— Поженитесь, никуда не денетесь! — расхохоталась она, — Он к таким, как ты, всегда был неравнодушен!

— А как у тебя дела? — поспешно перебил ее мой спутник, пожалуй, не слишком-то вежливо, — Замужем?

— Собираюсь. И опять за молодого. Вон там, видишь, у барной стойки блондин сигареты покупает. Кстати, дорогой, ты не мог бы ему сказать: пусть прихватит сухого мартини, только не бутылочного, а коктейль и каких-нибудь конфет с пралине. Нужно же нам отметить знакомство.

— Хорошо, — согласился Хитч и погрозил даме пальцем, — Только ты тут смотри, Ирку совсем не съешь! Она, знаешь ли, не виновата в том, что ты в своё время решила меня бросить.

И ушел. Я с любопытством посмотрела на Алину:

— А Вы и правда сами от него ушли?

— Давай уже «на ты», — поморщилась она, — А то я себя совсем старухой начинаю чувствовать… Да, сама. И ты от него уйдешь, когда постарше станешь. И всю жизнь будешь потом жалеть.

— Почему бы это? Он что, такой невыносимый человек?

— Не в этом дело… Вот тебе сейчас… — Алина прищурилась на меня и заключила не без некоторого злорадства, — … лет 30…

— Сорок, — абсолютно добродушно в свою очередь уточнила я. Чего злорадствовать-то — в сильной позиции?

Экс-супруга не то, чтобы смутилась, но слегка запнулась:

— Поздравляю… Но тем не менее… Настанет момент, когда ты поймешь, что тебе ведь и семьдесят будет, а он так и не постареет. Никогда. И, скорее всего, не бросит, но уже не из любви, а от жалости. А страшнее этого ничего нет. И вот тогда ты сама — сама! — придешь и скажешь: прости, милый. Наверное, наврешь, что полюбила другого. Как я.

С одной стороны мне стало ее мучительно жалко, но с другой… Очень уж я не люблю, когда самоутверждаются за чужой счет. За мой, в частности. Если тебе плохо, так прямо и скажи, а не рассуждай о том, что всем остальным ничуть не лучше! И я не сдержалась:

— Думаю, мне это не грозит.

— Это почему же? — притворно округлила глаза Алина.

Вместо объяснений я просто проделала тот самый номер, который рекомендовал мне Лао: в лисицу — и прямо в волка, минуя человека. И поймала себя на неком смутном ощущении, что вот еще чуть-чуть… Впрочем, для экспериментов здесь было не место.

— Впечатляет, — согласилась собеседница, когда я вернулась к человеческому облику. Кстати, наблюдала за моим трюком не только она. Из разных концов зала до меня долетели вежливые аплодисменты.

— Остается только пожелать тебе удачи, — продолжила она, — А правда, кстати, что драконы  сами могут выбирать для себя возраст?

Я вспомнила старика Лао и пожала плечами:

— Я пока еще не дракон… Как стану — сразу же расскажу.

Между тем, Хитч и будущий муж Алины вернулись к нашему диванчику.

— Ну, как? — вопросил мой спутник, плюхаясь рядом и бесцеремонно обнимая меня за плечи, — Без драки обошлось?

— Не обошлось, — театрально вздохнула Алина. — И меня разбили в пух и прах. Старею, должно быть…

В ответ на это замечание ее жених («Виктор» — представился он между делом) наклонился, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал. Был он действительно довольно молод — не старше тридцати — но на фоне вечно-юного Хитча казался едва ли не солидным, зрелым мужчиной.

Должна признать, что они мне понравились — оба, даже Алина с ее ревнивой язвительностью. Это был тот тип людей, с которыми моментально становишься на равную ногу, несмотря на все различия между вами, причем как-то естественно, без панибратства и уничижения.

Я потягивала мартини и думала о том, что если б и все остальные оборотни оказались такими же, то общаться с себе подобными было бы весьма и весьма приятно.

— Не расслабляйся, — почувствовала мое настроение Алина, — Вон видишь, к тебе визитер направляется.

И действительно, в нашем направлении целеустремленно пробирался сквозь толпу высокий огненно-рыжий парень с высокомерным выражением на лице.

