Грустно покачав головой, Лендерт вернулся в постель…

…На берегу лесного ручья наследник Норденфельда беседовал с женщиной, похожей на ангела. Она была восхитительна. Её тело светилось сквозь лёгкую, полупрозрачную одежду. Мир вокруг сиял золотисто-оранжевыми переливами то ли заходящего солнца, то ли далёкого пламени.

— Уходи, — сказала мать, — тебе нельзя находиться здесь долго.

— Ты сможешь выполнить мою просьбу? — спросил Конрад, обнимая её. — Спаси моего Дингера.

— Зачем? Он заслужил свою участь. Жизнь его была отнюдь не праведной.

— Я не хочу, чтобы он погиб из-за меня. Герхард казнит его.

— И будет прав. Фрица убил не ты… Не спорь! Ты ранил его, а Дингер добил.

— Я не видел этого.

— Дингер обманул тебя.

— И пусть. Я не сержусь на него. Если бы не он, я бы, наверное, умер с голоду.

— Нет, конечно. Поверь, он не заслуживает благодарности.

Конрад опустился на колени.

— Прошу тебя, спаси его!

Развенчанный бог недовольно поморщился.

— Встань, сын мой. Я верну его тебе.

Весь следующий день Конрад и Лендерт провели вдвоём. Их уединение ненадолго нарушил врач, явившийся проведать своего пациента.

Дингер возвратился вечером. Барон помиловал его, продержав почти сутки взаперти, в подземелье замка.

Циничный ум Дингера с трудом принимал происходящее. Случилось чудо, но бывший солдат не привык доверять чудесам. Он думал, что для него всё кончено. Лёжа в темноте на полу сырого, пропитанного омерзительными запахами карцера, он задыхался от ненависти к Норденфельдам. Бессильная злоба переполняла его. Он не боялся ни пыток, ни смерти, но невозможность отомстить господам — и отцу, и сыну, была для него настоящим мучением.

Прошло много времени, а судьба его оставалась неизвестной. Никто не приходил за ним, никто не приносил ему ни еды, ни питья. Крепкий замок на тяжёлой, окованной железом двери был его единственным, абсолютно надёжным сторожем. Наконец, когда Дингер уже начал подозревать, что обречён на голодную смерть, сам мажордом в сопровождении двоих слуг явился, чтобы отвести его к барону.

За высокими окнами замка синели сумерки. Герхард сидел в своей комнате. Презрительно оглядев Дингера, он приказал ему немедленно возвращаться к наследнику. Солдат не пытался угадать причину перемены настроения барона. Он чувствовал, что Герхард что-то замыслил.

Так и было. Ночь подарила владельцу замка надежду на счастье. Ему приснился большой праздник. Герхард сидел во главе стола с молодой невестой — дочерью одного из моравских дворян. Альжбета, так звали девушку, была просто прелесть: изящная фигурка, тёмные локоны, нежные щёчки. Герхард не мог налюбоваться на свою возлюбленную.

Он пробудился в беззаботном настроении, совершенно позабыв о Конраде, словно того не было на свете. Впрочем, жизнь сына Августы Венцеславы действительно перестала что-либо значить для барона Норденфельда, окрылённого мечтой о новом браке. Герхард верил в свой сон, как в доброе предзнаменование. Альжбета была на двадцать лет моложе него, но барон не сомневался, что со стороны её родителей отказа не последует. К сожалению, Августа Венцеслава оказалась недолговечной. Альжбета, разумеется, далеко не так благородна, умна и красива, но её дети, возможно, будут сильными и здоровыми…

Дингер не ожидал увидеть Лендерта в покоях наследника и пришёл в ещё большее изумление от того, как был встречен обоими — юным господином и его новым слугой. Они так искренно радовались его возвращению, что австриец почувствовал раскаяние. Он не думал, что Конрад обеспокоен его судьбой.

— Если моя жизнь дорога вашей светлости, — сказал Дингер, заметив, что стол в комнате накрыт к ужину, — осмелюсь попросить вас о небольшом одолжении: я зверски голоден.

— Ну, так иди сюда! — Конрад схватил его за руку и усадил за стол. — Ешь всё, что хочешь.

Дингер не заставил уговаривать себя.

— Не каждому человеку выпадает удача сидеть за одним столом со своим ангелом-хранителем, — пошутил он, принимаясь за жаркое.

Конрад не улыбнулся.

— Не смейся, я действительно твой ангел-хранитель. Я просил за тебя… сам знаешь, кого. Она больше не сердится, хотя ты обманул меня.

Дингер едва не поперхнулся. Сделав несколько судорожных глотков, он кое-как протолкнул в желудок не прожёванный до конца кусок мяса.

Конрад кивнул Лендерту:

— Налей ему вина.

Голландец охотно повиновался, не забыв отхлебнуть из горлышка бутыли.

Дингер был суеверен, но не богобоязнен и редко задумывался о том, что находилось по другую сторону видимого мира. Живя одним днём и мало заботясь о будущем, тем более, о посмертном, которое вообще представлял себе очень смутно, он не рассчитывал стать фаворитом дьявольского создания.

За первой бутылкой невесть откуда появилась вторая. Лендерт охотно составил компанию австрийцу. Конрад наблюдал за ними, сидя по-турецки на кровати среди белоснежных подушек.

Захмелев, Дингер попытался уснуть за столом, но голландец решительно сгрёб его в охапку, перетащил в комнату Микулаша и уложил в постель.

— На койке спал Фриц, а Дингер — на полу, — сказал Конрад, заглянув в приоткрытую дверь. — По-моему, тебе не стоило уступать ему своё место.

— Я беру пример с вас, ваша светлость, — улыбнулся Лендерт, — вы отдали Дингеру свой ужин, я — постель. Разве это не справедливо?

— Нет. Я не могу есть много, а тебе нельзя спать на полу — у тебя болит спина.

— Моя спина привыкла и к более простому ложу. Не беспокойтесь обо мне, ваша светлость.

— О ком же мне ещё беспокоиться? Ты единственный, кто у меня остался. Даже Лизи, и ту отняли.

— А Дингер? Ведь вы, ваша светлость, ждали его и рады его возвращению.

Мрачное выражение на лице "светлости" недвусмысленно сообщило Лендерту, что он ошибается.

— Ты ничего не знаешь. Дингер ненавидит меня так же, как моего отца. Для него мы оба — проклятые Норденфельды, которых он с удовольствием придушил бы, если бы мог.

Лендерт был удивлён. Он считал Конрада наивным, искренним и доверчивым, но дети растут…

— У меня гадкое настроение, — пожаловался наследник Норденфельда. — Хочется плакать, но вы с Дингером меня не поймёте. Вы ведь, как и все, думаете, что я просто капризный и злой.

Лендерт достал из кармана и протянул ему сверкающую золотом пластину на длинной цепочке.