— А повернуть?
Астахов думает. Долго думает. Тычет пальцем в сенсоры компа.
— Да. Площадь поражения уменьшится. Только чем вертеть-то?
— Платформа…
О, да! Дмитрий Сергеевич сражен. Он быстро-быстро вводит данные, нетерпеливо подгоняет комп, чтоб тот скорей обсчитывал и выдавал результат, и удовлетворенно отталкивается от пульта. Решение найдено. Теперь надо действовать. Пятидесяти минут достаточно.
— Так. Вы тут сидите, а я побегу платформу установлю в нужное место. Двадцати минут явно хватит на туда-обратно. Всем ждать.
И бригадир почти мгновенно скрывается в шлюзе.
Сегодня всё удается. И именно так, как задумывалось. Я вижу на экране, как платформа резко отрывается от борта, проходит по синусоиде и чуть ли не пробивает сеть. Интересно, какие перегрузки выдерживает бригадир? Остается надеяться, что сейчас он их не превысил. Передающих камер в том месте нет. Изображение идет с главной, стоящей на нашем контрольном пункте. Даже при максимальном увеличении плохо видно, что делает Астахов. Похоже, выбирается с платформы, как-то закрепляет ее и летит обратно на ранцевых двигателях скафандра! Такой фокус не каждый проделает. Унесет в сторону от цели — никто не найдет и не поможет. Будешь вечно лететь к центру Галактики или ее краю, пока не сгоришь случайно в какой-нибудь звезде. Или упадешь на молодую планету. И если скафандр не сгорит в атмосфере, то уж наверняка расколется на раскаленных камнях, разбрызгивая органику по новому миру. Еще может не хватить топлива на торможение, и ты пролетишь в нескольких сантиметрах от цели, пытаясь дотянуться рукой до такой близкой поверхности. Кто тебя поймает? Кто вернет в маленький пузырек воздуха на орбите? Такой ненадежный, если смотреть на него из глубины космоса, и такой родной, если быть внутри его…
Удар по обшивке, и становится ясно, что Астахов не промахнулся.
— Ну, как вы здесь без меня?! — бодро кричит бригадир, едва выплыв из шлюза.
— Не соскучились, — огрызаюсь я. Тридцать минут до удара. Десять минут, чтобы покинуть сеть. Стоп! Что значит "покинуть"? Мы же остались без средства транспортировки! Я тянусь включить связь со станцией и останавливаюсь. Зачем? Они всё равно не успеют прилететь за нами.
Нет, мне не страшно: я еще не осознал риск. Страх придет тогда, когда уже нельзя будет изменить ситуацию и останется лишь надеяться на то, что ни один из осколков не достанется тебе. Наверняка, большую часть поймает сеть. И что тогда будет с защитой, когда четыреста тысяч тонн глупости, как выразился Астахов, ударит по сети? А ничего не будет. Защиты не будет. От нее практически ничего не останется — нити полопаются. И что толку поворачивать сеть? А она поворачивается. Это не видно, но чувствуется.
— Дмитрий Сергеевич, уберите секторы на сети, — говорю я, как о чем-то обыденном, о том, что начальство хотело, но позабыло сделать, потому что подчиненные не напомнили.
Астахов думает о своем и отвечает неторопливо, будто всё уже давно закончилось. Не закончилось. Еще ждать и ждать.
— Свернуть все секторы? Сразу? Невозможно. Программа не позволяет. Только десять процентов.
— Отключить программу?
— Она на жизнедеятельность завязана. Чем дышать будем?
— Вручную?
— Как вручную?! Лезть на борт и отцеплять?!
— Вот именно…
Астахов некоторое время смотрит на меня, морщится, а потом неуверенно тянет:
— Ты пойдешь?..
— Пойду, — резко отвечаю я. — А вы останетесь. Контролировать будете.
— Мы пойдем, — говорит Тинта. — Помогать. Один — не успеешь. План понят.
— Вот и помощницы, — радуюсь я, — а вам, Дмитрий Сергеевич, общим руководством заниматься. И, кстати, не забудьте десять процентов программно свернуть.
