Оно подмигнуло Скитальцу, и в этот момент он понял, что видит лишь отражение. В этот же момент существо улыбнулось, а огни слились в единое кольцо, окружившее трон и площадку перед ним. Саша развернулся и, пытаясь убедить себя, что это лишь шутки Ворона, шагнул в огненное кольцо.

— Люди давным-давно забыли, что полное доверие неразрывно связано с любовью. — Звучал голос Ворона. — Разве нужно принять свои мысли и действия, полюбив себя? Настоящий враг любви не ненависть…. а ложная любовь. Но зачем им об этом знать?

Когда Саша шагнул в пламя, оно колыхнулось, но не опалило. И в тот же момент ударили барабаны. На площадку выскакивали самые невообразимые твари. Женщины с головами быка, мужчина с волосатым туловищем, головой собаки и змеей вместо руки, десятки многоногих и безногих, с глазами насекомых и не имевшие глаз… Они кружились в танце и совокуплялись прямо здесь же, падая в круг.

Если бы каждый оценивал мир трезво… Если бы не боялись отдавать… Они бы не выжили, — чудовище пожало плечами и протянуло руку, чтобы погладить по голове женщину с длинными и гибкими пальцами, потянувшуюся к животу чудовища.

— Зачем это, Ворон? — прервал его Саша. Зачем… эти образы. Это отвратительно.

Чудовище рассмеялось. Отвратительно? Хочешь любить? Хочешь доверять? Научись выживать, научись быть всем тем, что ты в себе ненавидишь. Или, может, просто понять, что ты уже это есть? Вы животные, люди.

— Это не так.

— Верно. Но это и так. Хочешь доверять и видеть доверие к себе? Разучись видеть себя идеальным! Так и люди… Ты ведь спросил — почему доверие неполное? Да все потому же. Страшно быть собой. Ах, разве кто задумается, что в ы б и р а т ь кем быть может только тот, кто видит все варианты, их истинное влияние и их процессы?

Чудовище вдруг потянулось к женщине и распахнуло пасть… вертикально. Оно поцеловало ее и только затем продолжило.

— Но можно ведь дать свободу решать за тебя другому человеку, когда за последствия расплачиваться будешь и ты. Хотя бы чуть-чуть доверить надо… Куда же без этого? Делегировать полномочия… Это не доверие, но ведь почти, да?

Но даже тут людям мешает страх. Самый первобытный и необузданный — страх неизвестного.

И в тот же миг огни потухли. Скиталец все еще слышал, что твари вокруг него танцуют и кричат, но не видел их. Он осторожно сделал шаг назад и наткнулся на что-то необычайно жаркое. Он укололся и почувствовал шелушащуюся кожу. В тот же миг Саша вздрогнул и отскочил в сторону… споткнувшись о тело (тела?) во Тьме.

— Отдаться на волю этому миру? — говорило чудовище — Признать, что ты лишь песчинка между жерновами? Никогда.

Скиталец натыкался на тела, отпрыгивая и содрогаясь от соприкосновения с неизвестным.

— Лучше воображать себя хоть и не всемогущим, но очень важным и ценным. Это спасает вас от неизвестности.

Из Тьмы вдруг протянулась рука. Обыкновенная, человеческая рука.

— А если ты важный и ценный, то захочешь ли ты доверить другим свою мнимую ценность?

Скиталец колебался лишь мгновение, взявшись за нее.

— Хотя эта ценность и существует только в глазах тебе подобных, ее возможно в их же глазах и потерять. И никому не хочется, чтобы причиной этого был тот, кому ты доверился.

Что это было за существо, Саша не понял. Но оно вывело его к самому трону, где даже во Тьме, в стекле огромного трона, отражались уже погасшие огни и танец чудовищ.

Скиталец вдруг разозлился. В одно мгновение исчез трон и растворился его владелец. Исчез грохот барабанов и танцующие чудовища. Только хлопанье крыльев во Тьме говорило, что Ворон здесь.

— Из твоих слов выходит, что людьми движет лишь страх? — спросил Саша, обратившись лицом на звук.

— Нет, конечно. Иначе бы люди никогда не делали шагов навстречу друг другу.

Ворон снова сидел на своем дереве, кося на мальчика глазом.

