— Это да, понимаю, Кирилл Константинович. Как ребята?
— Живы-здоровы ребята. За время твоего отсутствия никого не потеряли, постучу, чтобы не сглазить! Летают ребята, ордена зарабатывают. Да и полегче, надо сказать, стало. Как тебя отозвали в Москву – еще пару дней, может быть, и была рубка. А потом – сдулись немцы, кончился у них напор. И на земле, и в воздухе. Тут уже наши бегали по всей линии фронта – кого бы подловить, кого бы в землю загнать. Много тут таких резвых стало – и Покрышкина ребята, и из других полков… Да, выросли бойцы, окрепли. Уверенно встали на крыло!
— А…
— И твои не хуже! Толя Рукавишников уверенно руководит эскадрильей. Видать, нахватался от тебя умения. Демченко тоже… Сначала ковырялся немного, но как звено под атаку немцев однажды попало – как подменили парня, честное слово! Такой бдительный и активный стал, понимаешь! К своим как клушка к цыплятам относится – бережет и учит. В общем – молодец Демыч!
— А…
— А в первой эскадрилье Дюсембаев капитана получил, тоже рулит аккуратно и с головой. Тут другое меня беспокоит… Стали наши кадры щипать… То одного отдай в другой полк им на усиление, то другого. Я уже к комдиву ездил скандалить.
— А кто сейчас комдив?
— А ты что, не знаешь? Ах, да! Тебя же как раз в это время отозвали… Наш Артюхов Петр Сергеевич комдив и есть… Грабитель! Забирает у меня людей, другие полки укрепляет, а мы?
Россохватский горестно вздохнул и с подозрением посмотрел на меня.
— А ты, Витя, чего прилетел? Срок твоей командировки вроде еще и не вышел, а?
— Да вот, Кирилл Константинович, было мне сказано сдать эскадрилью заму, а самому завершить тут все дела, взять ведомого и назад, в Москву. Формировать авиагруппу для войсковых испытаний нового истребителя.
Россохватский оживился.
— Ну, расскажи, расскажи, Виктор, про новый истребитель?
— Това-а-а-рищ майор! Может, вечером? Для всех? А то ведь у меня язык отвалиться по десять раз все рассказывать!
— Всем – да, отвалится! А мне – командиру, — нет! Давай, садись. Рассказывай!
Ну, что тут поделаешь? Пришлось сесть и рассказать.
***
Лезть к ребятам во время боевой работы я не стал. Лучше – вечером, спокойно и не торопясь, посидим за ужином, поговорим, да и выпьем глоток-другой.
А сейчас у меня была просьба к командиру полка… Однако, как оказалось, и у него была встречная просьба…
— Виктор, ты тут меня не выручишь? Взял бы истребитель, смотался бы к соседям. Вот, пакет им бы забросил, а? А то мне и послать некого, отрывать от дела придется…
Эх, как не вовремя!
— А куда слетать-то? Я тоже вас попросить хотел…
— Слетать-то? А вот к девчатам-ночникам бы и слетал?
Есть! К ночникам! А что это у майора глаз такой хитрый?
— Лутошкина! Ефрейтор Лутошкина! — заорал майор Россохватский. Да-а, интеркома здесь еще не придумали. Обходятся просто – если напрячься, — то не только до ефрейтора Лутошкиной можно докричаться, в Москву суточную сводку передать можно!
Дверь приоткрылась, и в дверную щель влезла рыжая прическа с двумя веселыми глазами под выщипанными в дугу бровями.
— Я, товарищ майор!
— Вижу, что "я"! Ты пакет-то подготовила?
— Так точно! Подготовила!
— Ну так передай его капитану. Он и слетает к соседям. Заодно, Витя, и пообедаешь там. Девчата гостеприимные, обязательно тебя покормят.
— Ефрейтор Лутошкина! Звони соседям – летит, мол…
— Есть звонить соседям, товарищ майор!
Что-то мне эта сцена подозрительно напоминает… А напоминает она мне репетицию второго состава актеров Театра юного зрителя! Ну-ну, товарищ майор! Не Станиславский я, говорить "Не верю!" — я не собираюсь! Наоборот – верю! Верю и ценю вашу заботу о людях.
— Ефрейтор Лутошкина! Давай пакет, ефрейтор.
Оставив сидор с вещами прямо в штабе, я схватил пакет и, позвонив на стоянку, чтобы мне подготовили самолет, выскочил на воздух. Как раз и машина свободная была под рукой.
— Давай! На стоянку первой эскадрильи подбрось!
К самолету я подъехал одновременно с подошедшим техником, который тащил летный шлем и парашют.
— Витя! Привет! Поздравляю тебя со звездой Героя!
— Тоха! Спасибо! Ну, как ты тут? Давай – помогай мне нацепить этот мешок…
Накоротке перекинулись несколькими фразами, и я вновь в кабине своего истребителя.