Астахов с досады машет рукой, но возразить не может. Двадцать минут…
Хорошо, что я не снимал скафандр. Хорошо, что успел до отказа заполнить баллоны кислородом из запасов пункта. Хорошо, что навыки работы в невесомости я давно отработал. Хорошо, что у меня есть помощники — разумные, которые четко представляют цель и знают, что делать. Плохо всё остальное. Времени до обидного мало. Подлетит рой, ударит камешком в темечко, и меня перестанут волновать проблемы сохранения сети. Меня перестанет волновать вообще всё. Наверно, я буду абсолютно спокоен. И даже не буду видеть снов. Например, таких, как сейчас…
Я мотаю головой внутри шлема, стряхивая наваждение. До покоя далеко. Кислородное голодание пока не грозит. Нужно работать, а не растекаться мыслями. Нас выносит из наблюдательного пункта, мы разворачиваемся, и каждый из нас устремляется к своим секторам — отцеплять сеть от направляющих нитей. Как — бригадир подскажет. И первый раз, и второй. На третий уже не надо. Постепенно появляется автоматизм движений.
Убрать фиксатор, выдрать крепление и сразу отпустить угол. Упругий материал моментально сжимается, и сектор сворачивается в рулон, устремляясь к наружному краю сети. До свидания.
Магнитные крепления на страховке держат надежно. Шаг в сторону. Следующий сектор. Фиксатор, крепление, отпустить. Гланг не видно — они заслонены корпусом пункта. Астахов так и не сказал, сколько в этой сети секторов. Не говорит — сколько у нас времени. Не говорит — какие сектора подвергнутся максимальному обстрелу. Какова прогнозируемая площадь поражения. Много чего он не сказал и не скажет. Я не спрашивал.
— Тинта, отстаешь, — слышу я голос бригадира. Меня он почему-то не подгоняет. Не хочет расстраивать? — Пять минут на работу. Не старайтесь убрать всё. Сколько успеете.
Это правильно. Только успеть надо больше. Больше, чем можешь. Больше, чем хочется. Больше. Еще и еще. Скорее. Самоконтроль. Четкость. Не думать о постороннем. Вообще не думать. Существует только сеть. Ничего кроме. Ни мутного пространства открытого космоса, ни радужных всполохов на сворачиваемых секторах, ни странных белых вспышек перед глазами…
Голос бригадира в наушниках раздается как всегда неожиданно.
— Первые камни. Будьте внимательны.
— Они с какой скоростью летят, Дмитрий Сергеевич?
— Десять километров в секунду. Комп пишет.
— Мы ж их даже не увидим, если они мимо пролетят. А если не мимо — тоже не увидим. Смотреть нечем будет.
— Если попадут — увидишь… — мрачно пророчествует Астахов. — Ты — не такая уж и крупная цель. Сеть гораздо больше тебя. Гораздо… Так. Достаточно. Уходите. Немедленно. Быстро.
Что ж, прямой приказ бригадира. Я отцепляю последний сектор и плыву к шлюзу. Гланги уже там — ждут меня. Мы возвращаемся в наблюдательный пункт. Его стены — слабая защита от осколков астероида, но лучше уж такое убежище, чем никакого. Втискиваемся в шлюз, и я опять поражаюсь, как гланги могут без видимого вреда для себя находиться в открытом космосе. И не просто находиться, а еще и работать.
Однако сейчас мне не до ксенологических изысков. Закончится смена, тогда этим и займусь. Как бы она не закончилась.
Контрольные огоньки успокаивают: с наблюдательным пунктом всё в порядке. Будем надеяться, что так и останется до самого конца. Будем наивными. Наивным быть просто и хорошо.
Астахов висит перед пультом. Лицо у него красное, распаренное, капельки пота стеклянными бисеринками липнут к волосам. Он тяжело отдувается. Видно, что пришлось ему несладко. Сил почти нет. И он даже отвечает на мой вопрос "что случилось?".
— Со станцией говорил, — бригадир пробует залезть пальцами за горловую манжету скафандра и морщится, потому что до тела никак не добраться. — Мозги мне компостировали. Насчет поведения. Выговором не отделаюсь. Ну, если живым останусь.
Астахов подхихикивает. Он явно не верит в возможность скоро распрощаться с жизнью и выговор для него — самое страшное из того, что наверняка произойдет.
— Как рой пройдет, обещали сразу катер прислать. Для эвакуации. Так что платформу не придется отстыковывать. Еще остановить обещали. Когда полный круг сделаем. Потом помогут обратно сектора натянуть. Так что всё нормально.
