Роженица в очередной раз жутко закричала, в произвольной форме трёхэтажным матом разъяснив, что она думает про акушерок, предлагающих ей тужиться активнее.

Гита нахмурилась:

— А у нас последние две мамаши родили легко и быстро!

— Поздравляю, — огрызнулась Арина, — а мне везёт — четвёртые роды и все затяжные. Мамочки все как на подбор старородящие, так ещё и упорно отказываются от кесарева сечения, хотя вон та, — она показала на откровенно немолодую женщину на кушетке в углу, — могла бы давно отправиться в послеродовое отделение!

— А ты прям эксперт!

— Не забывай, я — врач, но по своей воле в роддом работать никогда бы не пошла! Не представляешь, как я скучаю по моим маленьким пациентам. Как они там без меня? Надеюсь, с новым врачом им повезло…

— Смотри, — перебила Гита, кажется, начинается!

Таинство и, правда, началось. Женщина снова закричала. Стало ясно, что сил у неё совсем не осталось, она кричала протяжно с каким-то отчаянием, подвыванием. Немолодой врач сделал небольшой разрез скальпелем, и головка ребёнка вышла прямо ему в ладонь. Мамаша задышала чаще — почувствовала, что осталось совсем чуть-чуть. Ещё одна схватка и вышли крошечные плечики. Седой врач был сосредоточен, он аккуратно провёл рукой, освобождая ручки младенца, и осторожно вытянул его наружу. Как и все новорожденные, ребёнок больше напоминал инопланетянина, чем человека — синий с заплывшими глазами, неестественно большой головой и крошечным телом. Врач ловко вынул изо рта малыша комок слизи, пережал пуповину и легонько шлёпнул по синей попке. Малыш молчал. Медперсонал заметно напрягся. Врач нежно, но настойчиво провёл рукой по телу младенца (своеобразный массаж) и снова хлопнул по попке. Новорождённый нехотя причмокнул губами и заверещал. Все вздохнули с облегчением. "У вас мальчик" — сообщил врач. Мамаша заплакала от счастья, принимая ребёнка к груди. Яркий свет пролился сквозь окно, хотя был уже закат и окна выходили на восточную сторону.

— Вот оно, — шепнула Гита, хотя их бы и так никто не услышал — в больнице не было медиумов.

— Пожалуйста, пусть это будет Великая мать, я не перенесу ещё одни роды! — взмолилась Арина.

Подруг обдала волна вселенского восторга! Всё вокруг наполнилось светом, ярким, но не ослепляющим, а тёплым, мягким, как руки мамы. Света становилось всё больше и больше — он заполнил собой всю родильную, где не осталось ни намёка на тень. Свет и счастье. Счастье и свет! Абсолютная гармония. Хотелось раствориться, слиться с этим совершенством, которое невозможно в мире живых. Девушки зажмурились, как котята, греясь в райских лучах, соприкоснувшихся в этот момент с землёй. Свет всё лился и лился, его потоки можно было даже услышать: они шелестели, окутывая новорождённого, провожая в это крошечное создание с небес на землю чистую душу. Наконец, как ударная волна при взрыве, во все стороны выплеснулся океан невозможной, беспричинной радости. Все клетки взорвались удовольствием.

Экстаз.

Волшебство завершилось.

Даже живые женщины, находящиеся в палате, почувствовали, что произошло нечто необыкновенное. У всех на ресницах дрожали слёзы. Гита и Арина обнялись, без причины, потому что вместе легче, приятнее встречать счастье. Вернулись ранние сумерки. Над телом малыша замер плотный туманный кокон — душа, предназначенная крошечному телу.

Как и в прошлые и позапрошлые роды девушки затаили дыхание, до последнего не веря, что произойдёт что-то ещё, но, как и в прошлые разы, выдержав долгую паузу, из-под кушетки роженицы показалась толстая лохматая лапа. Следом за край кушетки зацепилась ещё одна и ещё. В конце концов, на поверхность вынырнуло крупное белое тело.

Ткач жизни.

Арина успела немного привыкнуть к внешности ткачей, но каждый раз вздрагивала при их неожиданном появлении. Ткачи напоминали тарантулов, размером со среднего человека. Вообще-то они напоминали пауков условно, во всяком случае, она, которая на дух не переносила насекомых и неделю мучилась кошмарами, если видела в кино нашествие муравьёв и иже с ними, могла смотреть на них вполне спокойно. Ткачи были белыми, точнее совершенно белыми — седыми. Их тело покрывал густой чистый, нежный мех. Три длинные суставчатые лапы поддерживали тело, двигаясь осторожно, но чересчур медленно. Самая мерзкая часть пауков — головогрудь у Ткачей отсутствовала. Сразу после большого брюшка со странным символом на шерсти, напоминавшим букву "t", у них находился перешеек, к которому крепились ноги, заканчивающийся вполне человеческим торсом с лишней парой очень нежных рук с тонкими длинными пальцами, как у пианистов, шеей и головой. Что действительно давалось Арине с трудом, так это смотреть в лицо странных созданий. Оно походило на человеческое лишь овалом. На нём не было ни рта, ни носа, ни ушей, только короткий мех, как стрижка "полубокс" и два огромных сетчатых глаза, таких же эфемерно белых как всё тело.

Ткач жизни на какое-то время завис, прям над кормящей матерью и спящим ребёнком — внимательно изучал чадо, затем протянул четыре руки и слегка прикоснулся к кокону с бурлящей внутри душой. Затем он осторожно, чтобы никого не задеть переместился к изголовью, а потом без труда поменял плоскость, переместившись на стену. Ничуть не испытывая проблем с силой тяготения, он двигался по стене так же проворно, как по кровати. Нижняя левая рука коснулась ребёнка, правая верхняя души, в одной из оставшихся рук блеснула тонкая нить, переливающаяся на солнце всеми цветами радуги. Арина знала этот блеск: такие же нити разрубила своей косой Смерть, когда убила девочку-медиума на базе. Она догадалась сразу, лишь увидев первого Ткача, что эти создания полные антиподы демонов смерти. Ткач на стене начал быстро-быстро орудовать свободными руками натягивая нити между младенцем и его душой. Кокон с дымным содержимым опускался всё ниже, пока не прикоснулся к коже малыша, который заворчал во сне. Нить сверкала в воздухе. Как сквозь иглы проходя сквозь длинные ногти существа, она крепко связывала душу с телом — сшивала часть потустороннего мира с миром живых, давая жизнь новому человеку.

— Это завораживает, — пробормотала Гита, следившая за каждым движением странного существа. — А ты знаешь, что когда ребёнка помоют в тех местах, где до него коснулась игла Ткача, появятся маленькие родинки?

— То есть к конопатым людям они пришивают душу швейной машинкой? — ухмыльнулась Арина.

— Не знаю… А ты видела у них машинки?

Арина уже пережила первые восторги от процесса, поэтому охладела к нему:

— Гита, давай не будем отвлекаться! Осталось сорок минут до того как наши тела погибнут и мы сможем любоваться на чудеса в роддомах целую вечность! Не знаю как ты, а я хочу ещё немного побыть обычным, ну, или почти обычным человеком! Факт есть факт — это опять не Великая мать, нам снова не повезло и я уже начинаю сомневаться в том ли мы месте, где нужно.

— Давай спросим у него, может быть, он знает, когда проявится Великая мать?

— Я спрашивала уже у четверых Ткачей — толку ноль, скорее всего они вообще нас не слышат или не понимают!

Гита явно пребывала под слишком сильным впечатлением, она не слушала, подошла к кушетке, заговорила:

— Уважаемый Ткач, ты — проводник чистых душ в мир смертных, прошу, внемли мне, ведомо ли тебе время явления вашей великой предводительницы?

Ткач не обратил на неё ровным счётом никакого внимания. Он как раз закончил своё дело, завязав блестящую нить красивым бантиком на крошечном плечике малыша, спустился на пол и, видимо, только теперь заметил Гиту — удивлённо склонил голову на бок, как собака, дотронулся до неё пальцем.

— Ай, — взвизгнула Гита. По её призрачному телу пробежала рябь, как по воде.

Ткач видно задумался, но спустя мину так ничего и не придумав, пожал плечами и полез под кушетку.

— Постой, пожалуйста, ответь! Это очень важно! — кинулась за ним Гита, но под кроватью уже никого не было.

Ткачи приходили неоткуда и уходили в никуда.