— Это Альберт, — пояснил Виктор, брезгливо скривив уголок рта, — Сволочь редкостная. Постоянно к новичкам пристает. Сам из чистопородной семьи. У них за 30 поколений — ни одного человека. Идейный на этой почве, гад. Хотя сам из себя ничегошеньки не представляет: за свои 35 лет даже в лиса обращаться не научился, только в волка…

— А чистотой породы всегда начинают гордиться, когда больше гордиться нечем, — негромко заметила Алина.

Альберт добрался до нас и остановился, нагло уставившись мне прямо в лицо. Чувствовалось, что был он пьян, но не слишком, а ровно настолько, чтобы сняться с последних тормозов.

— Новенькая… — процедил он как бы про себя, но с явным расчетом на то, что все его услышат, — В первый раз здесь, а уже с человеком притащилась… И без того жидкую кровь разбавлять собралась…

Я при встрече с подобными субъектами всегда испытываю судорожное истерическое отвращение, как при виде таракана или богомола. Не страх, нет, просто физическую невозможность занимать один и тот же кусок пространства.

— Зато кое у кого кровь так загустела, что уже в мозг не поступает, — ответила я, — Мне кажется, Вас не приглашали присоединиться к нашей беседе. И мнением вашим тоже никто не интересовался.

Рыжий неприятно оскалился, словно волком для него было привычнее существовать, чем человеком.

— Я своё мнение высказываю где и когда хочу, — бросил он, — Я здесь хозяин, а не какой-нибудь человечишка, который каждый раз сюда приползает то с одной дурой — здравствуй, Алина! — то с другой — кстати, как тебя зовут?

Я видела, что Хитчу лишь величайшим усилием воли удается сдержаться — так плотно он стиснул челюсти…

— Дура, — резко отозвалась я, — Можешь так меня и называть. Быть умной по-твоему меня что-то никак не тянет!

Пожалуй, его бы хватило на то, чтобы ударить меня, но кое-какой инстинкт самосохранения у Альберта еще оставался — с соседних кресел уже начали привставать мужчины.

— Ладно, — протянул он, ухмыльнувшись, — Тогда вот тебе напоследок еще одна моя мудрость. Я за этим типом давно наблюдаю. Думаешь, ты для него жена? Ничего подобного. Ты для него средство передвижения. Сам-то он двери открывать не умеет. Но боится, что если перестанет по разным мирам шляться, быстренько постареет и умрет.

— Ты… — прорвало было Хитча, но я положила ему руку на плечо:

— Пусть идет. Ты же не думаешь, что я такая дура, чтобы в это поверить?

Как только незваный гость удалился от нас на достаточное расстояние, Виктор заметил:

— Сильно. Но зря. С такими лучше не связываться вообще. Он, гад, мстительный. Сколотил стаю из такого же безмозглого молодняка и чувствует себя хозяином жизни. Как бы они вас на выходе не подловили… Так что вы в конце вечера без нас не уходите. Проводим до гостиницы — мало ли что… Вы, кстати, где остановились?

— «Почтовая станция» называется, — ответил Хитч, — Но между прочим, вы это зря. Не такие уж мы беззащитные…

— Знаю-знаю, — усмехнулась Алина, — Только вот Ирине вряд ли понравится все праздники примочки на твои синяки ставить. Тем более, что мы недалеко живем — в «Уголке», через дорогу.

Конец вечера прошел приятно, но не слишком-то выразительно. Мы не спеша перемещались по залу, останавливаясь поболтать то с одними знакомыми Хитча, то с другими. Похоже, большинство присутствующих не только знали его, но и весьма неплохо относились. Откровенно говоря, мне несколько прискучило уже выслушивать бесконечные мемуарные отступления, типа: «А помнишь, в 1956-ом…», но я продолжала приветливо всем улыбаться и держалась рядом. С Альбертом мы больше не сталкивались, хотя несколько раз я чувствовала на себе его неприязненный взгляд из дальнего конца зала, где он разглагольствовал о чем-то, окруженный десятком мальчишек и несколькими совсем юными девушками с бледной кожей и черными, как у готов, губами.

Впрочем, довольно скоро я совершенно выкинула его из головы, особенно после того, как на меня напала с бесконечными расспросами смазливая девица баскетбольного роста по имени Римма. Разумеется, интересовала Римму отнюдь не моя скромная персона, а великий алхимик Лао, к которому она была явно неравнодушна. К ее глубокому разочарованию ни о каких подробностях его личной жизни я не ведала (а и знала бы — не сказала!), так что поклоннице моего учителя и начальника оставалось только повторять: