Прежде чем австриец успел сообразить, какую гадость сказать в ответ, Конрад привстал на постели и обнял его. Вошёл Феррара. Дингер стоял спиной к двери и не видел изумления, отразившегося на лице ювелира. Зато младший Норденфельд позлорадствовал.

— Мы помирились, — весело сообщил он. — Дингер будет мне служить.

Под угрозой гибели австриец превратился в образцового слугу. Феррара не узнавал своего ленивого и дерзкого наёмника. Весь день Дингер не отходил от Конрада, угождал ему, навёл в каюте такую чистоту, какой там ещё не бывало.

Утром показался берег. Вскоре "Вереск" вошёл в небольшую тихую бухту и стал на якорь под прикрытием скалистого мыса, далеко выдающегося в море. Качка почти прекратилась. Конрад смог немного поесть. Дингер охотно присоединился к нему. Феррара запретил им выходить на палубу: с берега кого-то ожидали. От слабости Конрада клонило в сон, но слуга не дал ему подремать, решив наконец-то выговорить младшему хозяину за свою разбитую голову. Рана давно затянулась, но обида всё ещё терзала старика. Конрад сладко зевнул. Он нисколько не жалел о том, что ему под руку вовремя попался подсвечник. Слушая Дингера, он думал о собственных злоключениях, пережитых за время плавания. Многое казалось ему забавным, и он рассмеялся. Дингер обиделся не на шутку.

— Вы жестокий человек, ваша светлость. Таким же был и ваш отец, барон Герхард. Хоть вы легкомысленно отказались от него, всё же в ваших жилах течёт его кровь.

Конрад не стал возражать. Теперь уже не имело значения, чья кровь текла в его жилах. На судне Феррара выдавал его за своего сына, и Альфред Хооге делал вид, что верит в их родство.

Флотилия шла в Смирну. Об этом городе Конрад слышал ещё в Моравии, но и подумать не мог, что когда-нибудь увидит его. Он с нетерпением ждал высадки на берег. Бухта, где стояла шнява, была пуста. Окружающие её скалы и холмы казались безжизненными. Ни города, ни гавани. Никаких признаков человеческого присутствия не ощущалось в этой дикой местности. Глядя на ровные ряды бегущих к берегу волн, Конрад вспомнил, что уже несколько дней не замечал парусов флотилии. Он сказал об этом Дингеру. Слуга взглянул на него с недоумением.

— Сколько же вы не выходили из каюты? От флотилии мы отстали сразу за Гибралтаром, и пошли своим курсом. До Смирны отсюда далеко, а вот до Алжира, думаю, близко. Что вы на меня так смотрите, будто я вам открыл, Бог ведает, какую тайну? Да все говорят, что у вашего нового друга мингера Хооге дела с магрибскими корсарами!

Конрад недоверчиво улыбнулся, но, представив Альфреда Хооге, удержался от скептических замечаний.

— А что говорят о нас с Феррарой? Верят в то, что он мой отец?

— Да уж, трудно не поверить! Вы живёте как принц, бездельничаете. Теперь ещё и слугу себе потребовали. О вас судачат больше, чем о Хооге. Гадают, кто ваша матушка. Меня спрашивали, но я сказал, что не знаю.

Конраду стало неприятно. Он не подозревал, что команда шнявы так интересуется им.

— Почему ты не предупредил Феррару? Он бы живо заткнул рты этим болтунам.

— Зачем, ваша светлость? Вы думаете, в Норденфельде было иначе? Да вся дворня на досуге только тем и занималась, что сплетничала о вашей семье, родственниках и предках. Люди везде люди.

— Я буду их убивать, — с яростью проговорил Конрад. — Всех, кто следит за мной и лезет в мои дела!

Дингер серьёзно взглянул на него.

— Всех не перебьёте, да и стоит ли? Пусть себе живут. Вам-то опасаться нечего. Феррара не даст вас в обиду.

К вечеру на палубе началась суета: топали, шумели, что-то двигали. Конрад и Дингер сидели молча, прислушиваясь. Вскоре к борту шнявы подошла лодка. Несколько человек поднялось на "Вереск".

— Гости прибыли, — шёпотом произнёс Дингер.

— Да, магрибские корсары с дарами для Альфреда Хооге, — съязвил Конрад. Ему хотелось стать невидимкой или превратиться в любую ползающую тварь и забиться в самую глубокую тёмную щель. Он отстранился от слуги, чтобы тот не услышал, как бешено стучит его сердце. Что-то нехорошее происходило с ними или должно было произойти. Такой же неодолимый страх томил Конрада ночью в швейцарской деревушке, доживавшей свои последние часы.

Разговор на палубе длился недолго. Вскоре Феррара вернулся в свою каюту и приказал Конраду и Дингеру собираться. Он решил взять их с собой на берег.

— Мы кое с кем повидаемся, — равнодушным тоном сказал ювелир, — и, если всё пройдёт благополучно, на рассвете выйдем в море.

С берега дул ровный сильный ветер. Он словно выгладил воду бухты: волнение утихло. На палубе толпился почти весь экипаж шнявы: грузили какие-то ящики в две шлюпки "Вереска" и подошедшую лодку. Конрад увидел "гостей". Почудилось ему или это действительно были европейцы? Их одежда мало отличалась от той, которую носили матросы на шняве, и лишь на одном был зелёный кафтан, вышитый крупными узорами и подпоясанный белым кушаком, шёлковые шаровары, остроносые туфли и белый тюрбан.

Альфред Хооге стоял в одной из шлюпок, распоряжаясь погрузкой. Заметив рядом с Феррарой Конрада, он удивился:

— Вы берёте мальчика с собой?

Ювелир лукаво улыбнулся своему воспитаннику:

— Мы с сыном не любим расставаться, верно, дитя?

Конрад ответил рассеянной улыбкой. Суета, шум, свежий ветер, близость чужого берега, чужие люди, переговаривающиеся на незнакомом языке, — всё это подавляло его. Он будто спал с открытыми глазами и видел тяжёлый тревожный сон.

— Полюбуйтесь на приятелей Хооге, — тихо сказал за его спиной Дингер. — По-моему, среди них нет ни берберов, ни мавров. Даже у того, который в тюрбане, брови рыжие и лицо в веснушках.

В быстро сгущающихся сумерках было трудно рассмотреть веснушки на физиономии обладателя экзотического костюма, но Конрад поверил слуге на слово.

Погрузка завершилась. Все, кто сопровождал неизвестный товар на берег, разместились в обеих шлюпках и лодке. Феррара приказал отчаливать. К тому времени совсем стемнело. Над холмами поднялась большая яркая луна. В чёрных волнах замерцало золото. Конрад прильнул к Дингеру, глядя на переливающуюся лунную дорожку. Он не мог понять, для чего Феррара взял их с собой, и беспокоился за жизнь слуги. В действительности ювелир рассчитывал на то, что Велиар не позволит своему любимцу оказаться в плену, а значит, защитит и его спутников.

Берег встретил их тихим ворчанием прибоя, шелестом травы и настороженным безмолвием холмов. Высадились и начали выгружать ящики. Конрад выпрыгнул из шлюпки на берег и с испуганным возгласом опустился на песок: ему показалось, что земля качается. Феррара протянул ему руку и помог встать.

— Вы отвыкли от берега, ваша светлость.

— Нас встречают, — негромко произнёс Хооге.

Молчаливые скалы ожили. На берегу появились люди, запылали факелы, зашуршал песок под ногами. К шлюпкам направлялся отряд человек в тридцать. Конрад заворожено смотрел на смуглых бородатых мужчин в невообразимо странных пёстрых одеждах, похожих на карнавальные костюмы. Впереди шёл высокий худой старик, облачённый в белые шаровары и полосатый халат. На голове у него красовалась большая чалма. Длинная седая борода покрывала грудь, касаясь шёлкового шарфа, которым он был подпоясан. Казалось, что старик безоружен, как небесный посланник, но когда он приблизился, стало видно, что за пояс у него заткнут кинжал в серебряных ножнах.