Одна ашхабадская жительница, ветеран труда, пережившая землетрясение, с горечью делилась:

— Просыпаемся мы с мужем каждое утро и почти в один голос: “Слава Аллаху, не продали нас еще туркам. Может не снесут наш дом сегодня?..” Поломали же бесцеремонно наш капитальный гараж, обошедшийся нам в добрые времена в три тысячи с лишним рублей. Красивый забор порушили, курятник, мастерскую мужа, распахали приусадебный участок с фруктовыми деревьями и огородом. Никто у нас на то согласия не спрашивал, и ущерба нам возмещать не думают. Попал муж на прием в хякимлик по поводу возмещения, а там над ним посмеялись. “Всем компенсировать — государство в трубу вылетит”, — ответили ему. Беззаконие и произвол, да и только. Гляди, не спросят, из дома выселят, как с тысячами ашхабадцев поступили.

— К властям, в суд обращались многие и получали от ворот поворот, — в разговор вступил ее муж, удивленный моей наивностью.— У них разговор короткий: “Такова воля президента”, и вопрос исчерпан. А кто его решение отменит? Чего доброго, еще в бузотерстве обвинят, за решетку упекут. Все делается с его ведома.

— Еще дом назло снесут, — добавила жена. — Живем, как на вокзале. А ведь президент должен быть гарантом Конституции, законности, а он — главный нарушитель.

Ее муж, до недавнего времени работавший в Иране, рассказал о случае, происшедшем в Мешхеде с хозяином мелочной лавки, подлежащей сносу. Власти города официально обратились к владельцу разрешить перенести торговую точку, занимавшую небольшую площадь, на другое место, предлагая уплатить за ущерб несколько десятков тысяч долларов. Хозяин не соглашался до тех пор, пока не выплатили требуемую им сумму. Лишь после этого торговец освободил помещение, ему помогли перевезти все товары, выделили бесплатно транспорт, рабочую силу.

— Это в Иране, — продолжал он, — о котором нам всегда твердили, что там царит произвол, нет демократии, ущемляются права человека... А у нас приходит представитель власти и командует: “Немедленно освободить!” Ни транспорта, ни рабочей силы тебе в помощь. Я уж о возмещении материального ущерба и не заикаюсь.

Судя по размаху разрушения жилого фонда, Ашхабад видится властям, прежде всего, как административный, политический, торговый и туристический центр с министерствами и ведомствами, офисами и супермаркетами, отелями и музеями, стадионами и ресторанами, дискотеками, казино и другими увеселительными заведениями, способными привлечь туристов, любителей экзотики, особенно из богатых европейских и азиатских стран. При наплыве в туркменскую столицу “денежных мешков” жилье “гарамаяков”, их убогость, беднота будут контрастировать с великолепием новостроек и образом жизни “новых туркмен”. Чтобы “чернь” не мозолила глаза, не смущала приезжих богачей, власти выселили из города не только душевнобольных, заключенных, подследственных, наркоманов, алкоголиков, но и жителей победней, чей вид и образ мыслей могут смутить иностранцев или дать пищу для раздумий представителям международных правозащитных организаций.

Шила-то в мешке не утаишь. Диктатор, отдавая приоритет административному строительству, выносит безжалостный приговор домашним очагам своих подданных. На заседании Кабинета министров обсуждают какие угодно вопросы — о строительстве дворцов, отелей, фонтанов, о разработке новых законодательных актов, фактах продажи туркменских паспортов и т.д., но очень редко о сооружении нового жилья, особенно для малоимущих и многодетных семей, которыми и ныне рекордно отличается Туркменистан. Невооруженным глазом видно, что политика нынешних властей не что иное, как закамуфлированный геноцид собственного народа.

Неужто все так плохо в королевстве туркменском? Отнюдь. В первые годы своего правления Ниязов взял за правило в зарубежные вояжи отправляться чуть ли не всем правительством. Так он ездил в США, Саудовскую Аравию, Турцию...

