В первый день нашей вахты ничего не получилось. Видимо, их немецкий бог или лично рейхсмаршал Геринг хранил экипаж этого разведчика, а вот на следующее утро…

— Товарищ капитан! Летит! — разбудил меня дежурный.

— Кто летит? — не понял спросонок я.

— Да разведчик немецкий летит!

— Ну, и что ты кричишь, зачем будишь? Летит – так летит, ему же хуже… Поднимай засадный полк, а я сейчас подойду.

В общем, когда я вышел на взлетную полосу, рокот поднявшихся по тревоге истребителей уже стремительно уходил в высоту еще по ночному темного неба. Пара шла на восток, чтобы опередить и перехватить немецкого разведчика.

— Звук на тарелку вывели? — позевывая, спросил я у руководителя полетов.

— А как же! Все как в лучших домах Лондону и Парижу!

Я недовольно посмотрел на шутника. Вы бы лучше от меня ума-разума набирались, а не словесного мусора.

— Ну, как там они?

— Волкодавы, ваша высота? — запросил РП.

— Шесть двести, полет нормальный!

Вот черти, я покачал головой. Что они сегодня – сговорились, что ли? И эти туда же! "Полет нормальный!" Тоже мне космонавты, понимаешь! Я задумался. Эти ребята космонавтами, скорее всего, не станут… Хотя, как знать? Береговой ведь в годы войны был летчиком-штурмовиком. А надо – полетел в космос. Так что, может быть, рядом со мной сейчас служит будущий советский космонавт! Очень даже может быть.

— Пошел инверсионный след… — сообщила нам тарелка репродуктора. Значит – поднялись выше семи тысяч метров. Нужно еще пару тысяч… На всякий случай.

— Запросите радар… — подсказал я руководителю полетов.

Он стал накручивать полевой телефон и, прикрыв ладонью микрофон, что-то в него забубнил.

— Все в порядке – идут как миленькие. Истребители за ними карабкаются, пыхтят. Все как обычно, в общем.

— Вот и хорошо! — я безуспешно пытался найти самолетики в небе. Еще темно… хотя во-о-н – вроде бы инверсионный след видно.

— Давайте, нацеливайте наших. Что там соседи говорят? В каком квадрате разведчик?

Офицер вновь закрутил телефон и забубнил в него.

— Волкодавы, вам разворот на 120 градусов. Цель в квадрате 27–40, высота свыше семи тысяч. Атака по готовности.

Тарелка репродуктора зашипела и откликнулась, что все, мол, ясно и понятно.

— Дежурного войск по охране тыла насчет парашютистов предупредил?

— Так нет же еще парашютистов, товарищ капитан?

— Сейчас будут…

Так оно и произошло. Тарелка снова зашипела и молвила человечьим голосом: "Вижу его! Щас подойду!"

— Передайте, чтобы близко не подходили! А то нарвутся еще на очередь! На этих разведчиках очень опытные экипажи летают. Настоящие мастера.

— Волкодавы, стрелять с шестисот метров, ближе не подходить!

— Вас понял… — и тут же – "Бум, бум", потом пауза и голос: "Горит… все – начал икру метать! Полезли, головастики!"

— Ну вот! А ты говорил – "Нет парашютистов!" А-а-ап! — я подавил сладкий зевок. — Сажай героев, может, успеют еще вздремнуть. Сообщи всем о сбитом – пусть ищут место падения и летчиков. А я пойду досыпать…

Вот так, спокойно и буднично, наша группа и открыла свой боевой счет. Правильно говорит пословица – кто рано встает, тому пункт наведения дает!

А еще через пару дней два наших звена провели успешный бой с немецкой группой расчистки воздуха. Мы как раз отрабатывали срочный вылет на прикрытие реального района сосредоточения нашего танкового корпуса, когда получили информацию с пункта наведения о группе немецких истребителей, зашедших в район нашей ответственности.

— Ну что, пилоты? Начнем, пожалуй… Кир, веди своих на солнце. Второе звено – за мной!

Передав на землю, что истребителями мы займемся, но опасаемся, что очень скоро сюда придут бомбардировщики, мы получили заверения, что ими будет кому заняться. Главное – не дать мессерам свободно летать в нашем районе. Ну, эта задача нам по плечу!

— Всем внимание! Усилить поиск! — я примерно сообразил, с какого направления подойдут фашисты, и мы постарались занять самую удобную позицию для атаки. Вот и немцы. Двенадцать? Нет, шестнадцать мессеров! Ничего – глаза боятся, Яки делают!

