Осуждать фильм «Пермская обитель» — значит выносить приговор экранизации литературного (произведения. Сам этот термин совершенно не пригоден. Фильм, даже в том случае, когда он охватывает тему во всей ее глубине и верно передает стиль произведения, может быть лишь иллюстрацией к роману. Он становится сам по себе произведением искусства только тогда, когда не пытается рабски подражать выразительным средствам литературного произведения, а передает ту же тему, пользуясь средствами выражения, присущими киноискусству. Можно было бы привести сотни примеров, когда фильм не вызывал таких споров только потому, что у автора адаптируемого произведения не было столь обидчивых, склонных к подозрительности приверженцев. Будем радоваться тому, что книга заключает в себе нечто незаменимое, что является ее сущностью и обеспечивает ей неувядаемую славу. Фильм становится при этих обстоятельствах чем-то вроде блестящей вариации на данный мотив. Недаром факты говорят о росте спроса на литературные произведения, перенесенные на экран. Что касается «Пармской обители», то этот фильм, кажется, сейчас демонстрируется в СССР на лекциях по литературе.
Кристиан-Жак снимал большую часть картины во дворцах Рима, используя в качестве декораций музейные экспонаты. Богатство постановки, тщательная продуманность композиции кадров и пополнение Жерара Филипа, Мари Казарес[228] и Репе Фор помогли создать выдающееся произведение.
Следующая работа «Человек — людям» возвращает Кристиана-Жака к фильмам биографическим. На этот раз речь идет об Анри Дюнане — основателе Красного Креста. Тот же актер Жан-Луи Барро исполнял новую роль, сохранив при этом в своей игре те же достоинства и те же недостатки. Тут и вера, и энтузиазм, и, пожалуй, подлинный романтизм, от которого, однако, порой становится неловко.
Кристиан-Жак взялся за трудное дело. Он должен был показать и характер своего героя и одновременно пробудить у зрителя чувство сострадания, подобное тому, которое испытывал персонаж. А ведь нет ничего труднее, чем взволновать зрителя, оперируя общими понятиями. Любовь двух существ драматически будет всегда захватывать его больше, чем трагедия народа. И тем не менее Кристиану-Жаку местами удавалось сделать волнующим этот фильм, который мог бы оказаться только сухим нравоучением.
Умело построенный рассказ ведет зрителя от человека к его делу, объясняя одно другим, связывая их в одно целое. Если первая часть и обладает некоторыми погрешностями, особенно в эпизоде путешествия после Сольферино, то вторая превосходна вся без изъятий.
Кто знал Анри Дюнана до этого? Теперь же благодаря фильму это имя всегда будут помнить миллионы люден. В этом основная цель биографического произведения, как литературного, так и кинематографического. Разве кинематографии отказано в праве быть популяризатором выдающихся деяний?
Менее удачен фильм «Сингоалла» — скандинавская легенда, которую Кристиан-Жак снимает в Швеции. Он начинается длинной немой сценой, довольно выразительной и сделанной в тоне, который было бы желательно сохранить и для действия. Но на фоне высокого технического мастерства, присущего режиссеру, отчетливо сказываются слабости темы и разработки сюжетных линий, банальность диалога.
Упомянем фильм «Потерянные сувениры», состоящий из нескольких новелл, дивертисмент, окрашенный юмором различных оттенков и блестяще разыгранный актерами; фильм сделан в жанре, к которому Кристиан-Жак вернется два года спустя в «Восхитительных созданиях». Тем не менее на одной новелле, насыщенной драматическим содержанием, где главные роли исполняли Жерар Филип и Даниэль Делорм, стоит задержаться. Эта драма, сделанная почти в духе гиньоля[229], является тем не менее единственной частью фильма, в которой ощущается человечность. Не пренебрегая характерными для этого жанра эффектами, резким освещением и фантастическими декорациями, Кристиан-Жак сумел создать блестящее произведение благодаря своей манере ведения рассказа, которая позволяла ему как бы суммировать чувства и поступки действующих лиц. Эта ужасная история рассказывается в ритме то прерывистом, то неожиданно обретающем спокойствие, и тем самым передается ощущение жизни персонажей. Красота образов и планов, а также безыскусственность диалога еще больше усиливают впечатление от безупречной игры актеров.
