Астахов бодро колыхался, поджидая меня у шлюза. Магнитные держатели стыкуют к обшивке надежно, но остойчивости не добавляют. Стоит задеть за перегородку, как начинаешь раскачиваться вокруг точки крепления. К этому быстро привыкаешь. Бригадир спокоен, на часы не поглядывает демонстративно. Значит, не сильно я задержался, запас времени есть.
Способность быстро залезть в скафандр для наружных работ у меня уже на уровне условного рефлекса. Даже на хронометр смотреть не надо — и так чувствую, на сколько секунд дольше норматива вожусь. Для меня сейчас главный навык — работа в скафандре, потому что ни на что другое не гожусь: опыта нет. Вася и так всё свободное время на меня тратил: вдалбливал искусство выживания в космосе. До обучения монтажу дело не дошло. Может, есть какие курсы повышения квалификации? Прямо здесь, на месте, чтоб далеко не лететь. Должны же быть. Технологии на месте не стоят. Легче сюда одного наставника привезти, чем всю бригаду на Землю гонять. Хорошо бы, чтоб так и было. Жаль, раньше не сообразил, до начала работы. Ничего, смену отработаю и всё разузнаю.
Астахов удовлетворенно хмыкает по рации, мы залетаем в шлюз и закрепляемся на платформе.
— Далеко лететь? — интересуюсь я.
— Недалеко, — голос у Дмитрия Сергеевича сух и официален. — Тридцать километров. Ты с платформой умеешь обращаться?
— Пробовал… Не так чтобы очень.
— Да, уж. Будет время научиться… Приготовиться к старту…
Тут же пошел обратный отсчет низким женским голосом командной системы: "Пять, четыре, три…" На "ноль" нас выдувает из шлюза.
Первое, что происходит, когда покидаешь борт, — потеря ориентации. Жилой блок — внизу. Это помнишь, но не видишь его. И сразу возникает мысль, что вдруг он не внизу, вдруг тебя несет куда-то вбок, и ты никогда не вернешься обратно. Не видно местного солнца — оно за спиной. Не видно звезд и планет, только тусклая муть перед глазами. Пытаешься напрячь зрение, кажется, что стал внезапно плохо видеть. Кружится голова, и всё начинает вращаться…
Единственный способ прийти в норму — найти ориентир. На самом деле это легко: достаточно скосить глаза вниз и посмотреть на себя. Теперь ты — центр мироздания. Точка отсчета. Начало местной системы координат. Первый этап пройден.
Второй ничем не лучше. Ты знаешь, что движешься. И знаешь, что направил тебя автомат. Но куда? Где цель? Ты едва можешь ее разглядеть и совершенно непонятно — сколько осталось лететь до нее. Невозможно определить расстояние. То кажется, что достаточно протянуть руку, как упрешься в маленькую паутинку, то наступает полная уверенность, что никогда не удастся преодолеть эти миллионы километров до безумно громадного объекта.
Как обычно, истина посередине. И это не первый мой выход в открытый космос. Так что восприятие вскоре становится адекватным. Жаль, я не спросил у Астахова — сколько времени лететь.
— Мы на наблюдательный пункт летим, — голос бригадира в наушниках звучит неожиданно. Он продолжает бесконечный монолог, отвечая на вопрос, который я не задавал. — Скоро будем. Сначала, конечно, доклад о состоянии сети. Потом — войдешь в курс дела. Мы тебя немного поконтролируем, на всяких задачках погоняем и дальше самостоятельно трудиться будешь. Сам себе голова. Быстро вникнешь. Вижу, ты парень умный.
Я молча соглашаюсь с Астаховым. Кто ж будет возражать? Да и некогда — мы уже подлетаем. Сейчас главное — внимание. И чтоб ошибок не наделать.
Включаются тормозные двигатели, и платформа мягко пристыковывается к борту. Астахов снимает крепления, отталкивается от поверхности платформы и точно подлетает к шлюзу.
— Ты так не делай, — предупреждает он, — без страховочного троса в открытом космосе не перемещаются.
— Знаю, — бурчу я, крепя магнитный захват троса к платформе и только потом отстегиваясь. — Я сейчас. Сейчас буду.
