— Хорошо. И что мы теперь будем делать дальше? С кем разговаривать?

— Ты еще хочешь с ними говорить? О чём?

Пэм задумалась.

— Не знаю… — неуверенно выдала она. — О колонистах, например.

— Их это не волнует. Вот прилетят люди, тогда и будут разбираться. Хотя, конечно, в чем-то ты права. Можно расписать все ужасы прилета землян. Ну-ка, ну-ка.

Вадим взял копье покрепче и пошел к центру поселка, оставив растерянную Пэм у шатра, рядом с трупом старика-сельвана.

Памела оглянулась в поисках приветливого лица. Однако выражения лиц аборигенов не поддавались отождествлению, и девушка спросила у ближайшего сельвана:

— Что у вас делают с мертвыми?

Абориген наклонил голову набок и издал долгий клацающий звук. Переводчик среагировал не сразу.

— Отправляют в последний полет, — и тут же поправился: — Возможно, местное идиоматическое выражение.

— Не думаю… — и тут же снова обратилась к сельвану: — Где начало полета?

Абориген ткнул копьем в край обрыва, с которого спустились люди. Памела посмотрела. Нет, вряд ли она сможет подняться наверх с телом. Если подняться одной, то старика всё равно не втащить, даже на веревке. Но ведь в любом случае, мертвый не полетит.

— Скажи, как это происходит? — Пэм никак не отпускала сельвана.

Тот разразился негодующим клекотом, суть которого заключалась в том, что элементарные вещи знают все. Что рассказывать он не имеет ни времени, ни желания. Что общаться с ней — утрата статуса в племени. Что…

— Я поняла. Что нужно сделать? Или старик так и будет разлагаться в шатре посреди поселка?

Сельван сразу замолчал.

— Я помогу тебе, — наконец, сказал он. — Только потому, что мой шатер — рядом. Все засвидетельствуют, что я был принужден так поступить.

— Да-да, именно так.

Сельван вошел в шатер. Осмотрелся и сказал:

— Возьми нож. Отрежь ему крылья.

Памела сглотнула. Резать разумного, даже если он мертвый… Она же не работник морга. И не врач-патологоанатом.

Конечно, можно представить, что она разделывает курицу. Да-да, курицу, которая бегала, а теперь ее надо засунуть в холодильник. Иначе не лезет. Курицу, которая разговаривала. Памелу чуть не стошнило, когда она вспомнила, что делают с курицей из холодильника. Лучше такого слова даже не говорить. Нет такого слова. Сейчас она просто отрежет крылья. Смотреть надо на перья. Да, на перья. Они красивые… Сейчас она их испачкает.

Пэм приложила лезвие к плечу сельвана и с силой надавила, одновременно выламывая крыло из сустава. Нож легко отделил крыло. Тут же Пэм обошла труп и таким же движением отрезала второе крыло.

— Хорошо, — сказал сельван. — Возьми вон тот сверток и привяжи к нему крылья.

Памела послушалась. В голове гудело, и собственные движения казались неестественными и отрывистыми. Перед глазами рябило. Но, видимо, привязала она правильно, потому что сельван не стал поправлять. Когда Пэм закончила, абориген сказал:

— Бери и неси.

— А как же тело?

— Всё сгорит.

Пэм пожала плечами — ей уже было всё равно — подхватила сверток с примотанными крыльями и пошла вслед за сельваном, боясь одного: потерять удаляющуюся рывками спину.

Они взошли на кромку котловины, и только теперь девушка пришла в себя. Она сняла маску и глубоко вдохнула горячий воздух. Здесь, на берегу, он был не таким сухим, как на станции, так что Пэм даже не закашлялась. Потом она опять надвинула маску на лицо и принялась послушно выполнять указания аборигена: как разложить, куда направить, с какой силой бросать.

— Что бросать?

— То, что ты принесла.

— Понятно.

Памела тяжело села на песок.

— Вставай. Тебе надо успеть, пока солнце не зашло. Поднимется ветер.

Пэм подчинилась, поднявшись на трясущихся ногах. Руки не слушались, и девушка с минуту сжимала и разжимала пальцы. Наконец, ей удалось совладать с мышцами. Памела откинулась назад, а потом с силой швырнула сверток в белесо-багровое солнце.

Крылья раскрылись и плавно понесли сверток к океану.

— Если долетит до воды, его душа сольется с другими.