Начиная с фильма «Беглецы из Сент-Ажиля», Кристиан-Жак отказывается от поэтического реализма, которого в то время придерживалась французская школа кинематографии, и стремится к большому разнообразию выразительных средств, что всегда подкупает зрителя, хотя порой вызывает у него раздражение. Кристиан-Жак в совершенстве овладел техникой киноискусства. Он это знает, пользуется своим умением, увеличивает подвижность кинокамеры и смело решает проблему освещения. Для его произведении характерен живой ритм, почерк режиссера отличается гибкостью. В нем ощущается порыв, сила, блеск. Но эти качества, способствующие достижению выразительности, и особенно стремление работать над сюжетами самого различного характера иногда приводят режиссера к ошибочной оценке избираемых им сюжетов.
После своих удачных фильмов Кристиан-Жак все же продолжает работать со сценаристом или адаптатором. С момента, когда готов постановочный сценарии, никто не представляет себе яснее, чем он, как будет выглядеть фильм кадр за кадром. Рассказывая сюжет, он жестикулирует, показывает руками, как будет передвигаться камера, делает набросок воображаемой панорамной съемки. Режиссер уже сам превратился в камеру, через нее он видит свой фильм, для нее пишет режиссерский сценарий. Можно ли ставить ему это в упрек?
Режиссеров, отдающихся своей работе с подобной убежденностью, не много. Едва пришла ему в голову мысль о фильме, как его уже охватывает творческий энтузиазм. Эта убежденность, этот оптимизм привлекают к нему симпатии людей.
На съемочной площадке он работает с огромным увлечением, контролирует съемку каждого кадра, от его взгляда ничто не ускользает — ни декорации, ни костюмы актеров; он сам расставляет аксессуары, а когда наступает момент съемок, опустившись на корточки перед камерон или же обозревая снимаемую сцену сверху, сжав зубы или грызя ногти, если момент напряженный, мимикой лица выражает свое одобрение или неудовольствие и сам вживается в роли актеров, которыми руководит.
Кристиан-Жак обожает движение, скачки, сражения. Надо видеть, как энергично он жестикулирует, приходя в восторг от взрывов хлопушек и порохового запаха, командуя своими войсками с пылом корпусного генерала. Чем больше трудностей в постановке, том сильнее его воодушевление.
«Труд режиссера тяжел, неблагодарен, но так увлекателен», — писал Кристиан-Жак.
О режиссере Кристиан-Жак говорит: «Это «человек-оркестр», который, играя на всех инструментах, должен избегать какофонии... И если бы люди знали, в каких условиях иногда приходится режиссеру работать, они относились бы к нему снисходительнее».
Каждая деталь, каждый элемент, из которых складывается его фильм, в равной мере приковывает к себе внимание Кристиана-Жака.
В прошлом декоратор, музыкант-любитель, он уделяет особое внимание внешней стороне снимаемого фильма. Он не из тех, кто использует кино для широковещательных заявлений или претендует на изучение проблем. Даже в его самых удачных фильмах поэзия и другие достоинства остаются внешними. Отсюда тщательность в композиции кадров. Оли для него и есть фильм.
Однако этому режиссеру нельзя отказать в даре изобретательности, который мог бы стать своего рода стилем, если бы проявлялся более постоянно, а не от случая к случаю. «Война в кружевах» в фильме «Фанфан-Тюльпан», блестящее начало фильма «Восхитительные создания», греческая «хроника», из «Лизистраты» — это нечто большее, чем юмористические «находки»; они говорят о том, что режиссер обладает врожденным юмором.
Несмотря на то, что Кристиану-Жаку уже за пятьдесят, он удивительно молод. Его оптимизм вызывает симпатию. Он сердечен, прост, верен друзьям и своему творческому коллективу. Его ассистент Раймон Виллетт и скрипт-герл[230] Симона Бурдариа работают с ним вот уже двадцать лет. Редко случается, чтобы его работа над тем или иным фильмом протекала без участия оператора Кристиана Матра и декоратора Робера Жиса.