Как-то, находясь в Мекке или Анкаре, “вождь” после очередного ночного возлияния, чего настоятельно не советовал делать в мусульманской стране тогдашний министр иностранных дел Абды Кулиев, проснувшись поутру, с расстроенным видом поведал соратникам о своем сне. Приснилось, будто оставшийся в Туркменистане один из его заместителей по Кабинету министров, заломив ему, президенту, руки за спину, ведет в зиндан.

— Наверное, этот осел, — заключил “баши”, — поднял в стране путч, захватил власть, сел на мое место...

— Пустой это сон, мой сердар, — поспешил успокоить его Оразгельды Айдогдыев, угодливо заглядывая хозяину в глаза. — Сны не сбываются, не верьте...

— Вот, дурак! — нервно засмеялся президент и грязно выматерился. — Как можно снам не верить?

Президент, не завершив программу пребывания в стране, заторопился с отъездом.

Одно время в Ашхабаде воцарилось спокойствие: перестали сносить жилые дома, вырубать деревья... На радость горожанам президент будто приказал на пять лет законсервировать разрушительные работы. Прошел слух: “царственному” сыну приснилась мать, и будто она его укоряла: “Ты хоть и падишах страны, но зачем рушишь жилье людское? Это же слезы, страдания! Не бери, сынок, грех на душу!”

Видно, устыдившись упреков матери, думали люди, президент взялся за устройство личных дел. Из-за границы приехал сын Мурат, занявшийся отцовским автопарком, где скопилось свыше двухсот подарочных иномарок. Надо же их распродать, пока не заржавели, не вышли из строя. А сам “вождь” занялся строительством, о котором мечтал с давних пор...

Не давала ему покоя история, связанная с Ниссой, некогда столицей древней Парфии, развалины коей и по сей день простираются у подножья Копетдага, где, по преданию, по взгорьям и холмам, проходила тропа Александра Македонского. Ее история известна каждому туристу. Но не каждый мог дойти до мысли, чтобы собезъяничать и создать “свою” тропу, проложив ее по тем же самым местам, где некогда совершал прогулки Искандер Двурогий, хотя за минувшие тысячелетия сменился сонм царей и консулов, падишахов и султанов. Туркменский “вождь”, завидуя славе великого полководца, приказал построить “тропу Туркмен “баши””.

И вот у горных гряд взревели моторы тяжелой техники: бульдозеров, грейдеров, дорожных катков. На помощь ашхабадским строительным предприятиям прибыли автотранспортные средства из Мары и далекого Лебапа, что на берегах Амударьи. Двадцати пяти министерствам и ведомствам — каждому по километру — поручено сооружение “Дороги сердара”.

Сегодня пешеходная ступенчатая дорога взвилась по грядам, протянувшись на двадцать пять километров. Пятиметровая по ширине, она выложена бетоном на арматурной сетке, ограничена бордюрами, которые венчают перила. Есть тут и мраморные куполообразные беседки со смотровыми площадками, освещенные ночью электрическим светом. Здесь предусмотрено все: от монументальной въездной арки до стоянок автомобилей у подножья горы. На сооружении президентской прихоти был освоен новый скоростной метод строительства — все материалы, начиная от импортного бетона и мрамора, кончая стальной арматурой и водой, доставлялись туда вертолетами, ибо машинам на взгорья не взобраться.

Будь великий македонец жив, он, пожалуй, позавидовал бы изобретательности своего “преемника”.

Побеленной и выкрашенной, словно вылизанной предстала дорога 2 января 2000 года для участников церемонии открытия ее первых километров, у живописного подножья горы Гиндувар. Там, на устеленной дорогими туркменскими коврами площадке, во главе с “баши”, выряженном в спортивный костюм, собрались руководители министерств и ведомств, представители общественности и даже старейшины страны. Президент, перерезав ленту, поприветствовал собравшихся, обратился с призывом совершить восхождение на гору и затем — марш-бросок к древнему городищу Нисса, куда ведет теперь “Дорога сердара”.

Ниязовский марафон напомнил моему престарелому дяде давний заплыв “великого кормчего”, на склоне лет одолевшего вплавь Янцзы или Хуанхэ.