— Баланс есть, но он может быть смещен. Люди меняются, это неоспоримо. И когда-нибудь изменится и их отношение к доверию — они найдут другие противовесы, другие применения страху. А сейчас… разве страх не будоражит кровь?

И снова, на мгновение вспыхнули огни.

— Так прекрасно может быть зависеть от него — от страха, от прикосновения… к тайне.

Саша снова почувствовал чужую кожу и вздрогнул.

— Но не слишком часто, — рассмеялся Ворон.

Глаза старика были темны как бездонное горное озеро. Они глубоко сидели в глазницах, обрамленные длинными ресницами. Глаза были самыми примечательными во всем его облике. Невысокий и худой, с некрасивым горбатым носом и дрожащими морщинистыми руками он не вызывал ничего, кроме жалости или отвращения. Пока не увидишь его глаза. Проницательные, но абсолютно черные до непроницаемости, они манили знаниями и образами, которые оседали в их мраке на протяжении многих лет.

Этот старик сидел напротив Саши, за небольшим деревянным столиком. Комната вокруг них была полна странных предметов — от бивней неизвестного животного, до мерцающих темным изумрудом статуэток. А кроме того, комната была полна пушистых ковров и мебели, покрытой такими же пушистыми коврами и пледами. Старик явно был сибаритом.

В комнате не было книг — для этого у старика была отдельная комната. Комната, величиной с княжескую палату. Ведь комнатой для чтения была для него библиотека, смотрителем которой он был. Это был местный олерис. Так здесь называли главу церкви Пальда. Он был также ученым, так часто бывало в средневековом мире их судеб.

А сейчас он сидел напротив светловолосого мальчишки и слушал его рассказ.

— Зачем ты рассказываешь ему всё подряд? — спросил Ворон.

Но Саша ответил лишь:

— Не знаю. Но я чувствую… будто бы долг, оказавшись перед ним — передать ему свои знания.

— Лучше бы ты так относился ко мне. Я чувствую в этом человеке сильный характер, но я не ожидал такого влияния на тебя.

— Для меня ты больше. Ты для меня — учитель.

— Хорошее признание, хотя и не оправдывает твоей болтовни. Учти, этот человек совсем не так прост, как кажется. Даже ласчи для этого священника, при необходимости, не встанет помехой.

Почти привычно согнав ящерку с груди, Саша поднялся и остановился. В этот раз он поднялся также рано, как и местные жители. Умылся вместе с Ярдом, Паном и детьми, позавтракал и пока не решил, что делать дальше, решил помочь Ярду в мастерской.

Однако все решилось само собой. В ворота, ведущие во двор, постучался человек. Ярд отправился открывать ему, но вернулся достаточно быстро.

— Александръ, это за тобой.

— Ко мне? — удивился Саша.

— Нет, скорее за. Это служка, священник, — сумрачно поправил Ярд, — но пойдем, разберемся.

В сенях их ожидал человек в черной мантии с капюшоном, который сейчас был откинут назад. Лицо не имело необычных черт — неширокий прямой нос, темные волосы над высоким лбом, неглубокие карие глаза. Нижняя часть лица была скрыта густой бородой. Но вот Ворон сразу обратил на него внимание.

— Этот человек — препятствие, — сказал он.

Пока Саша смотрел на человека, тот смотрел на него. Вообще, как и на Земле люди, здесь не присматривались к прохожим. Поэтому то, что он был одет в кроссовки не вызвало ни у кого вопросов. А вместо джинсов он носил в городе простые штаны. Но сейчас одет он был в ту же рубаху, что подарил ему Ярд, но кроме того в кроссовки и джинсы. И незнакомец задержался взглядом сначала на штанах, потом на обуви.

Но больше всего он смотрел на рюкзак и выглянувшего из него Клыка.

— Я вижу, что это тот мальчик, — голос был обыкновенным, не глухим и не таинственным, какого ожидал Саша. Незнакомец посмотрел на него, — ведь, ты бежал в город вместе с этими людьми?

— Вместе с моим братом, — уточнил Ярд.

— Откуда у тебя ласчи?

— Так получилось.

— Ты прав, можно не отвечать. Но я в любом случае должен пригласить тебя с собой.

— Куда?

— Узнаешь.