— И сколько же ему лет?

— А вот это самое интересное, — оживился алхимик, — Точно никто не знает, но не меньше ста пятидесяти — это точно.

— Сколько?! Вы ж говорили, что он не оборотень!

— Я же сказал уже — феномен! Он когда впервые прошел через дверь, перестал стареть. Совсем. Как бы заморозился в том возрасте. А ему и был-то 21 год. Так что пускай тебя его пацанячья внешность не обманывает: жизненного опыта у него раз в пять побольше твоего.

Еще один бессмертный, блин! Нет, придется срочно учиться в дракона перекидываться, а то в таком обществе даже помирать как-то неудобно…

— И как же, интересно, такое может быть?

— Знать бы… Я в своё время правую руку готов был отдать за то, чтобы его кровь на анализ получить.

— И что?

— Хорошо, что не отдал. Ничего в нем особенного обследование не выявляет. Во всяком случае, современными методами. Загадка. Он, кстати, еще и оборотней от обычных людей с первого взгляда отличать научился — то ли по запаху, то ли по ауре — не говорит. Я — и то так не умею.

— Меня же Вы определили как-то…

— Так я к тебе четверть часа присматривался, не меньше. Ты мне, кстати, напомни как-нибудь, я тебя тоже поучу, какие у оборотней характерные признаки есть.

— Так, может, прямо сейчас?

Старик глянул на часы.

— Прямо сейчас не получится — станция.

Ну, «станция» — это было сильно сказано. Поезд замедлил ход и остановился на каком-то откровенно захолустном полустанке, который ему вообще-то полагалось бы проскочить на всех парах. Подобные места всегда вызывали во мне изумление, смешанное с чем-то похожим на ужас: и как здесь люди живут?! Два дома, одно чахлое дерево и — степь до самого горизонта во все стороны. Это даже с жизнью первобытного племени не сравнишь — тех хоть много, есть с кем пообщаться. А тут — максимум пара семей. Без телевидения, без радио, за книгой черт-те сколько километров до ближайшего города ехать надо, да и нет у них, скорей всего, денег на такие излишества, как книги… Нет, я, конечно, в детстве  «Буранный полустанок» читала, но все равно как-то не верится мне, что при такой вот невозможности прямо или косвенно обменяться мыслями с другими людьми можно хоть какой-то разум в себе сохранить…

Долго здесь задерживаться поезд, естественно, не стал: скрипнули колеса и домики, дерево и коричневый от степного загара мальчишка, глазеющий на вагоны, медленно поплыли назад.

А дверь нашего купе неожиданно открылась, и с первого взгляда на шагнувшего к нам парня я поняла, что это-то и есть мой будущий (или уже настоящий?) напарник. Был он примерно моего роста (а я по утрам на метр 74 вытягиваю), худой, с длинными, выгоревшими на солнце до полной бесцветности волосами. Конечно, красавцем его вряд ли назвала бы даже родная мать, но что-то в его лице сразу же притягивало и вызывало симпатию, какая-то спокойная и доброжелательная открытость. Одет он был не по сезону легко: застиранные джинсы, джинсовая же, явно гораздо более новая, рубаха и черный замшевый жилетик, залоснившийся на швах. И полупустой мешок из точно такой же замши висел у него на плече.

— Здравствуйте, Лао. Всё, как договаривались, — заявил вошедший и уселся на полку рядом со мной.

— Здравствуй, Хитч, — улыбнулся ему старик, — Знакомься: это Ирина, которая очень не любит, когда я зову ее Сяо.

— Привет, — кивнула я и в свою очередь усмехнулась, — Только скажу по секрету: мне абсолютно безразлично, как он меня зовет…

Новоприбывший серьезно кивнул, распутал завязки своего мешка и выставил на стол банку кофе и большую черную кружку с нарисованными светлыми прожилками под мрамор.

— Кипяток здесь, надеюсь, найдется? — осведомился он.

— Не знаю, — откликнулась я, — Наверное. Кстати, можешь заодно и мне кофе налить.

Хитч подхватил обе наши кружки и вышел из купе, а Лао повернулся ко мне:

— Да, конечно, еще и твою личную жизнь устроить я не планировал, но…

— Какую еще личную жизнь?! — возмутилась я.