— А если нет? — хрипло спросила Пэм.

Сельван повернулся к девушке.

— Если нет, его долги перейдут на тебя.

Солнце почти ушло за горизонт, когда синие крылья донесли сверток до воды, чиркнули по волнам и опрокинулись, утопая. Памела вздохнула и взглянула на сельвана. Тот не двигался, чего-то ожидая.

Сильный порыв ветра с моря едва не бросил девушку на песок, заставив отступить. Сельван же напротив, вытянулся, распахнул крылья, словно ловя ветер, и заклекотал мелодично и пронзительно. Переводчик промолчал.

— Что было в свертке? — спросила Памела.

— Кто знает… Каждый сельван кладет туда свое. То, в чем содержится его душа. Кырхыс был слишком стар, чтобы с ним разговаривать об этом. Пошли вниз.

Они начали спускаться, и Пэм стало казаться, что сегодня она только и делает, что идет, бесконечно и бесцельно, по сухому тонкому песку, в котором вязнут ноги. Ей казалось, что это сон, в котором точно знаешь, что никуда не придешь, но всё равно переставляешь ноги, потому что упасть еще страшнее, чем не дойти.

Сельван подвел Памелу к шатру Кырхыса, сунул ей в руку палку со смолистым концом, от которого шел удушливо-приторный запах, и сделал перечеркивающий жест. Пэм посмотрела вокруг и спросила:

— Соседей не спалим?

— Зажигай.

Памела пожала плечами, достала универсальную зажигалку и подожгла факел. Подождала, пока тот разгорится, и поднесла к стенке шатра, в котором лежало тело сельвана.

Шатер сгорел быстро. Пламя поднялось вверх по стенам, выжигая ткань, а потом опало, когда нечему стало гореть. Тогда шесты каркаса подломились и рухнули внутрь, на кучку серого пепла. А Пэм смотрела и смотрела, не в силах отвести взгляд, и не понимая, что делает здесь, зачем пришла.

Потом она отвернулась, села на песок и попыталась проанализировать то, что узнала. Да, не совсем обычное общество, хотя для низшей стадии развития, может быть, и вполне логичное. Обряды, пусть и несколько тошнотворные, но достаточно приемлемые для такого общества. Но жить среди аборигенов? Нет уж. Она не ксенобиолог и не контактёр. Узнала кое-что, так теперь это знание нужно донести до специалистов. Найти Вадима и возвращаться на станцию. Кстати, чего он ушел? С какой целью? Где он?

Словно услышав ее безмолвные вопросы, из темноты появился Вадим, отряхивая руки, хотя на них ничего не было. Памела заговорила с ним о возвращении, но Вадим отмалчивался. Минут через пять Пэм заметила, что в той стороне, откуда он пришел, началось непонятное бурление: шум, крики, клекот, суета. А потом всё это начало двигаться в их сторону. Шум усиливался, угрожал.

— Нашли, — ощерился Вадим.

— Что нашли?

— Что-что? Тело.

— Какое еще тело? Ты о чем?

— Поспорил тут с одним крылатым. А кто прав в споре? Тот, кто сильнее.

Памела задохнулась.

— Ты что, опять убил?.. Ты что творишь, гад!

— Ну-ну, тихо. Не до ругани. Тут ты права — надо возвращаться. Не будут же они ночью нас преследовать… Что встала? Желаешь познакомиться с копьями местных жителей?

Вадим направился к склону и стал быстро подниматься, не обращая внимания на Памелу. Девушка заспешила за ним, почти уверенная, что сельваны, не найдя Вадима, смогут выместить свое неудовольствие и на ней, подвернувшейся им под крыло.

Пэм выбралась на кромку котловины и легла, пытаясь отдышаться. Она видела, как уходит Вадим, но не торопилась догонять его. К тому же, он шел совсем не в сторону станции. Еще заблудится в пустыне, где нет ориентиров. Заблудится и пропадет.

Вадим посмотрел на лежащую девушку и повернул обратно. Пока он подходил, Памела успела отдышаться и встать на ноги.

— Куда идем? — спокойным тоном спросил Вадим.

— Я — на станцию.

— Намек, что меня с собой ты брать не собираешься?

— Не собираюсь.

— Прискорбно, — Вадим скривил лицо в притворной гримасе сочувствия. — Наверно, ты забыла, что я свободный человек.