. Не доглядел, упустил. И эта болезнь, она стала катализатором. Все деньги уходили на лечение, а врачи ведь всегда говорят одно и то же, если шанс есть. Предсказуемо — отец стал угрюмым и не разговорчивым, да и курить стал больше. Предсказуемо, это ведь почти как неизбежно…

Тяжело было смотреть на это. Но Саша знал, что так протекала вся жизнь отца. Вторая жена, мать обоих детей, умерла при родах. Отец один воспитывал их, много работал, но не разбогател.

Так сложилось, что повзрослев, Саша взял на себя заботу о сестре и доме. Провожал Леру в детский сад, а когда она подросла — в школу. Сам готовил и убирал.

Оставалось немного свободного времени, быть может, поэтому у него и друзей было не так много. Но те, что были — на них он мог положиться полностью. Как же он сейчас отдалился от них… Где те беззаботные игры во дворе?

Игры, в которые он пускал и сестру. Да и как ей откажешь. Лазили в чужой сад, или бегали по крышам гаражей, а вслед неслись угрозы и ругань автолюбителей, да лай дворовых собак. Строптивая девочка даже дралась вместе с мальчишками… Как он тогда злился.

А как отец наказывал его, если видел у нее синяки? Они ведь никогда не говорили ему всей правды. Зато когда он, как и большинство приятелей начал курить — отец не сказал ему ничего. Саша вернулся однажды с улицы и увидел пачку дешевых сигарет, которые он забыл в кармане куртки — они лежали на тумбочке. Но отец, как ни в чем не бывало, встретил его на пороге и позвал обедать. Как ему было тогда стыдно…

И именно он должен был заметить, когда обыкновенная усталость, невнимательность, слабость стали симптомами чего-то большего. Но ни он, ни отец не заметили вовремя. Теперь Лера умирала.

Саша прошел через двор, все так же погруженный в свои мысли. Вошел в подъезд. Поднимался по ступенькам, скользя взглядом по неровной линии, разделявшей грязно-серую известку и облупившуюся краску на стенах. Поднялся в квартиру. Закрыл за собой обе двери — железную и деревянную — скинул рюкзак, затем повесил ключи на крючок и начал разуваться.

В квартире горел свет — значит, отец был дома. Все чаще он последнее время проводил в больнице с дочерью или на работе. В собственном доме они в последнее время виделись только по вечерам.

Отец, осунувшийся и небритый, вышел в коридор. Такие же голубые глаза и светлые волосы, но глаза потухли, а в волосах проблескивала седина. Его дочь болела, и тяжесть этой болезни он носил с собой. Когда-то он был таким уверенным в себе… Тогда он всегда находил время на то, чтобы после работы посидеть с детьми. В воспоминаниях отец запечатлелся веселым и сильным.

— Пап, что случилось? — Саша заметил какую-то необычную тревогу в глазах отца.

И он стоял одетый, будто ждал пока Саша придет.

— Я взял отгул. Саш, я подумал, что сегодня нам надо навестить Леру, не раздевайся.

Когда их старенькая тойота встала в пробке на мосту отец заговорил.

— Ты же знаешь, я всегда старался, чтобы у вас все было, — он сделал паузу, будто хотел сказать что-то, что было нужно сказать, но это давалось с трудом.

— Да, конечно… — Саша напряженно вслушивался в слова отца. Ему вдруг стало необычайно грустно.

— Я знаю, что ты любишь сестру, и ты достаточно взрослый. Я думаю, ты должен знать.

Отец снова сделал паузу, и Саша молча ждал. Внезапно он почувствовал, что не хочет слышать. Как бы все ни было плохо сейчас, но все еще была надежда, что все будет как прежде. А эти слова грозили окончательно все разрушить. Но Саша не мог себя заставить не слушать.

— Сегодня звонили из клиники. Врачи. Они говорят, что болезнь зашла слишком далеко.

— Слишком далеко? Что это значит, пап?

— Это значит, что вылечить ее они не могут.

— Она умрет?

— Саша…

— Но как… ведь ты же купил ей все лекарства! Сейчас рак лечат, я знаю! Эти врачи, они не стараются, они тебя обманули! — Саша сам не знал, что на него нашло. Видимо это долго копилось, и теперь он просто не мог остановиться.

— Саша… Саша! — И окрик отца подействовал, Саша взял себя в руки. — Слушай. Сейчас мы должны быть с ней. Мы ей нужны. Постарайся держать себя в руках. Ты должен быть сильным… хотя это может показаться трудным. Но я знаю, ты сможешь. Мы оба сможем.

А потом были вопросы, эти извечные почему, и что же дальше… Отец терпеливо отвечал ему. И хотя отец не показывал этого, Саша вдруг понял, что для него это намного тяжелее — это был уже второй дорогой ему человек. Он терял свою дочь. Но даже сейчас он был примером для сына. Вел себя так, как должен себя вести мужчина.

Уже в клинике врач сообщил отцу подробности, а Саша в это время был с сестрой. Она жила на обезболивающих. В последнее время применяли самые сильные, наркотические. Саша знал, что каждый день сестра испытывает боль и боялся себе представить, что она чувствует.

Какая-то смесь вины и нестерпимого желания что-то сделать, переходившего в бессилие, возникала в нем каждый раз, когда он находился рядом, когда смотрел на нее, ослабевшую и похудевшую, так не похожую на себя…

Потом, в больничном коридоре, они говорили с отцом.

— Я думаю, эту неделю ты можешь не ходить в школу. Я договорюсь. Наверное, будет лучше, если ты будешь рядом.

Отец не хотел говорить о том, сколько времени у нее осталось, но тем нелепее это прозвучало. Разве неделя без школы означала что-то другое? Разве это, до смешного малое время, могло быть чем то иным?

— Я… Я не могу, я не знаю… — Слезы катились у Саши по щекам, он не смотрел на отца. Мальчик почувствовал себя совсем маленьким. Ему так хотелось быть где-то далеко, не видеть чужой боли. Не ощущать незримого присутствия чего-то неотвратимого.

Отец ничего не сказал. Он просто обнял сына. И Саше стало стыдно. Стыдно за то, что вел себя как ребенок. Знал ведь что отцу сейчас тяжело, но вел себя именно так. Он подумал, что не должен был проявлять малодушие. И снова должен был взять себя в руки.

— Да… да, ты прав… — Он почти прошептал эти слова, но знал, что отец услышал.

Вечером Саша лежал у себя в кровати и думал. Казалось, что всё началось пару месяцев назад, когда его сестренка заболела. Но это было не так. Все началось еще когда он родился. Пусть в семье об этом никогда не говорили, но он точно знал, что в пригород семья переехала из-за него.