Отталкиваюсь, лечу к пункту наблюдения и на середине пути выстреливаю второй трос, который примагничивается рядом с Астаховым. Тут же первый отсоединяется от платформы и сматывается мне на пояс. Удобный способ, ничего не скажешь.
— Как там у вас, на пункте? — спрашиваю я. — Как атмосфера? Температура? Давление?
— А ты скафандр не снимай. Пока. То есть, пока смену не примешь. Мало ли у них какие неполадки. На гланг не смотри — они и в вакууме себя нормально чувствуют. Это только мы, люди, существа нежные. Другие разумные гораздо лучше к жизни приспособлены. Ты, к борту присоединяйся, не скромничай. Нечего запасы скафандра тратить, мало ли что случится. Нет, конечно, ничего не случится, это я так. Но технику безопасности никто не отменял. Она ж для нас написана, чтоб нам жилось комфортнее и, главным образом, дольше.
Астахов закрывает наружную дверь шлюза, выравнивает давление, и мы входим внутрь сетевого наблюдательного пункта. Три рабочих кресла с консолями. Приборы наблюдения и контроля по стенам. Минимум свободного места. И двое разумных. Не людей.
— Вот и гланги. Познакомься. Это — Тинта. Это — Рисса. А это — Клим, теперь наш напарник. Первое дежурство у него. Так что эту смену я с вами проведу, девочки. Введу начинающих в курс дела, так сказать. А там уж вам без меня работать придется.
— Данные получены, — доносится из транслятора, прикрепленного на туловище одной из гланг. Еще на туловище, прямо на кожу, приклеена личная карточка с именем. Наверняка, чтобы люди их не путали.
— И что мне делать? — спрашиваю я.
— Да. Делать. Следить за контрольной аппаратурой и, если что не так, немедленно принимать меры.
— Это понятно. Но какие меры? И что конкретного может произойти не так?
— Отказать программное обеспечение. Тогда нужно вызывать настройщика, чтобы он программу обратно работать заставлял. Еще могут ловушки для пыли переполниться. Хотя мы их два дня назад чистили. А вообще их раз в неделю чистят. Если где-нибудь сеть повредится, то сразу лампочки над вот этими датчиками загорятся — чтоб их заметнее было. А вообще — инструкция есть. У нас Рисса — главная по инструкциям. Если что непонятно, у нее спрашивай.
— Я отвечу, — говорит гланга.
Судя по всему, работа — чистая формальность. Особенно для новичка. Однако и с ней можно не справиться, если каких-нибудь тонкостей не знать. Нажмешь на неизвестную кнопочку, а это "аварийное катапультирование" или еще чего похуже. Поэтому я всегда предпочитаю расспросить, что получится, если сюда нажать. А если сюда? А вот так? Ну, да, сразу на все. Защита есть? От дурака? Надежна? Кем проверялась?
Когда вот так несколько часов порасспрашиваю, тогда у меня полное понимание получается и уверенность, что не отправлю всех в глубины космоса, например.
— Ну, ты и дотошный, — в голосе Астахова слышится уважение. Он негромко беседует с Тинтой, лишь изредка посматривая на то, как я мучаю Риссу. Хотя я могу и ошибаться, и гланга вовсе не мучается, а развлекается, отвечая на глупые вопросы простака. Эмоциональный фон, который транслятор передает, благожелателен. Сердись Рисса, это чувствовалось бы в ее ответах. Земная техника передает злость и раздражение так, что их узнать легче, чем другие эмоции.
От обращения с контрольной аппаратурой мы постепенно переходим к устройству самой сети. Наблюдательный пункт — далеко не главная ее часть. Сеть устроена слишком сложно для непрофессионала.
Гланга удивляется, когда слышит от меня это признание:
— Как ты сюда попал? Чем раньше занимался? Чем после заниматься будешь?
Личные вопросы. Странно, что заданные Риссой, они не вызывают во мне протеста. Может, дело в том, что она не человек?
— Жил. Просто жил. Ловил рыбу. Катал туристов на катере. Любил девушку… А как попал — самому не понятно, и никто не объясняет. Наверно, тоже не знают, — я спокоен, словно рассказываю о знакомом, но постороннем мне человеке. О себе.
Гланга наклоняет ко мне пучок верхних щупалец и смотрит.
— Тинта и Рисса ответ искать будут, — наконец говорит гланга. — Каждый разумный должен знать то, что он хочет знать.
