Сам Матюшкин проделал путь от Кронштадта до Камчатки, побывав в Англии, Южной Америке, в Русской Америке, на островах Тихого океана.
Журнал Ф.Ф. Матюшкина (хранится он в Санкт-Петербурге, в Пушкинском доме) в наши дни частично опубликован и рассмотрен в работах Ю.В. Давыдова и Л.А. Шура[79].
Своеобразное повествование в письмах создает в 50-х годах XIX столетия Воин Андреевич Римский-Корсаков. Тематически эти письма примыкают к очерковой книге И.А. Гончарова «Фрегат „Паллада“». Как известно, в Японию и к берегам русского Амура «Паллада» шла вместе с винтовой шхуной «Восток» — в книге Гончарова о ней встречается несколько упоминаний, тем более что самое последнее плавание в дальневосточных водах, от устья Амура до Аяна, Гончаров совершил на шхуне. Командиром этой шхуны был молодой морской офицер Воин Римский-Корсаков, старший брат великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова (тогда еще малолетний Ника, только-только определявший не без участия старшего брата-моряка свое жизненное призвание). По пути следования Воин Андреевич писал своим родителям и друзьям письма, выстраивая их в своего рода «повествование», цельную повесть-путешествие. Так что литературное имя состоялось.
Но, как случалось не раз в нашей истории, затем и дневники, и письма были надолго забыты. «У дневников В.А. Римского-Корсакова странная судьба, — пишет известный историк Б.П. Полевой. — Хотя Федор Воинович, сын мореплавателя, опубликовал основную их часть (от берегов Японии до плавания на Камчатку осенью 1854 года), они почему-то оказались забытыми»[80]. Уже в наше время появились публикации писем в журнале «Новый мир»[81].
И, наконец, о самом значительном издании Воина Римского-Корсакова. В 1980 году Хабаровское книжное издательство в серии «Дальневосточная историческая библиотека» выпустило книгу В.А. Римского-Корсакова «Балтика — Амур». Подзаголовок ее: «Повествование в письмах о плаваниях, приключениях и размышлениях командира шхуны „Восток“». В книгу вошли письма родителям, очерки и фрагменты из дневников Римского-Корсакова. Дан очерк о жизни мореплавателя[82], книга содержит обстоятельный научный аппарат[83]. Прекрасное это издание явилось подлинным открытием Воина Римского-Корсакова как замечательного документалиста и талантливого литератора-мариниста. Еще в 1922 году племянник Воина Андреевича, сын младшего брата — композитора, обратив внимание на письма своего дяди, писал: «Когда-нибудь письма его дождутся опубликования, я в этом не сомневаюсь, — так ценны они как памятник умственной и духовой жизни своего времени»[84]. И вот дождались.
Письма Римского-Корсакова ведут нас дорогами русских мореплавателей, запечатлевая наиболее значительные события русской дальневосточной истории середины XIX столетия. Временные масштабы — с 26 августа 1852 года, со дня прощания с Кронштадтом, до 22 сентября 1857 года — дня возвращения на Балтику. Это своеобразная панорама: картины встреч в Англии, Южной Америке, Китае, Японии, нравы, обычаи, экономика, культура. Особый интерес представляют письма, рисующие русский Дальний Восток в огне войны 1854 года. Собственно, письма здесь видоизменяются — автор становится летописцем, очеркистом, бытописателем. Читатель найдет в них немало интересных, ярких сведений о Муравьеве-Амурском, Путятине, Невельском, Завойко, Гончарове и др. Это микропортреты. Черты характера раскрываются во времени. Особенно психологичен характер Путятина, начальника экспедиции, отношение к которому очень неоднозначно. Автор подмечает в нем англоманство, недоверие к подчиненным, «развитое до отвращения».
В других письмах — характеристика Путятина как «человека души доброй, чувствительной». Автор улавливает и драматизм отношений Невельского с Муравьевым, и противоречие характера Завойко, словом, дает неоднозначное представление о каждом из них.
Письма открывают читателю многие грани облика русского мореплавателя, и не только грани общественно значимые, но и интимные, глубоко личные. Общественно значимые грани — это прежде всего страницы о плавании, о героях дальневосточной эпопеи, об их заботах, волнениях, человеческих качествах. А грани интимные, личные, которые обычно человек доверяет лишь своему дневнику, это рассказ о первой своей влюбленности. «Дело коротко и ясно, — пишет Воин Римский-Корсаков родителям, — я на 33-м году от роду имею несчастье быть в первый раз влюбленным. Это бы еще ничего, но в том-то и беда, что любовь моя пала на замужнюю женщину, да (к тому же) жену моего доброго приятеля, который радушно меня принимал, вовлек меня, сам того не подозревая, в частые свидания со своей барыней, а затем я, что ли, виноват, что К.И. Невельская так хороша собой, так грациозна, так любезна?!»[85].