Ну, здравствуй, Дедушка! Я взволнованно провел рукой по приборной доске, покачал ручку управления, погладил рычаг оборотов мотора. Самолет отозвался теплом нагретой солнцем кабины, знакомым запахом бензина и сгоревшего пороха.
— К запуску!
— Есть, к запуску!
Так, сжатый воздух, чуть качнуть топлива, кнопка запуска… Пошел… Мотор чихнул клубами дыма, воздушный винт судорожно провернулся, еще раз, снова – " Апчхи-и!" Толчок, самолет вздрогнул и затрясся. Мотор заревел и вышел на нужные обороты. Погоняв его с минуту на разных режимах, я махнул рукой – "Колодки убрать!" Короткая рулежка, разрешительный взмах флажками выпускающего, разбег – и я в воздухе…
***
Лететь до соседей было всего ничего – километров пятнадцать. Аэродромчик у них был небольшой, тихий такой. Знать не будешь – никогда не найдешь. Они ведь, что придумали? Работают-то девчата в основном по ночам, так вот, чтобы немцы им днем спать не мешали, они так маскировали самолеты, что в двух шагах пройдешь, а стрекоталки их и не увидишь. Да еще на взлетной полосе придумали устанавливать срубленные молодые деревца в специально выкопанные лунки. Раз – и нету взлетной полосы! А есть лесополоса! Вот, мастерицы камуфляжа! Что и говорить – молодцы девчата!
Меня ждали, майор ведь приказал позвонить, и деревца успели убрать. Впрочем, только я сел, их выставили обратно. Дисциплина и скрытность, а как же!
— Девчата, куда идти? Пакет вот мне велели передать!
— Сейчас, товарищ капитан! Во-о-н, к вам старший лейтенант уже бежит. Она и проводит.
Бежала ко мне царевна-лебедь…
— Ну, здравствуй, Катюша! Здравствуй, моя радость!
— Здравствуйте, товарищ капитан!
— Катя, да ты что? — я немного обалдел. — Ты что? Не рада?
— А чему мне радоваться, товарищ капитан? Почти месяц ни привета, ни ответа…
— Катя, побойся бога! Я же в Москве, в командировке был. Тебе что, не передали, что ли, ребята? Ну, я их…
— Не сердись, Витя. Сказали мне твои ребята… А я вот подумала – а что же ты сам мне не сказал?
— Да я не хотел тебе на глаза попадаться… Со своим глазом-то подбитым. Вот такая опухоль была. Вылитый Карабас-Барабас!
— Эх, Витя-Витя! Здоровый вымахал, а дурной! Не испугал бы меня твой глаз… А вот то, что избегал ты меня…
— Катя!
— Ну что – Катя… Ладно. Что прилетел-то?
— Да вот, пакет…
— Пакет? А ты вскрой его, Витя…
Я недоумевая посмотрел на пакет, на Катю, снова на пакет. Потом подцепил пальцем уголок пакета и дернул. В нем лежала тщательно разглаженная и уложенная дивизионная газета…
— Катя, ну – прости меня, Катя! — я бросил злополучный пакет на крыло, шагнул вперед, обнял и поцеловал девушку в приоткрытые, ждущие губы. — Я люблю тебя, Катя! Прости…
***
В общем – получил я прощение… А потом и поцелуй…. И как это женщины так могут устраивать, что как бы мы, мужики, ни поступили, – а все равно остаемся виноватыми? Вот, летучее племя! Я, конечно, имею в виду, что все женщины – ангелы! Как минимум – феи… А вы что подумали? О метле вспомнили? Кх-м-м, да… Тоже – летают, ведь… Да чуть и не большинство, если разобраться… Но – т-с-с! Об этом – молчок!
Сменившая гнев на милость царевна-лебедь незаметно забрала пакет, а потом повела меня обедать… Обед под ее пристальным взглядом не шел. Абсолютно. Потом поем. А сейчас надо чаровать и голубить…
— Царевна, а вот, посмотри… Нравится?
— Что это, Виктор? Это мне? А зачем?
Вот, прости меня, Отец воинов, – бабы! То – "не любишь!", то – "зачем это"? Как зачем? Чтобы понравиться тебе, вот зачем! Чтобы заохала ты, чтобы глазки засверкали… Хотя – да… Это я здорово промахнулся. Лет этак на шестьдесят. Другие здесь пока девушки, не те, которых я знал в молодости. Те, считай, скромницы были, а эти… эти вообще – монашки… Ни косметики у них нет, ни белья красивого, ни цацек всяких… Нет, конечно, старший лейтенант Лебедева хорошую косметику, красивое белье и бижутерию, наверное, уважает. Или так думает. Да вот беда – нету ни того, ни другого, ни третьего!