Но алхимику, похоже, сегодня понравилось меня дразнить:

— Ну разумеется, он тебе абсолютно не понравился!

— Отчего же? Понравился. Милый парень — похож сразу на кучу моих друзей юности…

- …на первую любовь…

— Мой первый любофф был похож на киноактера Петра Глебова — черный, кудрявый, скуластый и носатый, — ядовито возразила я, слегка содрогнувшись при этом воспоминании.

К счастью, появление Хитча прервало эту дурацкую перебранку. Я уткнулась в свой кофе и, пока они со стариком обсуждали какого-то общего знакомого, едва не напоровшегося по глупости на охотничью пулю, успела подумать, что да — понравился. Сразу. И лучше всего сразу же выкинуть это из головы. Потому что всё равно ничего из этого не выйдет.

Уже стемнело. Густая, почти черная синева залила степь, в которой не проблескивало ни единого огонька, только яркие отсветы вагонных окон бежали по насыпи — эдакая тень наоборот…

Старик говорил негромко, но четко, так что стук колес не заглушал, а скорее оттенял его голос:

— Страна эта сказочная совершенно, «1001 ночь», яркая, шумная и ленивая. Я там много лет появлялся в качестве посла из далекого государства, которого на самом деле не существует. Но поскольку местные жители к путешествиям не склонны (да и не на чем там путешествовать, кроме лошадей — двигатель внутреннего сгорания так и не придумали), то никто меня на этой лжи не поймал. Правитель — сулушах — меня хорошо знает, тем более, что я в качестве подарков постоянно ему вожу всякую шелупонь из нашего мира: электрические фонарики, карманные электронные игрушки, часы, бенгальский огонь (они там почему-то его тоже не изобрели), авторучки… Ну, а заодно — запас стержней и батареек. В этот раз вот думаю «Поляроид» ему подарить — пусть побалуется… Тебя, Хитч, я представлю, как своего сына и преемника.

— Значит, нам туда еще ездить и ездить, — задумчиво оценил мой напарник, — Вы так уверены, что за один раз нам не справиться?

Старик слегка пожал плечами:

— Лично мне и за полвека ничего добиться не удалось…

— Так что же это за задание такое? — не выдержала я.

— Дело в том, что главным сокровищем сулушаха считается так называемый Цветок Жизни. Невероятное растение! Один его съеденный лист излечивает практически любую болезнь. Ходят слухи, что после этого даже новые зубы вместо выпавших вырастают. Но этого я сам не видел. Кроме того, регулярный прием этого цветка и срок жизни невероятно увеличивает. Отец нынешнего сулушаха прожил 243 года, при том, что они там умирают раньше, чем у нас: лет в 40–50 обычно.

— Ого! — восхитился Хитч, — И что, действительно лечит любые заболевания?

— Исключений я не знаю. Видимо, Цветок Жизни активизирует и во много раз усиливает защитные силы самого организма. Впрочем, не знаю. Мне его пока что исследовать так и не удалось. У них там, кстати, существует ежегодная премия, которую публично присуждает сам сулушах за выдающиеся заслуги — один листок этого растения. Я однажды на эту церемонию попал. В том году наградили поэта — действительно гениальный лирик, нужно сказать, я его стихи читал. Так вот он уже практически умирал: туберкулез на последней стадии. А через 10 дней он уже сидел на рынке, читал новую поэму и курил местную дрянь, которой они там вместо табака травятся…

— Ну, дел-то, — фыркнула я, — осталось только попасть в лауреаты этой госпремии…

— И как ты намерена это сделать? — почти серьезно поинтересовался старик.

— Мне, как женщине, конечно, не светит… Пускай вон Хитч с собой мотороллер прихватит — глядишь, уговорим падишаха, или как его там, сменяться!

Хитчхайкер расхохотался, а старик нарочито развел руками:

— Увы… Премия-то публичная. Если ее за взятки или просто любимчику вручить, народ может и бунт поднять… Собственно сам Цветок Жизни считается настолько сакральным предметом, что о нем даже заговаривать с сулушахом нельзя, тем более — просить. А наказание за эти вещи там универсальное — смертная казнь.