«Романтические страницы», как называет сам автор это увлечение, приоткрывают в жизни моряка нечто важное, приводят к нравственному открытию: «Я понял через нее, что человеку ненатурально прожить весь век, не ощущая потребности в сердечной привязанности, что обречь себя на всю жизнь единственно к гражданскому быту есть идеал, безобразный и не свойственный нашей природе, и что собственное счастье человека заключается в семье, а не в обществе»[86]. Полемически выраженная мысль о ненатуральности жизни, ограниченной только «гражданским бытом», долгом, органичности сочетания «гражданского» с интимным, личным — очень важна для всей книги, целиком посвященной «гражданскому быту» мореплавателя. «Мысль семейная», говоря словами Л. Толстого, для этой книги стала естественной. И не только в этом одиночном суждении о роли семьи в жизни человека. Но в обращенности всех писем к отцу и матери — пожалуй, не найти другого примера в истории маринистики. «Сегодняшний день, милые мои папа и мама, есть один из самых решительных дней моей жизни», — так начинается первое письмо, в котором автор просит родительского благословения своего выбора. «Простите меня за то, что я так распорядился собою без вашего ведома. Но согласитесь, что, имея два дня сроку, нельзя долго колебаться. Обнимаю вас. Ваш любящий сын Воин». И кончается книга письмом, в котором Воин сообщает о своем новом назначении: «Все окончилось благополучно, корвет теперь уже в гавани, и, кажется, на днях уже я буду назначен командиром нового судна». Здесь же приложено письмо Ники, сообщающего о своей встрече со старшим братом: «Пришлось мне прежде вас обнять Воина, мои папа и мама». Ника как бы подхватывает традицию старшего брата и «отчитывается» перед родителями. Одной и самых примечательных особенностей писем Воина стала их органичность, искренность: ни слова фальши, наигранности, надуманности.
Многие страницы книги приобретают значение своеобразной семейной педагогики. В них отражены представления о чести и бесчестии, о назначении человека, о преодолении трудностей, о призвании и т. д. Особое значение приобретают многочисленные места писем, касающиеся младшего брата Ники. Это целая педагогическая система взглядов на предназначение человека, на его призвание, на подготовку к жизненным испытаниям. Педагогическое начало — еще одна серьезная грань этой своеобразной книги. «Брату Нике пришлю особое письмо», — пишет Воин Римский-Корсаков уже в начале плавания. В письмах родителям — и забота о младшем брате (деньги для учения и т. д.), и советы, как лучше сформировать его характер. Старший брат видел Нику в будущем морским офицером. «Всего же более интересует меня сообщаемое Вами о Нике. Ему уже 11 лет. В этом возрасте я уже перешел в Морской корпус…»[87]. И вновь: «Ему уже 12-й год, и, надеюсь, характер его достаточно сформировался для того, чтобы выдержать без вреда искус новичка в корпусе»[88]. Не избаловать, научить не только грамоте, но и чести, трудолюбию, умению служить делу, а не лицам, дать твердое нравственное основание — вот о чем пишет Воин Андреевич, нигде не становясь особенно назидательным. Хотя и не без этого. Вот, скажем, реакция старшего брата на слова родителей, что Ника ленится. Для Воина эгоизм и лень — смертный грех. «Я здесь имею на глазах очень печальный пример», — и Воин рассказывает о тринадцатилетнем сыне адмирала Лазарева Мише, который всем надоел своей ленью, невниманием и лживостью до того, что все от него отступились. Пример, конечно же, рассчитан на то, что письмо будет прочитано и двенадцатилетнему Нике. Со спартанской строгостью Воин советует родителям не баловать Нику, определять его в корпус. В этих советах проступают черты той дворянской чести, которая была одушевлена служением отечеству. И сам Римский-Корсаков в своих взаимоотношениях с начальством ориентировался на эти нравственные законы: «Приняв себе правилом служить службе, а не лицам, я не позволяю себе ничьей личностью увлекаться до того, чтобы ради того позволить себе какое-нибудь искательство»[89].