— Кир, будь готов. Сейчас мы их на встречных зацепим, они сразу вверх полезут, свою вертикаль демонстрировать! Дави их там…

— Понял… Готов.

— Всем – атака! Выход боевым разворотом на солнце! Пошли!

Шесть наших серо-голубых истребителей с красными коками винтов вытянулись в левом пеленге навстречу немецкому строю. Нарастала скорость. Если даже и не попадем на встречных, то напугаем до смерти! Брызнут – как козлы от серого волка. На высоту пойдут, а там их наши и приголубят.

Первое звено немцев, не приняв схождения на встречных курсах, попыталось уйти вверх. Мы их легко возьмем, но подставимся под огонь следующих за ними пар.

— Этих пропустить! Бьем следующих!

Все – эти уже не успеют отвернуть. Огонь! Басовито рокотнули 23-мм пушки моего истребителя. Есть! Навстречу, разваливаясь в воздухе, по нисходящей дуге пролетел мессер. За ним – еще один дымящий фашист. Еще одна пара вильнула грязно-серым брюхом и ушла вниз, под нас. Черт с ними, они пока не опасны.

— На боевой!

Шестерка истребителей слаженно метнулась вверх. Почти полтора километра высоты за боевой разворот! Оцени, фриц! Не ценишь, а зря. Я у тебя уже на хвосте.

Месс отчаянно завилял, задымил на форсаже, пытаясь выскочить из кольца прицела.

— Вася, прикрой, атакую… Ну, и-и-ди… иди сюда, — бормотал я, пытаясь поймать месс в прицел, угадать его следующее движение. Все! Ты проиграл!

Ррр-ы-ы-р-р! Очередь снарядов на восемь, дистанция метров семьдесят. Кучно ударившие на такой дистанции снаряды разломили фюзеляж фашистского истребителя пополам, вспыхнул бензобак за сиденьем пилота. Как он сейчас, наверное, орет. Если еще жив…

— Семерка – бей, не отпускай его! — это Извольский командует. Надо ему потом подсказать, чтобы особо не кричал… Не красит это командира в бою.

— Дед, вправо! — это Вася. Я мгновенно крутнулся. Мимо меня прошли пушечные трассы, а за ними пролетел серо-желтый месс. Я увидел злое лицо немецкого летчика, проводившего мой Як глазами. Это ты зря мне глазки строишь, фриц… или ганс… А-а-а, это уже без разницы! "Мессершмитт" догнала очередь Василия. Вот и пятый сбитый будет у ведомого. Молодец – клепает счет, не отходя от кассы! Точнее – от ведущего.

А ведь все – бой-то и закончился… Немцы вертанулись через крыло и любимым приемом – в пике и драпать – вышли из боя.

— Кир, доклад!

— Двое сбитых, наши целы!

— Понял, смотреть за воздухом, держи высоту. Мы сейчас подойдем. Пойдем, нашим поможем бомберов встретить.

Два звена истребителей с красными коками винтов сошлись вместе. На земле, за нашими спинами, догорали шесть костров.

Утро чудесное, а радости нет. Все утро меня преследует какое-то чувство, такое, знаете ли… Я даже пальцами прищелкнул, пытаясь поймать его определение. Чувство неудовлетворения, что ли…

Я на земле до обеда. Сейчас в небе с ребятами подполковник Степанов. Прикрывает его мой Вася. Василию пришлось все рассказать, ну – про потерю цветоощущения у Степанова, вы меня правильно поняли… Я так и сказал Василию, — панику, мол, не гони, просто будешь его глазами. Наведешь его на цель, а там подполковник и сам справится. Или не справится…

Вот эта неопределенность, наверное, меня и бесит. Я просто не знаю, что мне делать. Если бы еще командир сидел на земле… Так нет – он любыми путями пытается найти повод лишний раз слетать с ребятами. Уж сколько я ему намекал, что это моя прямая обязанность и основная работа! Ага, как же! Конечно, положа руку на сердце, я его понимаю. Группа – это его последний шанс. Он же не может не понимать, что если его шалости со зрением перестанут быть его маленьким секретом, то с летной работы его сразу спишут. И пойдет он, в лучшем случае, на какой-нибудь запасной полк. Да не фронтовой, а окружной… Где-нибудь в Свердловске… Поэтому и цепляется за любой повод лишний раз подняться в небо. Ладно, все понятно, пускай!